Деннис Робинс - Невеста рока. Книга первая
Дорогая Елена, наверное, вам будет интересно узнать, что вчера мы с Арчибальдом верхом отправились в Роу и нам встретился сам неотразимый Сен-Шевиот. Он стал еще красивее, был одет в черный камзол для верховой езды и белые панталоны. Он заговорил о вашей малютке Флер…
Елена перестала читать и пытливо взглянула на дочь. Лицо девушки залила краска. Елена продолжала:
Действительно, он находит ее настолько очаровательной, что взволнованно ожидает новой встречи с ней и просил меня склонить ее приехать к нам провести какое-то время с моими девочками. Тогда, если вы мне позволите, я представлю ее ко двору, при условии, конечно, что его величеству будет угодно устраивать дворцовые приемы в будущем сезоне…
Флер внимательно слушала, пока мать не дочитала письмо, затем высвободилась из ее рук и задумчиво коснулась глянцевитых листьев невысокой пальмы, стоявшей в углу.
— Ну, дорогая, что ты на это скажешь? — осведомилась Елена.
— Все будет так, как вам угодно, мама. А что касается моего дня рождения, если папа хочет, чтобы барон танцевал со мной, то пусть милорд приходит.
В это мгновение со стороны подъездной дорожки послышался цокот копыт. Мать с дочерью обменялись радостными взглядами.
— Вернулся твой отец, — проговорила Елена.
Они спустились по широкой лестнице в вестибюль, который намного расширили с тех пор, когда Елена (тогда она была Фауной и на год младше своей дочери) в первый раз появилась в нем. Гарри Роддни стремительно вошел в дом, поцеловал любимую жену, а потом дочь.
— Как ты, дорогая? — спросил он, касаясь ее светлых волнистых волос, падающих на плечи.
Флер с непосредственностью, присущей юности, сразу же заговорила о беспокоящей ее проблеме:
— Мы хотели кое-что спросить у вас, папа.
— О чем именно, дорогая?
— Вам все расскажет мама.
— Это касается предполагаемых гостей на балу в честь дня рождения Флер, — ответила Елена.
— Ах да! — воскликнул Гарри. — Это будет великий день, когда Флер наконец станет царицей мира! — И он с шутливой галантностью поклонился дочери.
Флер звонко рассмеялась.
— Не думаю, что я когда-нибудь стану ею, папа, да и, честно говоря, мне бы хотелось никогда в жизни не покидать вас, маму и наш дом.
— Тогда давайте поговорим о гостях на твоем балу, — проговорил Гарри.
Елена, видя нерешительность дочери, сказала за нее:
— Ей бы хотелось поговорить о лорде Сен-Шевиоте, Гарри. Она не уверена, что желает увидеть его еще раз. Ей он не нравится.
Гарри Роддни, который, как правило, высказывался о людях несколько уклончиво, дотронулся до кончика носа и задумался.
— Сен-Шевиот… ах да… Значит, он приглашен на день рождения Флер?
— Еще нет. А все остальные приглашения уже отосланы, — ответила Елена. — Однако, дорогой, вы гостили у барона в замке и уже несколько раз говорили, что вам бы хотелось, чтобы я ответила на его гостеприимство и как-нибудь пригласила отужинать с нами.
Гарри налил себе вишневой настойки и отпил маленький глоток. Затем нежно улыбнулся жене и сказал:
— Ну, так дело за вами, мой ангел. Что бы вы хотели сделать в связи с этим?
Но Елена очень хорошо знала мужа. Гарри не всегда был тактичен, к тому же довольно забывчив. Она положила руку ему на плечо и кокетливо заглянула в его глаза.
— Вы совершенно уверены, что, когда в последний раз ходили с Сен-Шевиотом на петушиные бои, не говорили о дне рождения Флер и не намекали ему, чтобы он присутствовал на нем? Ну, как, Гарри?
Его красивое лицо покраснело. Он виновато посмотрел на жену и закашлялся.
— По правде говоря, дорогая, теперь, когда я думаю об этом, то вспоминаю, что действительно упоминал о нем. Поскольку барон просил разрешения послать Флер орхидеи из Кадлингтона. Его теплица самая знаменитая в округе.
Выражение лица Елены изменилось. Флер прикусила губу.
— Ненавижу орхидеи, — прошептала она с чувством.
— Да все в порядке, дорогая, ты можешь принять их, а потом раздать, — с серьезным видом проговорил Гарри.
Однако Елена покачала головой.
— Ох Гарри, милый Гарри, вы никогда не были дипломатом, хотя я люблю вас больше всех на свете.
