Джойс Элберт - Безумные дамочки
— Беверли хочет купить мою картину, — сказал Стив, обнимая Симону за талию.
— У нее бабки есть.
— Я не считаю, что Йен интересуется ими, — сказала Беверли. — Правда. (Но в глубине души она именно так и думала. Его интересовали не деньги сами по себе. Но устроенная жизнь, готовые дети, легкая жизнь. Да, в самом деле, он бы хотел тут же переехать и занять жилище другого мужчины. Беверли была убеждена, что, если бы не Питер, Йен вообще не обратил бы на нее внимания.) — У меня теплые воспоминания об этом плаще, — сказала Беверли Симоне. — А что под ним?
— Ничего.
Беверли разозлилась, что Симона побеждает ее на ее же площадке. Как можно сравнить ночную сорочку с наготой? И все же…
— А у меня только рубашка. — И Беверли распахнула полы пурпурного пальто, чтобы все удостоверились, что она говорит правду.
— У вас могут быть проблемы, — сказал Стив, уставившись на потрясающие соски.
— Хотите поспорить?
— Ты все еще ведешь двойную жизнь? — спросила Симона.
— Если двух полумужчин считать двойной жизнью, тогда — да.
— Пойдемте выпьем, — сказал Стив. — Может, «У Мэдисона»?
Девушки согласно кивнули.
— Часто тампоны не спасают от холода, — говорила Симона, когда они выходили из двери. — Даже если на улице не очень холодно.
После трех порций виски Беверли уехала домой. Швейцар Генри спросил, как она себя чувствует.
— Спасибо, Генри, гораздо лучше.
На самом деле ей было гораздо хуже, голова раскалывалась, а Питера долго не будет. Когда она поднялась, дети на кухне обсуждали с Маргарет проблемы сексуального воспитания.
— Вылупились яйца, что появляется? — спросила Салли.
— Цыплята, — ответил Питер-младший.
— У других животных тоже есть дети, — напомнила Маргарет. — Но яиц у них нет. Откуда же они появляются?
— Из капусты? — истерически захохотал Питер-младший, а сестра ущипнула его.
— Мама хочет выпить мартини, — объявила Беверли, — а потом ждать, когда позвонит дядя Йен.
— Кто это? — спросила Салли.
— Новый мужчина, дорогая.
Глава 10
Анита наливала мартини для одного из пассажиров первого класса рейса 431 из Каира. Она вспомнила последний полет в Каир и мужчину, который пригласил ее на ужин в Нью-Йорке. Ему было около сорока лет, красивый, неженатый (как он сообщил) и очень вежливый. Пережевывая кусочек седла косули, он сказал, что она может существенно увеличить свои доходы во время следующего полета в Каир, если привезет в Нью-Йорк маленький пакетик.
— А что в нем?
— О, — вкрадчиво сказал мужчина, — немножко героина.
— За такие вещи можно угодить в тюрьму.
— Это не очень опасно для стюардессы. А даже если вас схватят, что маловероятно, вы всегда можете сказать, что вам его подсунул какой-то пассажир.
Анита не могла доесть.
— Нет, спасибо. Не стоит рисковать.
Мистер Вежливость сменил тему:
— Как хотите. У вас есть банковский счет?
Анита едва не сказала, что у нее нет банковского счета, но потом передумала; после этих слов он мог возобновить разговор, который потряс ее. Ей казалось, что за шесть лет работы в авиакомпании она уже все видела, и хотя до нее доходили туманные слухи о том, что члены экипажей занимаются контрабандой, сама она столкнулась с этим впервые. Даже Лайза, стюардесса, которая подрабатывала, как говорил Джек Бейли, не стала бы перевозить наркотики. Анита размышляла, не сообщить ли в ФБР об этом пассажире, но тут представила, как ее убьет преступный международный синдикат, и желание донести пропало.
— Кроме того, — сказала она Симоне, — откуда я знаю, что он меня не разыгрывает? Хочет придать себе больше веса.
Симона как раз перешла из «Мини-Ферс» к доктору Гарри Хокеру, где получала сто два доллара в неделю, на семь долларов больше, чем прежде.
— Сколько денег ты могла бы заработать! — воскликнула Симона. — А как интересно! Помнишь фильм «Я воровала бриллианты»?
— Возить наркотики опаснее, чем красть драгоценности.
— Ричард Грин настиг ее в самом конце.
— Это нарушение закона. Я могла бы загреметь в тюрьму «Синг-Синг» на двадцать лет.
— Тебе было бы всего сорок шесть, когда ты вышла бы. Да еще с деньгами в швейцарском банке. Сделала бы пластическую операцию и остаток жизни попивала бы шампанское на вилле в Каннах.
