Пьер Лоти - Рарагю

XLVII

Тиауи, забывшись, «поцеловала» Рарагю носом, сообразно старому, забытому обычаю племени маори — привычка эта сохранилась у нее с раннего детства. Она коснулась своим носиком округлой щеки Рарагю и сильно втянула в себя воздух. Так раньше приветствовали друг друга маори: поцелуй губами был привезен к ним из Европы.

Рарагю, несмотря на свои слезы, с усмешкой взглянула на меня, и эта усмешка означала приблизительно следующее: «Видишь, какая она дикарка! Я была права, назвав ее так, Лоти! Но я все равно очень люблю ее!»

И они крепко поцеловались. Через минуту все уже было забыто.

XLVIII

Под старыми кокосовыми пальмами, в пустынных местах у голубого моря, всегда печальных, возвышаются похоронные холмы — высокие коралловые тумулусы… Это — marae, места погребения вождей. Их история теряется в неведомом прошлом Полинезии. Эти захоронения встречаются на взморье всех островов, где обитают маори. Таинственные островитяне Ранану украшали эти могилы гигантскими статуями с устрашающими лицами; таитяне сажали на них железные деревья. Железное дерево для них то же, что для нас кипарис — у него темная листва, а морской ветер с загадочным свистом проникает в его неподвижные ветви… Эти тумулусы, белые, несмотря на древность, и поросшие темными деревьями — ужасное напоминание о прошлом. Они служили алтарями, на которых приносились человеческие жертвы в память умерших.

Таити, по словам Помаре, — единственный остров, где даже в самые древние времена жертву не съедали после заклания, а только делали вид, что приступают к похоронной тризне. Жертве вырывали глаза, клали их на блюдо и подавали королеве, это было ее странной прерогативой (рассказано Помаре).

XLIX

Тагапаиру, приемный отец Рарагю, занимался промыслом до такой степени необычным, что даже в нашей Европе, столь изобретательной в этом отношении, наверное, еще не выдумали ничего подобного.

Он был очень стар, что большая редкость в Океании; кроме того, у него была белая борода, что еще большая редкость. На Маркизских островах белая борода — драгоценность, из которой делают украшения для начальников, для этого там специально содержат нескольких стариков.

Два раза в год старый Тагапаиру остригал свою бороду и отправлял ее на Гивкоа, самый варварский из Маркизских островов, где она продавалась на вес золота.

L

Рарагю с большим вниманием и страхом рассматривала лежавший на моих коленях череп. Мы сидели на самой вершине кораллового тумулуса, под огромными железными деревьями. Был вечер, солнце медленно погружалось в зеленый океан среди нерушимой тишины.

В этот вечер я смотрел на Рарагю с особенной нежностью. «Rendeer» на время уплывал, чтобы посетить северную часть архипелага Маркизских островов. Рарагю, серьезная и сосредоточенная, была погружена в одно из тех детских мечтаний, которые были не вполне доступны моему пониманию. Золотистый свет на одно мгновение озарил ее всю, а затем солнце погрузилось в волны.

Рарагю никогда не видела так близко лежавший на моих коленях зловещий предмет. Было заметно, что череп наводил ее на смутные размышления.

Череп, очевидно очень древний, был окрашен в красный цвет, которым окрашивает земля Таити все камни и кости. Смерть уже не так ужасна, если случилась давно.

— Riara! — повторяла Рарагю.

Слово это означает в переводе «ужасный», но только приблизительно, так как мы чужды того мрачного страха, который испытывают там по отношению к мертвым и привидениям.

— Что так пугает тебя? — спросил я Рарагю.

Она отвечала, указывая на беззубый рот:

— Его смех, Лоти! Его смех, похожий на смех Тупапагу!

Была уже ночь. Мы возвратились в Апире, и Рарагю всю дорогу дрожала от страха. В этой стране, где совсем нечего опасаться, ни растении, ни животных, ни людей, где можно уснуть под открытым небом без всякого оружия, туземцы боятся ночи и дрожат от страха при мысли о привидениях. На открытых местах все еще шло благополучно. Рарагю крепко держалась за мою руку и громко пела hymene, чтобы придать себе мужества. Но, попав в лес из кокосовых пальм, испугалась. Она шла впереди, протянув мне назад обе руки, что было не очень удобно при быстрой ходьбе, но так она чувствовала себя безопаснее и была уверена, что ее не схватит сзади за волосы мертвая голова кирпичного цвета.

