Валентина Седлова - Семь-три, Оператор
Иван решил, что попробует еще раз передать информацию с моста, когда до него доберется. Все-таки там немножко повыше, чем на набережных, может быть, сигнал лучше пройдет, глядишь - операторы его и услышат. Он внимательно вглядывался в дорогу, не забывая показать поворотниками начало маневра. Иногда ловил себя на мысли, что ведет машину даже чересчур внимательно. Давала знать о себе усталость, да и глаза норовили предательски слипнуться. Пора тебе, Иван Антонович, в теплую постельку и бай-бай. Перед сном навернуть тарелку пельменей с майонезом, хряпнуть под них стопочку, да и отключиться от проблем этого мира.
Из рации доносился все тот же картонный бубнящий голос. Иван помимо воли вслушался в ахинею, которую нес этот псих.
- Кристина, ты сколько берешь за минет? Эй, четыреста вторая! Срочно требуется спасти сексуально искалеченного человека! Нужна баба-спасатель. Давай, выходи на крыльцо. Я тебя подожду. Эй, Кристина!
Иван едва не сплюнул под ноги. Вот сволочь, нашел к кому прицепиться! У девчонок и так работа аховая, им только этого не хватало. А псих не унимался:
- Эй, четыреста вторая, мать твою! Я тебе покажу, как из себя целку корчить! Эй, мужики, продемонстрируем спасательским подстилкам, каково их истинное предназначение?
Тут Иван уже не выдержал, схватил тангенту и произнес:
- Слушай, ты, урод, предупреждаю: отстань от девушки, а то еще не раз пожалеешь, что на свет родился; я ведь не поленюсь, я тебя вычислю и достану. Обещаю!
Уже повесив тангенту обратно, Иван мысленно отругал себя за мальчишество. С другой стороны, сдержаться тоже уже не мог. Понятие, что женщин обижать нельзя, было накрепко привито с детства отцом, подполковником войск ПВО, и настолько вошло в плоть и кровь, что ему казалось, другие люди должны придерживаться тех же правил. Иван ни разу в жизни не ударил женщину, ...за исключением, впрочем, пощечины, которую отвесил бывшей жене. А сколько он потом корил себя за несдержанность! Но застать свою благоверную в одной кровати с лучшим другом - это, наверное, все-таки может служить оправданием его поступку. Хотя, это уже давняя история, собственно говоря.
Но что вытворяет в канале этот подонок! И ведь что самое обидное, чувствуешь себя бессильным, потому что ничем не можешь помочь девчонкам. Заткнуть поток ругательств, льющийся из грязного рта, - что может быть естественней этого желания? Этот мерзавец храбрится, потому что чувствует себя безнаказанным, считает, на него сложно найти управу. Эх, посмотреть бы в его гнилые глазки, да поговорить по-мужски. Жаль, что пока не получится.
Четыреста вторая вроде бы повеселела. Вон, и голосок зазвучал по-другому. Что ж, если он хоть чуть-чуть помог - тоже неплохо. Как этот мерзавец ее называл? Кристина? Интересно, это и в самом деле ее имя? Красивое. Только холодное. Почему-то сразу представляются кристаллы льда и снег. Странно только, откуда этот парень ее знает? Может быть, были знакомы, а потом что-то разладилось, вот и отыгрывается на девушке таким способом? Хотя нет, скорее всего, просто случайно узнал ее настоящее имя, а теперь изгаляется.
С этими мыслями Иван незаметно для себя добрался до дома, припарковал Волгу и отправился наверх, на свой родной и опостылевший одиннадцатый этаж, все еще думая о девушке-операторе с редким именем Кристина.
***
Прошло больше недели с тех пор, как Кристина с Ленкой говорили "за жизнь". За это время ничего нового не произошло, разве что Фредди, видимо из извращенного чувства справедливости, начал докапываться до всех операторов, а не только до них. Впрочем, по именам она по-прежнему звал только Лену и Кристину. Имена других операторов еще, видимо, не смог вычислить. Кстати, кличка Фредди к нему так и прилипла, и теперь уже все четыре смены величали его между собой только так. Стало ясно, что в эфир он выходит либо рано утром, либо после шести часов вечера, после чего сидит там до глубокой ночи, а иногда и всю ночь напролет. Следовательно, Фредди где-то работал, и двести сорок восьмая была права, что к разряду юных сосунков, таких как Изя и Резидент, он не относится. Внутри этой троицы помех установился своеобразный нейтралитет, который, впрочем, в любой момент был готов перейти в открытый конфликт. Фредди ни в грош не ставил Изю с Резидентом, и при случае всячески демонстрировал свое пренебрежение к ним. Те платили ему той же монетой, и во время этого противостояния, судя по всему, даже всерьез сдружились между собой.
