Хавьер Моро - Индийская страсть
Это было неслыханным предательством, настолько невероятным, что махараджи онемели от изумления. Так вот как Англия отблагодарила принцев за те усилия, которые они прилагали во время двух мировых войн! Набоб Бхопала продал свои акции на американской бирже, чтобы оплатить самолеты, переданные им в Вооруженные силы Его Величества. Низам Хайдарабада оплатил покупку трех эскадрилий военных самолетов. Триста тысяч солдат-добровольцев, набранные в различных государствах Индии, были отправлены на фронт. Кроме того, принцы купили военных бонов на сумму, равную ста восьмидесяти миллионам рупий. А теперь Радж, который они так щедро поддерживали, отдавал их в руки врагов, республиканцев из партии Индийского национального конгресса и Мусульманской лиги, которые рано или поздно лишат их монарших прав.
«Есть ли какая-нибудь альтернатива?» — спрашивал себя Джагатджит Сингх. Да, есть. Он мог объявить Капурталу независимой. Но как долго продержится крошечное государство между двумя такими гигантами, как Индия и Пакистан? Смогут ли пять тысяч солдат его войска отразить агрессию? Выдержит ли оно бойкот? Несмотря на отделение, государства принцев были слишком слабыми, чтобы противостоять двум зарождающимся странам. А вместе они бы не смогли действовать согласованно. Да, Маунтбеттен был прав, жребий брошен.
Один за другим принцы стали сдавать свои позиции перед требованиями вице-короля — одни вынужденно, другие с желанием как можно скорее начать участвовать в новой жизни нации. Некоторые из них, подталкиваемые непреклонным ветром истории, отнеслись к переменам с опаской. Первым, кто поставил свою подпись, был Ганга Сингх, махараджа Биканера, который когда-то дал Аните рецепт фаршированного верблюда. Он верил в Маунтбеттена и лидеров новой Индии. Потом, словно спелые фрукты, попадали остальные: монархи Джодхпура, Бхопала, Варанаси, Патиалы, Долпура… Махараджа Капурталы не замедлил принять решение. Несмотря на то что большинство населения в его государстве составляли мусульмане, он склонился к вступлению в Индийский Союз, светское государство, каким он хотел видеть Капурталу. К тому же его конституция давала больше гарантий в плане защиты плюрализма их граждан, чем исламский Пакистан. Махараджа созвал общее собрание из представителей народа, деревенских старост, индуистских пандитов, мусульманских муфтиев и сикхских священников, чтобы объявить о своем решении, которое было встречено в обстановке полного молчания. Только один человек осмелился сделать замечание. Это был пожилой деревенский староста, который сказал: «Это очень хорошо, государь, но кто утрет наши слезы в будущем?» Махараджа, взволнованный, воспринял эту фразу как признательность не только ему за его долгое правление, но и всему роду, который на протяжении веков умел быть рядом с народом в самые трудные и тяжелые моменты.
Лишь трое принцев отказались подписать «Акты присоединения». Один из них — набоб Джунагадха, который организовывал собачьи свадьбы. Он захотел, против всякой логики, присоединиться к Пакистану, несмотря на то что территориально его государство находилось в самом сердце Индии. Когда его народ, в большинстве индусы, массово проголосовал на референдуме в пользу Индии, набобу пришлось поспешно бежать с его тремя женами, любимыми собаками и драгоценностями в соседнюю страну перед угрозой вторжения индийской армии.
Хари Сингх, махараджа Кашмира, оказался в противоположной ситуации: индус на мусульманской земле. Он не мог решиться на присоединение ни к тем, кто выступал за Пакистан, ни к тем, кто хотел войти в состав Индии, ни к тем, кто боролся за независимость Кашмира. Возможно, Хари Сингх и лелеял мысль о независимости, потому что у него было войско, способное защищать границы его королевства. Но он быстро очнулся от сна, когда мусульманские партизаны из Пакистана вторглись на его территорию, грабя и сжигая все на своем пути, а также терроризируя население. Тогда, вынужденный принять решение, он предпочел присоединить Кашмир к Индийскому Союзу в обмен на защиту от вторжения. Нью-Дели отправил воинские части и все военные самолеты, которые были в наличии, в Сринагар, Венецию Востока, в свое время ослепивший Аниту своим великолепием. Кашмир перестал быть землей мира и благоденствия, превратившись в поле боя между Индией и Пакистаном. Хари Сингх решил удалиться от военных действий и навсегда покинул свой дворец в Сринагаре. Отныне он наслаждался «золотой ссылкой» в Джам-ме, своей зимней столице. Интересен факт, что его сын был назначен правителем Кашмира самим Неру, большим врагом принцев и борцом за независимость, впоследствии победившим на выборах и ставшим премьер-министром нового государства.