В лесу царил глубокий мрак. Витали ароматы растений. Почва была усыпана сухими листьями пальм, хрустевшими под нашими ногами. Слышался характерный звук — металлический шелест кокосовых листьев. Из-за деревьев доносился смех Тупапагу, а вокруг отвратительно шуршали целые полчища голубых крабов, которые при нашем приближении спешили укрыться в свои подземные жилища…

LI

Назавтра мы прощались. Вечером я рассчитывал наконец увидеть Таимагу. Она, как мне передали, вернулась на Таити, и я назначил ей через одну служанку королевы свидание на морском берегу округа Фарета с наступлением ночи.

Явившись в назначенный час в это уединенное место, я увидел сидящую неподвижно женщину, с головой, покрытой белым покрывалом.

Я приблизился и позвал:

— Таимага?

Женщина долго не отвечала. Она отворачивалась и смеялась под своим кисейным покрывалом. Я отбросил его и увидел знакомое лицо Фаиманы, которая вскочила и убежала с громким смехом.

Фаимана не сказала мне, что привело ее в это место. Она никогда не слышала о Таимаге и ничего не могла мне о ней сообщить. Волей-неволей пришлось отложить до моего возвращения новую попытку увидеться с ней. Мне казалось, что эта женщина — миф и что какая-то таинственная сила нарочно мешает нам встретиться…

Мы отплыли на следующее утро, до восхода солнца. Рарагю и Тиауи пришли затемно, чтобы проводить меня до взморья. Рарагю много плакала, хотя плавание «Rendeer» должно было продлиться не более месяца. Она, быть может, предчувствовала, что чудесные минуты, проведенные нами вместе, уже не повторятся.

Идиллия закончилась. Вопреки нашим ожиданиям, мирные, радостные часы, проведенные на берегу ручья Фатауа, миновали безвозвратно…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Нуку-хивское «Hors d’oeuye»

Одно название Нуку-Хивы вызывает мысли о ссылке и тюрьме, хотя ничто теперь не напоминает об этом. Вот уже много лет, как ссыльные покинули эту прекрасную страну и пустующая цитадель Тайогае превратилась в развалины. Этот свободный и дикий остров с 1842 года принадлежит Франции; он утратил свою независимость одновременно с островами Таити, Товарищества и Помоту.

В Тайогае, столице острова, живут: несколько европейцев, губернатор, лоцман, епископ-миссионер, монахи, четыре монахини, имеющие здесь школу для девочек, и, наконец, четыре жандарма. А обобранная, лишенная власти королева получает от правительства пенсию в шестьсот франков и солдатский паек на себя и свою семью.

Раньше китоловы любили Тайогае и охотно здесь останавливались. Жители страдали от их набегов — матросы разбредались по хижинам туземцев и бесчинствовали. В настоящее время, благодаря присутствию четырех жандармов, они предпочитают приставать к соседним островам.

Нуку-Хива был прежде густонаселен, но недавние эпидемии, завезенные сюда европейцами, сильно сократили число жителей. Они славятся красотой телосложения. Племя, населяющее Маркизские острова, считается одним из красивейших в мире. Однако требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этим странным лицам и понять их красоту. Местные женщины имеют тонкую талию и крупные, грубые черты лица, внешность их весьма самобытна.

Женщины в Тайогае тоже носят длинные кисейные туники, подстригают и завивают волосы и душатся сандалом. Но в провинции эти костюмы слишком упрощены. Мужчины довольствуются только узким поясом, одежду заменяет татуировка. Они искусно татуируются, но рисунки почему-то покрывают одну половину тела — правую или левую, тогда как другая остается гладкой. Бледно-голубые полосы на лице придают им совершенно дикий вид и подчеркивают белизну белков и зубов.

На соседних островах, редко посещаемых европейцами, еще носят головные уборы из перьев, ожерелья из зубов и клочки черной шерсти в ушах.

Тайогае находится на берегу глубокого залива, окруженного высокими скалистыми горами самых причудливых форм. Густая растительность покрывает всю страну роскошным покровом; весь остров порос лесом и кустарником, и над ним качают верхушками высокие и гибкие кокосовые пальмы.

Многочисленные хижины столицы разбросаны вдоль тенистой аллеи, идущей по берегу моря. Рядом с этой единственной, но очень красивой дорогой есть лесные тропинки, ведущие к горам. Внутренность острова так густо заросла лесом, что сообщение между разными заливами осуществляется морем. На горе находятся старые кладбища маори, которых все боятся и где обитают страшные Тупапагу.