Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга первая
— Мадам, бывший пират приветствует вас. Еще одно слово. Корсар Барракуда — в сущности, занятный тип, хоть и разбойник! — бывало, любил повторять: «О женщинах нужно судить по заднице, ведь именно к этому месту мужик, нормальный мужик, прикладывает руку, когда объезжает кобылу!» Мне очень жаль, мадам, что генерал выбрал себе такую женщину, как вы!..
Задевая своей длинной шпагой за мебель, плинтусы и дверь, он выскочил во двор и принялся созывать всех рабов, чтобы ему поскорее подали лошадь!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Лефор начинает вызывать о себе много толков
Мари подошла к окну, чтобы удостовериться, что этот тип действительно убрался.
Она увидела Кенка, который передал ему поводья его лошади, кавалер попытался вскочить на нее верхом, однако седло под ним вдруг повернулось, должно быть, кто-то, может, даже и сам Кенка, желая подшутить, ослабил в конюшне подпруги…
Тут до ушей молодой женщины донесся залп самой отборной брани, какую ей только доводилось слышать за всю ее жизнь.
Наконец Ив, пригрозив всем рабам возмездием, которое только он один ясно себе представлял, умудрился-таки взгромоздиться на свою лошаденку и, все еще пылая от ярости, поскакал прочь…
Когда Мари обернулась, она увидела перед собой Жюли, которую встревожили доносившиеся из прихожей громкие голоса.
— Ах, мадам! А меня уж было страх взял… — пролепетала она.
Мари, несколько успокоенная курьезным отъездом Ива, испытывала теперь желание скорее смеяться, чем сердиться.
— Отныне ноги его больше не будет в этом доме! — сообщила она. — Сроду не видела такого грубого мужлана! Теперь я понимаю, бедняжка моя Жюли, почему он так тебя перепугал! У него только и речи — всажу клинок, застрелю из пистолета — если не про пиратов, то про разбойников, и все это в таких непотребных выражениях, от каких покраснел бы до корней волос даже любой парижский грабитель!
— Ах, мадам! — с оттенком упрека воскликнула Жюли. — И это вы про мужчину, который говорит так красиво и у которого так много мыслей в голове!
Мари даже оторопела от неожиданности:
— Что? Что ты такое сказала?
На сей раз Жюли взяла извиняющийся тон, однако и не думала сдаваться:
— Я только сказала, мадам, что это мужчина, который знает жизнь, и знает ее не понаслышке!
— Конечно, в том, что касается ремесла головореза!..
— Ах, вовсе нет, мадам! Вот мне он говорил такие вещи, которых я даже и повторить не могу, но так остроумно, в таких изящных выражениях!
— Все, хватит, замолчи! — воскликнула Мари, вконец потеряв терпение. — И никогда больше не говори мне об этом человеке! Я намерена послать записку господину де Лапьерьеру, чтобы он уволил его со службы.
— Уволил со службы?
— Да, уволил. Я полагаю, что гарнизон Сен-Пьера уже и без того достаточно развращен и им вовсе не нужен еще один прискорбный пример для подражания!
Воспользовавшись тем, что госпожа повернулась к ней спиной, Жюли посмотрела в ее сторону и с недоумением пожала плечами. Она никак не могла взять в толк, как это такая женщина, как Мари, такая красавица и умница, такая тонкая и чувствительная дама, совершенно нечувствительна к стати и достоинствам Лефора. Служанке он представлялся настоящим героем, самым бравым из бравых. Ведь ясно, ничто на свете не может его испугать, и он так уверен в себе, что в любой момент, по любому поводу готов пустить в ход свою шпагу!
— Эту записку к господину Лапьерьеру ты доставишь нынче же вечером, — обратилась к ней Мари. — Поедешь верхом, а Кенка будет тебя сопровождать на случай, если тебе придется возвращаться поздно ночью… Передай ее прямо в собственные руки лейтенанта-губернатора, и пусть уж он сам разбирается, есть ли хоть капля истины в россказнях этого наглеца…
Она вернулась к себе в покои, вдруг снова встревожившись, упрекая себя за то, что ей не хватило терпения потребовать у Лефора более подробных разъяснений… Впрочем, все эти промахи Лапьерьер без труда наверстает.
Скача верхом в сторону Сен-Пьера, Ив Лефор всю дорогу, не переставая ни на минуту, на чем свет стоит ругался. Обращаясь к своей лошади, он, будто человеческому собеседнику, пересказывал ей все, что произошло с ним в доме Мари. Он цитировал ей свои собственные реплики, добавляя к ним все новые и новые, дабы приукрасить свою собственную роль.
Однако, когда он добрался до форта, свежий послеполуденный воздух и исповедь несколько его успокоили. Он широким жестом приветствовал стражников, которые, узнав его, пропустили без всякого промедления.
