Хавьер Моро - Индийская страсть
Смерть Тары Деви — это имя Джагатджит Сингх дал Евгении после бракосочетания по сикхской традиции — была как раз той новостью, которая могла возбудить аппетит ищеек из желтой прессы. Сообщение о самоубийстве последней жены принца Капурталы появилось на первых полосах всех газет. Для махараджи это был второй скандал, повлекший за собой всякого рода сплетни и кривотолки, которые в конце концов привели его в состояние, близкое к депрессии. По словам Джармани Дасса, он постарел лет на десять. «Какая сложная смесь Востока и Запада, как воды и растительного масла…» — заметил Дасс.
Смерть Тары Деви привела к обмену письмами между махараджей и британскими властями, тон которых имел невиданную доселе резкость. Джагатджит Сингх обвинил непосредственно политический департамент, действия которого стали причиной отчаяния его жены, и возложил на него ответственность за ее смерть. Ответ вышеуказанного департамента в конфиденциальном письме от 19 декабря 1946 года, подписанном Дж. X. Томпсоном, секретарем департамента, не заставил себя ждать. «Если и существует какая-то ответственность за смерть Тары Деви, так она исключительно Ваша, — заявил секретарь. — Я бы не выпоянил своего долга, если бы не напомнил Вашему Высочеству, что, когда человек Вашего возраста женится на иностранке и эта иностранка на сорок лет моложе своего мужа, он подвергает себя риску. Риск, которому Вы подвергли себя, имел трагический финал, но за это Вы не можете обвинять политический департамент».
Именно в это время махараджа Капурталы стал свидетелем разразившегося в Индии конца света, который он предчувствовал и который, кроме того, совпал с его жизненным финалом. Как только отгремела Вторая мировая война, англичане объявили о своем окончательном решении предоставить Индии независимость. Хотя многие друзья махараджи так и не поверили, что англичане не выполнят исторических договоренностей, связывающих их государства с Британской Короной, Джагатджит Сингх не сомневался, что индийские принцы будут брошены на произвол судьбы. Ганди и Неру удалось сплотить массы вокруг партии Индийского национального конгресса, превратившейся в мощную организацию, которая ставила перед собой цель создать демократическое правительство Индии. После того как все попытки достичь договоренности потерпели неудачу, для принцев наступили тяжелые времена. Мысль об отказе от своих монарших прав и вынужденной интеграции в демократическую федерацию продолжала оставаться неприемлемой для большинства принцев. Им оказалось не под силу прыгнуть из средневековья в двадцатый век.
Бросать взгляд назад было гораздо удобнее, чем смотреть в будущее. Джагатджит Сингх был доволен достигнутыми результатами. Ему удалось превратить Капурталу в государство-модель в миниатюре, прекрасно управляемое и некоррумпированное. Он смог привлечь капитал для строительства трех фабрик и дать толчок расцвету сахарного производства. Практически все дети в Капуртале имели возможность получить школьное образование, благодаря чему махараджа заслужил похвалу со стороны европейцев. Уровень преступности здесь был крайне низким. Джагатджит Сингх так и не воспользовался своим исключительным правом приговорить кого-либо к смертной казни. Он испытывал особое удовлетворение от своей способности улаживать конфликты между различными религиозными общинами. Со временем махараджа превратился в настоящего жонглера, ставя одного мусульманина министром сюда, назначая другого индуса администратором туда… Иными словами, он переставлял фишки своего правительства так, что все были довольны.
В то время как в других частях Пенджаба часто случались беспорядки, Капуртала была образцом мирного сосуществования. Город, спокойный и чистый, как европейские города, с многочисленными садами и великолепными зданиями, был источником вдохновения для архитекторов и специалистов городского хозяйства, которые приезжали из других частей Индии. Когда какого-нибудь чиновника назначали на работу в другое государство, он нисколько не сомневался, что место, куда он направлялся, будет хуже.
Но то, чем больше всего гордился махараджа, была любовь, с которой к нему относился народ. Каждый год в марте, когда в Индии отмечают праздник начала лета, он прибывал на слоне в общественные сады Шалимара и встречался со своим народом, отвечал на вопросы, интересовался жизнью людей и наслаждался теплым отношением к себе своих подданных. Ему нравилось отмечать Рождество, на которое он приглашал около тысячи детей, чтобы подарить им пакеты с книгами. Он с завидным постоянством посещал суды, полицейские участки и госпитали. Эти визиты позволяли ма харадже контролировать действия его администрации. Он действительно много путешествовал, но всегда отвергал обвинения сторожевых псов, губернатора Пенджаба и высших британских чиновников, которые утверждали, что его поездки наносят вред управлению государства. С возрастом махараджа стал прикладывать все усилия для того, чтобы сделать Капурталу маяком цивилизации и культуры. Он хотел снискать расположение людей и Господа. Джагатджит Сингх мечтал о том, чтобы его запомнили таким, каким он был, — доброжелательным правителем, открытым и справедливым.