— Обязательно напоминать мне о возрасте?
— Что ты такая чувствительная? Если тебе станет легче, то скажу, что вчера у меня был день рождения. Мне двадцать пять.
— Обязательно напоминать, что ты на год моложе?
— Могла бы поздравить, — сказала Симона.
— Поздравляю. Как тебе грядущее тридцатилетие?
— Со мной этого не случится.
— Что тебе будет тридцать или что ты выйдешь замуж?
— Я могла бы стать миссис Стив Омаха, если хочешь знать.
— Я могла бы стать миссис Роберт Фингерхуд, — ответила Анита.
— Ну, хоть перестала думать о том, чтобы стать миссис Джек Бейли, и то прогресс.
— Я так и вижу карточку: «Доктор и миссис Роберт Фингерхуд сердечно приглашают вас…»
— Ты все еще хочешь купить ореховый гарнитур для спальни?
— Да. А одежду для беременной я куплю в «Бендел». Там чудные вещички.
— Дети? — с отвращением сказала Симона. — Зачем тебе дети? Фигура испортится.
— Все женщины хотят детей. Это естественно.
— А я не хочу. С меня хватит Чу-Чу.
— Проблема только в том, — продолжала погруженная в свои мысли Анита, — к какой религии они будут принадлежать? Роберт еврей, а я лютеранка.
— Тогда буддизм. Счастливый компромисс.
— Мои родители — страшные антисемиты. Как же я приеду с Робертом в Кливленд? Надо будет предупредить их заранее, чтобы не болтали о пейсах и прочих вещах.
— Возможно, тебе следует подождать, пока Роберт сделает предложение, а потом уже суетиться насчет семьи и религии?
— Ты намекаешь, что он не сделает предложения?
— Ты должна признать, что он не производит впечатления человека, озабоченного женитьбой.
— Из-за того, что он не сделал предложения тебе… — горячо начала Анита.
— Не надо меня кусать. Мой тебе совет — не слишком бегай по магазинам в поисках орехового гарнитура. Фингерхуд — засранец, и мы обе это знаем.
— Полагаю, твой вшивый художник такой же?
Симона вздохнула.
— У нас теперь новый способ. Оказалось, что если я отдаю честь и говорю: «Да, сэр!», то оргазм вдвое сильнее.
— Ты ненормальная.
— Все эти цепи и кнуты могут кости переломать, а хороший оргазм никому не повредит.
Этот обмен мнениями с Симоной состоялся около месяца назад, но ни Роберт Фингерхуд, ни Стив Омаха предложения не сделали. Анита, однако, не была обескуражена. Роберт по крайней мере говорил, что хочет жениться, а Джек всегда утверждал, что не хочет. При всем своем сарказме Симона была права, говоря, что большой прогресс уже то, что она оставила мечты о браке с Бейли. Надежды на это разрушали ее, и Анита часто удивлялась, почему она так долго не верила, что Джек говорит серьезно. Он ее не обманывал, она обманывалась сама из-за упорного нежелания принять слово «нет». У нее всегда будет болеть сердце при мысли о Джеке Бейли. Он негодяй. Но за пять месяцев после аборта она полюбила Роберта Фингерхуда так, что и сама себе не верила. Он летал с нею в Пуэрто-Рико. Симона не зря называла его доктором Добротой, хотя и произносила эти слова обычным для нее уничижительным тоном.
Роберт был с ней добр до и после ужасной операции, во время которой она орала двадцать минут. Без его заботы просто не выжила бы. Последовавшее чувство утраты было горше, чем боль. О боли, как выяснилось, легко забыть, а депрессия — это совсем иное, серое, мрачное, не отпускающее ни на минуту чувство. К ее ужасу, это состояние длилось несколько месяцев, она начала уже думать, что никогда от него не избавится. Часто начинала беспричинно плакать, тело содрогалось от рыданий, а потом слезы так же внезапно исчезали, она весь день занималась обычными делами, но чувство усталости и безнадежности не покидало ее. И только в последние несколько недель слезы прекратились, туман начал рассеиваться, появились первые радостные просветы. Она даже перестала винить Джека Бейли в своей беременности и в его бегстве.
«Бог велел прощать», — говорила Анита себе, когда вспоминала о прощальной записке в пакете с салатом перед его отлетом в Индиану.
— Это не самый сухой мартини в мире, — пожаловался пассажир первого класса. — Не будете ли вы добры плеснуть еще водки?
Анита профессионально улыбнулась.
— Извините, сэр, но они смешаны заранее.
— Предполагается, что в первом классе сухой мартини, не так ли?
Анита снова улыбнулась, пожелав в душе скорой его смерти.