Погода резко испортилась, и теперь сутки напролет моросил холодный дождь. Закончилось бабье лето, а жаль. Да и похолодало здорово. Без теплой куртки из дома уже не выйдешь, да и голову хочется чем-то прикрыть от пронизывающего ветра. Хотя в целом как время года осень Кристине всегда нравилась. Она находила удовольствие смотреть на то, как засыпает природа. Словно человек, переделавший кучу дел и со спокойной совестью отправляющийся на законный покой. Впрочем, определение, что осень - это частично смерть, Кристине тоже нравилось. Упавшие листья больше не позеленеют, пожухлая трава сгниет от дождя. Да, будет весна, и будут новые листья и трава, но не эти. В осознании этого факта крылось свое мрачное очарование. Вообще, тема осени, тема болезни со смертельным исходом уводило ее воображение в такие темные тайники души, из которых временами было трудно возвращаться. Песня Шевчука "Последняя осень" очень долго была любимой у Кристины, и все из-за слов: "Ах, Александр Сергеевич, милый, ну что же вы нам ничего не сказали о том, как держали, искали, любили, о том, что в последнюю осень вы знали". Кристина любила представлять себя смертельно раненой, умирающей, постепенно теряющей последние силы, но чувствующей приближение разгадки некой великой тайны. Конечность бытия ее не страшила, но волновала. В один из таких моментов она написала короткое четверостишие:
Когда-нибудь в сумрачный день упадешь,
Последние небо, акации, дождь.
И чуя, как кровь заструилась свинцом,
Подумаешь: смерть со счастливым концом.
В этом была вся Кристина. Помимо песни ДДТ, столь же сильные чувства у нее вызывал разве что фильм "Гамлет" со Смоктуновским в главной роли. Она была готова раз за разом смотреть его от начала до конца, и все ради одной фразы, которую произносит смертельно раненый Гамлет: "Дальнейшее молчание".
Об этом Кристина тоже никому ничего не рассказывала. Да и кому, собственно говоря, это могло быть интересно? Разве что какому-нибудь психоаналитику в качестве готового клинического материала для диссертации. Она отнюдь не стремилась к смерти, как к таковой, и уж точно не собиралась вскрывать вены, глотать таблетки или прыгать под колеса грузовика. Зачем торопить события? Это от нее никуда не уйдет. Лучше заодно успеть насладиться жизнью. С другой стороны, момент умирания может произойти всего однажды, и кто гарантирует, что он не будет безнадежно испорчен суетой окружающих или тщетными попытками врачей. А заново и заново проигрывая его в воображении и пытаясь прочувствовать все нюансы, этот момент заочно можно прожить столько раз, сколько тебе хочется. Еще одно очко в пользу жизни. Вот такой парадокс.
Другой более безобидной манией Кристины было представлять, что она падает в обморок, и вокруг нее начинают бегать люди, пытаются привести ее в чувство. А она лежит, и все это чувствует и слышит. То есть обморок получается как бы понарошку. Особенно нравилось переживать момент, как кто-нибудь поднимает ее на руки и перекладывает на диван, или осторожно сажает в кресло. Кристина прекрасно отдавала себе отчет, что ей просто хочется испытать на себе заботу окружающих, удостовериться, что о ней беспокоятся, и внутренне она готова ради этого пойти даже на подлог. Но то, что творилось у нее внутри, практически никогда не выплескивалось наружу. Поэтому ее коллегам вряд ли грозило откачивать лишившуюся чувств Кристину. Богатая фантазия и здесь приходила на выручку, выступая в роли своеобразного предохранительного клапана.
Правда, в последнее время все чаще и чаще хотелось, чтобы в качестве ангела-хранителя в ее фантазиях выступал мужчина, и только мужчина. Она упорно не желала признаться себе в том, что ее тянет к противоположному полу, и отнюдь не в невинном смысле. Один раз даже приснилось, что она занимается любовью с мужчиной. И во сне ей это нравилось. Но Кристина не хотела зависеть от этого чувства. Она достаточно нагляделась на девчонок, чтобы сделать вывод, что когда женщина ищет своего мужчину и по каким-то причинам не может его найти, ее настроение резко падает, в жизни ее ничего не радует, и прочее, и прочее. А чувствовать себя мартовской кошкой, которую проигнорировали коты, - глупее этого трудно что-либо придумать. Зависеть от мужчины, пусть даже только эмоционально, это слишком большая роскошь.
Ленка двести сорок восьмая в принципе догадывалась о проблемах подруги, но даже не подозревала, насколько глубоко лежат их корни. На ее взгляд Кристине бы не мешало прекратить свое добровольное затворничество и открыться миру. Но именно этого Кристина и старалась избежать под всеми мыслимыми предлогами. Ей не нравилось, когда на улице или в транспорте с ней пытались завязать знакомство молодые люди, она терпеть не могла ощущать на себе пристальный взгляд чьих-то глаз, пусть даже и восхищенный. В такие моменты она чувствовала себя как человек, которого помимо его воли пытаются раздеть. А знакомиться с кем-либо сама не имела никакого желания. Да и не умела, честно говоря. Даже представить себе не могла, как это делается. Получается, словно навязываешься. Противно.