Самая трудная и сложная задача правительства была связана с появлением наследника для династии Капурталы. Невестка махараджи Бринда не смогла подарить ему внука, потому что операции, которым она подверглась в Париже, были неудачными и в результате женщина стала бесплодной. Махараджа сдержал свою угрозу женить Парамджита на другой. Он сам выбрал старшему сыну вторую жену, принадлежащую к благородному роду из долины Кангра, как этого требовала традиция. Бринда безуспешно пыталась воспрепятствовать браку. Она обратилась за помощью к своей свекрови, Харбанс Каур, которую она поддержала несколько лет тому назад в противостоянии Аните. Но свекровь отвернулась от нее. Если ей пришлось смириться с тем, что махараджа женился несколько раз, почему Бринда не могла сделать то же самое? Разве она не была такой же индианкой, как и она? Униженная и уставшая от борьбы, Бринда согласилась на развод, покинула Капурталу и уехала со своими дочерями в Европу.
В любом случае они с мужем уже долгое время не жили вместе. Парамджит влюбился в английскую балерину по имёни Стелла Мадж и жил с ней. История повторялась: сын делал то же самое, что и отец. Но Стелла была далеко не такой, как Анита. Холодная и расчетливая, амбициозная и целеустремленная, эта женщина, несмотря ни на что, хотела стать махарани Капурталы, а потому решительно возражала против замыслов махараджи. Поскольку Стелла была европейкой, ее не выбрали для рождения будущего наследника династии. В конце концов Джагатджит Сингх решил эту проблему, как он всегда умел это делать: с помощью денег. Он пообещал Стелле миллион долларов, чтобы она убедила Парамджита вступить в брак с девушкой из долины Кангра, «этой дикаркой», как ее презрительно называла англичанка. В результате их поспешно, почти тайком, женили.
Но Парамджит отказывался исполнять супружеские обязанности в новом браке. Его страстная супруга, которую служанки намащивали благовониями и массировали, ждала его каждую ночь, но всегда напрасно. Стелла буквально заставила Парамджита исполнить свой супружеский долг, потому что это было условием получения миллиона долларов. Однажды в семь часов вечера печальный и пристыженный Парамджит явился во дворец, где жила его новая жена и где собрались члены правительства и несколько священников, погруженных в свои песнопения. Он остался с «дикаркой» в комнате, из которой вышел тридцать пять минут спустя «задумчивый и усталый», по словам очевидцев. Исполнив свой долг, он вернулся в объятия Стеллы, и они уехали в Европу. Через девять месяцев его новая супруга родила мальчика. Радость махараджи не знала границ. В знак признательности сикхским гуру он пообещал воспитать внука в истинно сикхских традициях[57].
В феврале 1947 года лейбористское правительство Англии, открыто симпатизировавшее партии Индийского национального конгресса, назначило лорда Луиса Маунтбеттена, брата шведской королевы Луизы и дяди принца Филиппа, мужа королевы Елизаветы II, новым вице-королем, дав ему срочное задание — организовать уход англичан из Индии и смену власти. Как только Маунтбеттен приехал в Нью-Дели, он собрал махараджей на конференцию, которая должна была состояться в здании палаты принцев. Джагатджит Сингх с полной грудью орденов, седыми усами, худой, с тростью в руках, выслушал речь, ознаменовавшую конец его эпохи. «Жребий брошен», — веско произнес Маунтбеттен, давая понять, что времени для разрешения всех проблем, вытекающих из исторических договоров между принцами и Британской Короной, уже не осталось. Если они хотели сохранить независимость и право на управление в дальнейшем, им следовало подписать документ под названием «Акты присоединения», которые должны были «привязать» их к одному из государств: либо к Индии, либо к Пакистану, получавшим освобождение от Британского Раджа. Таким образом, Британская империя передавала принцев под знамя партии Индийского национального конгресса, возглавляемой Джавахарлалом Неру, или под опеку Мусульманской лиги, политической партии Пакистана, во главе которой стоял Мухаммад Али Джинна, адвокат, друг хмахараджи. Ни губернаторы, ни высшие английские чиновники, ни махараджи, присутствовавшие на этом собрании, казалось, не верили в то, что слышали. Одним росчерком пера вице-король отменял все договоренности и соглашения прошлого, защищавшие принцев и помогавшие увековечить Радж.
