Тереза Крейн - Райский уголок
— Ты хочешь, чтобы я ушел? — сказал он.
Она отвернулась от него, опустив плечи, и молчала.
— Рейчел? Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Да! — почти крикнула она. — Нет! Я не знаю. Будь оно все проклято! Ну и парочка из нас с тобой получается!
Он подошел и привлек ее к себе, прижавшись худощавой щекой к ее мокрому от слез лицу. Он поднял ее и начал качать на руках как ребенка. Потом он любил ее, с неудержимой силой, стараясь быть нежным и внимательным к ней. Она вскрикнула и замерла в его объятиях. Затем перевернулась на живот и зарылась лицом в его руки.
— Ты спрашивала меня, зачем я пришел, — наконец послышался в тишине его голос.
— Чтобы сделать это? — Ее голос был приглушенным.
— Отчасти. Но были на то и другие причины. Я должен был прийти. Иначе я не мог.
Она приподняла лицо, все еще мокрое от слез.
— И?..
— У нас две дороги. Одна — твоя, другая — моя. И даже ради тебя я не могу оказаться на твоей дороге.
Она села, обнаженная, прижавшись к нему спиной.
— А тебе хотелось бы?
Он долго молчал, прежде чем ответить. Она не смотрела на него.
— Рейчел Пэттен, — сказал он, — если здесь и есть выбор, то делать его не мне, а тебе.
— Я не могу, — ответила она и покачала головой. — Не могу!
Гром потихоньку затихал. Дождь прекратился. Прохладное дыхание ночи шевелило шторы.
— Я боюсь, — сказала она тихо.
Она почувствовала, как он повел плечами.
— Все мы боимся. Только глупцы не чувствуют страха.
Уголки ее рта опустились вниз в горькой усмешке.
— В моем случае я бы сказала, что глупцы те, кто чувствует его.
— Нет. — Удивительно ласково он погладил ее по густым, блестящим волосам и повернул лицом к себе. — Нет, — повторил он. Его поцелуй был долгим и поразительно нежным. Последним. — Хорошо, что тебе знаком страх. Ты не относишься к глупцам, Рейчел. Не думай об этом. — Он отодвинулся от нее и потянулся за одеждой. Воздух в комнате стал свежим, наполненным влагой дождя. Рейчел слегка задрожала. — Я был совершенно прав с самого начала, — послышался в темноте голос Гидеона. — У нас с тобой разные дороги. Они всегда были слишком далеки друг от друга. Больше я не приду. Извини меня за то, что произошло. Мне очень жаль, что тебе пришлось испытать страдания. К чему лишние переживания? Ты права в том, что их следует избегать.
Она не слышала, как он ушел. Даже не была уверена, в какой именно момент он это сделал. Она долго сидела не двигаясь, устало опустив плечи.
— Я боюсь, — вновь сказала она, но не могла объяснить своих страхов. Какой же глупой была женщина, если она боялась тепла, любви, боялась дарить любовь, а также принимать ее?
«Больше я не приду».
Она понимала — он говорил правду. В этом человеке не было хитрости.
Ну и хорошо. Это многое упрощает.
Закоченев от холода, она встала, доплелась до окна и закрыла его.
«Больше я не приду».
С окаменевшим лицом она вошла в свою крохотную кухню, включила свет и протянула руку к чайнику.
Глава пятнадцатая
Амос Андерскор устал. Смертельно устал. Его одолевали печальные мысли.
Все больше и больше дел по управлению компанией ему приходилось перекладывать на Тоби. Именно это он и намеревался сделать в конечном итоге. Но сейчас ему было мучительно думать о том, что он навязывал ему свои обязанности. Несильная ноющая боль в боку мешала ему сосредоточиться. Его все время клонило в сон. Два дня назад он фактически постоянно клевал носом во время встречи с Беринджером. Тот был чрезвычайно обеспокоен. Он обращался с Амосом как с выжившим из ума стариком.
Он сидел перед камином, который даже в такое теплое лето, казалось, не согревал комнату. Закрыв глаза, он погрузился в раздумья. До него доходили слухи. Слухи, которые требовали тщательной проверки. Слухи, которые связывали имя Тоби Смита с той сомнительной сделкой по недвижимости, стоившей инвесторам больших денег.
Голова опустилась еще ниже на грудь. Ему почудился смех ребенка. Он улыбнулся. Мальчик был просто чудо. Амос видел его так, будто тот находился здесь, в комнате, и сидел у него на руках — плотный и теплый комочек. Широко открытые яркие глаза, пушок вместо волос и улыбка, которой светилось маленькое личико, когда он видел дедушку.
Он вздрогнул и очнулся от дремы. Черт побери, он опять заснул! Неудивительно, что Беринджер суетился вокруг него. Он заерзал в кресле. Куда подевалась эта проклятая девчонка, которая должна поддерживать огонь в камине? В комнате холодно, как в холодильнике!