Не спеша пересек двор, высоко вздернув голову, с вызовом, будто где-то рядом находился свидетель его недавней встречи с Мари.
— Эй! Лефор, ты ли это?! — раздался зычный голос, который заставил его вздрогнуть от неожиданности.
Ив повернулся и увидел перед собою капитана Байарделя. Для Лефора Байардель был добрым товарищем. Они не всегда соглашались во мнениях, однако, как это часто случается с людьми сходного нрава, им бывало трудно обойтись друг без друга. Они сгорали от тоски, когда не виделись подолгу, выставляя напоказ одни и те же жесты, проявляя одни и те же пристрастия и пользуясь одними и теми же выражениями, стараясь пустить пыль в глаза одним и тем же зрителям. Но стоило им более часа провести вместе, как они уже хватались за шпаги, готовые заколоть друг друга насмерть, или осыпали один другого самыми грубыми оскорблениями, какие можно было услышать разве что в парижских притонах для нищих…
Лицо Лефора расплылось в улыбке до самых ушей.
— Ба!.. Никак Байардель! — весело воскликнул он, довольный, что нашел наконец кого-то, с кем можно поделиться своими мыслями или уж, по крайней мере, рассказать о своей встрече с Мари, особо подчеркнув, само собой разумеется, то неизгладимое впечатление, какое удалось ему произвести на даму.
Он соскочил с лошади и, оставив ее бродить, подошел к капитану.
— Тысяча чертей, Лефор! — воскликнул Байардель. — Хорошенькие дела творятся на этом свете!
Иву ни на секунду даже в голову не пришло, что капитан не был еще в курсе его сцены с Мари.
— Дьявол меня задери со всеми потрохами! — выругался он. — Что правда, то правда! Дела дальше некуда!.. Но я ей сказал: «Мадам, нога Лефора не переступит больше порог этого дома, разве что его позовет туда сам генерал!» Когда я был на «Жемчужине», как-никак двухмачтовый бриг, а уж капитан Монтобан знал свое дело, так вот, когда мы взяли на абордаж…
Байардель пожал плечами и презрительно присвистнул:
— Тоже мне! «Жемчужина»! Капитан Монтобан! Абордаж! Что это за детские байки вы мне тут бормочете, ей-Богу, даже слушать смешно! Я-то имел в виду Прешер и думал, что имею дело с человеком, который знает цену словам, но, видно, ошибся!
Лефор нахмурил брови.
— Провалиться мне на этом месте! Если вам, капитан Байардель, пришла охота оскорблять меня, то я весь к вашим услугам. Вы, я вижу, при шпаге, да и у меня тоже железка найдется… Всего три удара, и я запихну вам обратно в глотку все ваши гнусные оскорбления!
— Поберегите вашу шпагу! Черт знает что! Очнитесь, Лефор, тут такие дела творятся, а вы, похоже, и в ус не дуете! Я-то хотел поговорить с вами о Прешере! Так вы выслушаете меня наконец или нет?
— Выслушать вас? Ну что ж, почему бы и нет! Только вы уж постарайтесь, чтобы из желоба, который служит вам ртом, вытекало поменьше глупостей… Давайте, выкладывайте!
Капитан приблизился к Иву и сказал ему полушепотом:
— Это мятеж! В Прешере только что начались беспорядки! Нас предупредил об этом колонист Сигали… Тридцать мятежников подожгли все постройки… Две тысячи фунтов табаку сгорели как порох!
Лефор вытаращил на капитана изумленные глаза.
— Тысяча чертей!.. — обалдел он. — Тридцать мятежников! А кто у них заправилой?
— Неизвестно… Сигали говорил что-то о Бофоре… Но он не совсем уверен!
На лице бывшего пирата заиграла скверная ухмылка.
— Значит, Бофор!.. — как-то сразу повеселев, бодро повторил он. — Что ж, у нас с ним еще не закрыты старые счеты, так, одно дельце, оно касается только нас двоих, его и меня, этого так называемого господина Бофора и вашего покорного слугу, Ива Лесеркея по прозвищу Лефор! Так, один небольшой счетец, который придется свести свинцовыми монетками из моего пистолета! И пусть черт заберет меня со всеми потрохами, если это будет не так!
Байардель ждал, не сорвутся ли с уст Ива еще какие-нибудь подробности, но тот вдруг изменился лицом, которое приняло весьма довольное выражение, потер руки и прошептал:
— В общем-то, все это меня совершенно не колышет! Вот мы с Бофором — это совсем другое дело, у нас с ним свои счеты, и мы сведем их, как принято между мужчинами… А в остальном, да пусть они спалят хоть весь Прешер, подожгут Замок На Горе и взорвут к чертовой матери этот самый форт, это все не мое дело, пусть с этим разбираются Лапьерьер с мадам генеральшей. Вот такое мое мнение!