— Неужели я что-то сделал не так? — спросил Гарри с таким безутешным видом, что Елена тут же взяла его сильную руку и приложила к своей щеке. Жест совсем юной девушки…
— Любимый, — тихо проговорила она, — если вы уже пригласили барона, не волнуйтесь. Мы примем Сен-Шевиота еще раз, Флер, в свою очередь, примет эти орхидеи, но ему надо решительно дать понять, что нас абсолютно не интересуют серьезные ухаживания с его стороны, раз и навсегда. Флер не для него.
— Ну, разумеется, нет! — охотно согласился Гарри. — Он слишком стар для нее и к тому же отчаянный малый, но, ей-Богу, он волшебно владеет пистолетом и шпагой! Никогда не видел ничего подобного. Да ему нет равных! Ну, ну, полно вам… Пойду-ка я лучше переоденусь.
И он удалился. Елена с улыбкой сказала дочери:
— Теперь уже слишком поздно останавливать визит Сен-Шевиота. Как видишь, твой непослушный папа оказался весьма неосторожным. Он слишком щедро раздавал приглашения.
— Не важно, мама, — сказала Флер. — Я отдам лорду только один танец, а орхидеи отошлю маме Кэт. Ведь она их так любит.
Елена наклонилась и поцеловала дочь в щеку.
— Тебе совсем не надо бояться барона Кадлингтонского… или какого-нибудь другого мужчину. Мы с отцом всегда защитим тебя, ангел мой, — проговорила Елена нежно.
Но, пройдет немного времени, и девушка вспомнит эти ласковые слова в горьком смятении. Она вспомнит эти слова, сказанные от всего сердца, но в блаженном неведении, ибо очень скоро ни страстная любовь матери, ни влиятельность отца не смогут защитить Флер от той судьбы, что ожидала ее.
Глава 4
24 мая, когда семья Роддни устраивала бал в честь восемнадцатилетия своей дочери, в Кенсингтонском дворце тоже праздновался день рождения. Еще одна юная девушка вступала в свое совершеннолетие. Ее звали Виктория, и судьба предрекала ей стать королевой, открывая перед ней блестящее будущее.
Весь день Флер казалось, что ее предназначение точно такое же удивительное, как судьба какой-нибудь принцессы королевской крови.
Елена старалась утихомирить дочь, но возбуждение не оставляло девушку. Флер хотелось вмешиваться во все, что происходило вокруг, и, когда все приготовления к празднику завершились, она под руку с матерью обошла весь дом. Никогда зал для приемов не выглядел столь восхитительно. Обюссонские[59] ковры были свернуты. Полы натерты воском и отполированы до золотого зеркального блеска. Во всех углах стояли кадки и сосуды с цветами и пальмами. Было устроено что-то вроде сцены, где разместится оркестр, специально приглашенный для этого вечера.
С резных потолков свисали огромные люстры с сотнями восковых свечей. По всему дому расставили позолоченные канделябры и растопили все камины, ибо эта майская ночь обещала быть холодной. К счастью, день был ясным, а значит, ночью будут сверкать звезды и не предвидится тумана (его так боялась Флер), из-за которого кое-кто из приглашенных мог бы не приехать на бал.
Комнаты для гостей постепенно заполнялись. Кузина Гарри Долли прибыла со своими двойняшками и сыном Сирилом, который на сей раз казался не таким угрюмым и неразговорчивым, ибо только что сдал вступительные экзамены в Оксфорд. Никто не понимал, как это ему удалось, но его мать наконец-то могла похвалиться своим довольно скромным в умственном отношении отпрыском. Теперь она рассказывала всем, что ее дорогой Сирил — самый умный мальчик в мире и в свое время поразит своими познаниями преподавателей.
Роддни не пожалели средств, чтобы устроить для своей обожаемой дочери самый восхитительный день рождения. В обеденном зале уже были выставлены разнообразные яства. Столы ломились от множества блюд с фаршированной заливной телятиной, Йоркской ветчиной, холодной дичью, французскими и русскими салатами, огромными кондитерскими изделиями из желе и фруктов, тортами, пирожными со взбитыми сливками и орехами; повсюду стояли вазы с салатами из фруктов, трюфели на серебряных блюдах, и, конечно же, центр главного стола украшал гигантский торт, испеченный личным кондитером Роддни, приехавшим из Франции и превзошедшим самого себя. «Какой восхитительный торт!» — думала Флер, он был трехъярусным, на каждом углу возвышались башенки из розового и белого крема, увенчанные вишнями. Розовой глазурью было написано «С днем рождения!», кремом выложена дата.
При виде восемнадцати свечей, которые зажгутся этим вечером, Флер всплеснула руками, словно восхищенный ребенок.