Ворча, он с трудом приподнялся в кресле и раздраженно дернул за шнурок с колокольчиком.
— Да, сэр?
— Разведи огонь, Мэри. Здесь такой холод, как в Арктике! Уж не считаешь ли ты меня чертовым пингвином?
Мэри скорчила за его спиной гримасу. Ей казалось, что в комнате было душно, как в медвежьей берлоге. Совсем не мешало ее проветрить. А он просит подложить уголь в камин. Нарочито шумно она сделала то, что ей было велено.
— И, Мэри, позаботься о том, чтобы это письмо отнесли Бриттену, Ли и Робинсону на Брэдшоу-стрит, хорошо? Как можно быстрее, пожалуйста.
— Да, сэр. — Девушка стояла и ждала, пока он выводил буквы своим неаккуратным почерком, промокая бумагу, сворачивая ее и кладя в конверт. — Пусть мистеру Ли передадут, что это очень важно. Я хочу видеть его. Здесь, завтра утром.
— Да, сэр.
Когда дверь закрылась за ней, Амос подошел к очагу и встал спиной к огню, потирая тощие ягодицы. От мысли о Тоби он окончательно проснулся. Он поговорит с Фрэнком Ли и послушает, что тот ему посоветует. Так будет лучше всего. А между тем он, пожалуй, заглянет в Бейзуотер, повидается с Дафни и с этим маленьким глупышом — своим внуком. В нем течет кровь Андерскоров. Без сомнения, растет будущий Андерскор. Это видно уже сейчас. Этот маленький чертенок не будет бросать денег на ветер и участвовать во всякого рода махинациях. Дедушка готов поставить на карту свою жизнь, чтобы доказать это.
Амос терпеливо стоял в холле, позволив Мэри втиснуть себя в тяжелое пальто и закутать в теплый шарф. Его мысли блуждали в другом месте.
Что касается молодого Тоби, не будет никакого вреда, если Амос примет меры предосторожности. В конце концов, то, что можно было исправить сейчас, следовало сделать без промедлений. Лучше не рисковать, чем жалеть о содеянном — это был девиз Амоса Андерскора. Лучше не рисковать, чем жалеть о содеянном.
Более чем довольный собой, старик с веселым видом заторопился вниз по ступеням и вышел на улицу.
— Мистер Андерскор, вы забыли свою шляпу! Мистер Андерскор, подождите! — Сердитая Мэри стояла, руки в боки, покачивая головой. Старик совсем рехнулся. «Глухая тетеря». И таким иногда бывает неразумным!
Амос, как был, без шляпы, остановил такси и отправился в Бейзуотер к своему внуку.
Два дня спустя он слег в постель с простудой.
— В самом деле, папа, я ведь говорила на днях, тебе нельзя выходить на улицу без шляпы! — Нагоняй Дафни теперь не имел решительно никакого смысла. Она с нежностью и знанием дела хлопотала вокруг постели, укрывая больного одеялом, а он сердито хмурился в ответ.
— Помолчи, детка, — ворчал он. — Ничего плохого со мной не случилось. Обыкновенный насморк. А эта глупая девчонка не должна была посылать за тобой.
— Мэри хотела сделать как лучше, и не будь таким злюкой! Она очень беспокоилась о тебе. И вовсе она не посылала за мной, как ты говоришь, а позвонила, чтобы сказать, что у тебя нездоровый вид. Я сама решила приехать.
— И не привезла с собой малыша, — огрызнулся он, не желая, чтобы его успокаивали.
— Конечно, не привезла. Мы ведь не хотим, чтобы оба Амоса слегли с насморком? — Дафни улыбнулась, несколько раздраженно, но совсем беззлобно.
Он пожал худыми плечами, торчавшими из-под полосатой хлопчатобумажной ночной рубашки. Но в его поблекших глазах мелькнула тень улыбки.
Взбив подушки, Дафни пригладила его редкие взъерошенные волосы. Странно, но до сего момента она не сознавала, каким хрупким он стал за последние месяцы. Когда-то он отличался крепким телосложением, а теперь совсем высох, хотя в нем горел все тот же дух.
— Тебе надо последить за собой. — Она прибрала на прикроватном столике и протянула руку. — Дай мне грелки. Я сменю в них воду.
— Не суетись, женщина. Мне и так хорошо.
Она тихонько засмеялась и пожала плечами.
— Как желаешь.
Он приподнял голову, наблюдая за ней.
— Как поживает твой муж?
Захваченная врасплох неожиданным и прямым вопросом, она с деланной старательностью принялась поправлять стеганое пуховое одеяло.
— У него все хорошо. Как всегда, усердно работает.
— И с тем же усердием играет в крупные игры? — Старческие глаза открыто и проницательно смотрели на нее, явно не заботясь о тактичности, и это приводило ее в смущение.