Третьим несогласным был низам Хайдарабада, человек, влюбившийся в Аниту и в 1914 году забросавший ее подарками. Превратившийся в старика-карлика весом в сорок килограммов, Его Высочайшее Высочество продолжал оставаться самым эксцентричным из принцев. С годами его богатство выросло вместе со скаредностью, которая вызывала у окружающих неприкрытое отвращение. Рассказывали, что он собирал окурки, оставшиеся в пепельницах после гостей. Врач, приехавший из Бомбея, чтобы осмотреть низама, не смог сделать ему электрокардиограмму: чтобы сократить расходы, монарх приказал уменьшить напряжение на электростанции Хайдарабада. Как и у его друга Хари Сингха из Кашмира, у низама было многочисленное войско, оснащенное артиллерией и авиацией. Когда какой-то чиновник прибыл сообщить ему о решении британцев покинуть Индию, он подпрыгнул от радости, воскликнув: «Наконец я стану свободным!»
Не успели англичане уйти из Индии, низам объявил о независимости Хайдарабада. Ярый приверженец монархии, он не отдавал себе отчета, что все его могущество зиждилось на поддержке Раджа и что с уходом англичан исчезала также и сила, которая его защищала. Хотя по закону и конституции низам имел право сделать это, на практике его решение выглядело безумным, потому что он не только утратил связь с действительностью, но и не располагал главным — поддержкой народа. 13 сентября 1948 года правительство Индии начало «Операцию Полюс» (секретное название вторжения). Атака оказалась более мощной, чем предполагал Неру. За сорок восемь часов независимое государство Хайдарабад перестало существовать, а с ним и та особенная жизнь, которая была основана на любви к искусству, гостеприимстве, вежливости и эффективном управлении, не делавшем различия между кастами и религиями. Еще в течение нескольких лет низам занимал официальный пост в своем прежнем государстве, сохранив право на салют из двадцати одного залпа, но не имея никакой власти. Часть его богатств конфисковали, и у него не было иного выхода, как принять пожизненную пенсию свыше двух миллионов долларов в год. Он проводил целые дни, попивая кофе, примерно по пятьдесят чашек в день, сочиняя стихи на урду и пристально следя за успешным развитием основанного им университета. В конце жизни, чтобы не тратить деньги зря, он сам штопал свои дырявые носки.
15 августа 1947 года был избран астрологами как благоприятный день для того, чтобы Индия начала свое независимое существование. Вся страна жила речью Неру перед законодательным собранием, но Джагатджит Сингх из Капурталы предпочел не нарушать своего привычного уклада. После скромного ужина и прогулки по дворцовому саду он лег в постель в десять тридцать вечера. Речь, ознаменовавшую новую эру, он прочитал на следующий день в газете, сидя в японском салоне за завтраком. «В полночь, — сообщил Неру всему свету, — Индия пробудится к жизни и свободе. Приближается миг, который нечасто предлагается Историей, ибо наш народ выходит из прошлого, чтобы войти в будущее. Мы стали свидетелями окончания эпохи, когда душа нации задыхалась в течение долгого времени, и начала новой жизни…»
Это была неплохая речь для однокурсника его сына Па-рамджита, подумал махараджа, поднося к губам чашку с горячим чаем. В Харроу действительно хороший колледж, и у него было намерение отправить туда и своего внука, когда придет время.
Но махараджа не мог разделять энтузиазма прессы, которая взахлеб писала о настроении беснующейся толпы, отмечавшей это событие в обеих странах. У него не было никаких оснований радоваться, поскольку он предчувствовал, что независимость повлечет за собой трагедию. Разделяя Индию, чтобы удовлетворить требования его старого друга Али Джинны, англичане провели границу, выделяя индийцам зоны, в которых преобладали индусы, а пакистанцам — с преобладанием мусульман. На бумаге результат выглядел жизнеспособным, однако на практике это вылилось в катастрофу. В Пенджабе граница отдавала город Лахор Пакистану, а Амритсар с главной святыней сикхов, Золотым храмом, — Индии. Таким образом, были разрезаны надвое земли, населенные одной из наиболее воинственных и сплоченных народностей — сикхами. Лахор, Париж Востока, самый космополитичный и самый красивый город Индии, ее северная столица, превратился в маленький провинциальный городок, которому отныне было суждено жить под крик муэдзинов из мечетей. Мир Джагатджита Сингха остался изуродованным навсегда.
