Марсель Ферри - Любовница авантюриста. Дневная Красавица. Сказочные облака
— Я этого не знала.
— Ты никогда ничего не знаешь. Ты так боишься ввязаться в эти дела, что постоянно витаешь в облаках. Кстати, о чем ты мечтаешь?
Она засмеялась.
— О пустынных берегах.
— Я так и думал. Как только у тебя неприятности, ты начинаешь мечтать о пустынных берегах. Ты помнишь, как…
Она привычно оглянулась назад, и это его позабавило.
— Не волнуйся, его там нет.
— Речь идет не о простых житейских неприятностях, Северин, а о моем муже. Он любит меня, и я дорожу этим.
— Не будь ханжой. Ну вышла за того, а не за этого. Ну, и что дальше? Не беги так, я обожаю, когда ты сердишься, мой котеночек…
Он еле поспевал за ней, она шла по улице и цедила сквозь зубы: «Я не из таких, не из таких». Он в конце концов услышал, что она шепчет.
— Конечно, не из таких. Ты создана для счастливой, веселой жизни, для того, чтобы любить человека, который не держит тебя день-деньской за горло. Ты обиделась, Жозе?
Они подходили к выставочному залу. Она повернулась к нему заплаканным лицом и бросила: «Нет». Северин в растерянности замер у входной двери.
Жозе яростно протискивалась между покидавшими выставку посетителями, кусая губы, чтобы остановить слезы.
Она искала Алана.
«Алан, миленький, ты ведь меня так любишь, сумасшедшенький ты мой, ни на кого не похожий, Алан, ну скажи же, что они не правы, что они ничего не понимают, что мы всегда будем вместе…» Она чуть не сшибла его с ног в тот момент, когда он жал руку последнему из приглашенных.
— Куда ты пропала?
— Я пошла выпить пива с Северином, мы здесь задыхались.
— С Северином? Надо же, а я видел его минут пять назад.
— Ты обознался. Умоляю, не начинай все сначала!
Он лукаво глянул на нее и рассмеялся.
— Ты права. Сегодня большой день, забудем свои причуды. Да здравствует живопись! Да здравствует великий художник!
Теперь они были одни. Выставочный зал опустел. Сквозь стеклянные двери было видно сидящую в машине Лору, которая жестами приглашала их к ней присоединиться. Алан взял Жозе за руку и подвел к одной из своих картин.
— Ты видишь это? Это ровным счетом ничего не стоит. Это — не живопись. Это — ничтожная навязчивая идейка в цвете. Настоящие критики сразу это поняли. Это — плохая живопись.
— Почему ты мне это говоришь?
— Потому что это правда. И я всегда это знал. Неужели ты вообразила, что я поверил в эту комедию? Ты так плохо меня знаешь?
— Зачем тебе это было нужно?
Она была ошеломлена.
— Чтобы как-то развлечься. И чтобы чем-то тебя занять, дорогая. Впрочем, я сожалею, что все это было розыгрышем. Ты была великолепна в роли жены художника. Ты излучала уверенность. Ты не была в восторге от моих творений, нет, но хорошо это скрывала. Ведь я был чем-то занят, и тебя это устраивало, не так ли?
Она уже пришла в себя и с любопытством смотрела на него.
— Так зачем же ты мне все это сейчас говоришь?
— У меня нет желания провести остаток своих дней за этой бредовой пачкотней. И потом, я не люблю лгать, — учтиво добавил он.
Жозе неподвижно стояла перед ним. Она смутно вспомнила о бессонных ночах, которые он заставил ее провести, о его наигранном смятении и напускном упорстве. Она коротко и сухо рассмеялась.
— Ты немного переиграл. Пойдем, тебя ждет твой меценат.
Лора покраснела от возбуждения и счастья. Она села между ними на заднее сиденье и всю дорогу не умолкала. Время от времени ее трепетная ладонь боязливо ложилась на руку Алана. Он отвечал ей с искренним удовольствием, и Жозе, слыша их смех и видя конвульсивные движения этой ладони, хотела умереть.
Квартира Лоры Дор на улице Лоншам была слишком велика, слишком торжественна, так заставлена массивной мебелью, что никто не знал, по крайней мере в начале вечера, куда поставить пустой бокал. Жозе пересекла ее деловым шагом и закрылась в ванной комнате, где тщательно смыла следы недолгих горячих слез, пролитых часом раньше. Всмотревшись в свое отражение в зеркале, она нашла для своего лица неспокойное, яростное выражение, которое ей явно шло, плавно удлинила линию глаз, вытянула овал лица, подчеркнула выпуклость нижней губы и, наконец, улыбнулась творению своих рук — незнакомке, куда более зрелой и опасной, чем она сама. Ее охватила приятная дрожь, желание сокрушать, шокировать, которого она не испытывала с тех пор, как покинула Ки-Вест. «Они начинают меня раздражать, — прошептала она, — они начинают не на шутку меня раздражать». Под «ними» она подразумевала лживую, безликую толпу. Она вышла из ванной, чувствуя прилив сил, сладкий раж, который она была уже не в силах сдерживать. В гостиной, прислонившись к стене, весело ворковали Алан и Лора. Уже подъехали несколько человек из тех, что были приглашены на выставку. Жозе сделала вид, что не замечает их, и налила себе полный бокал виски. Алан бросил ей:
— А я за последние два месяца свыкся с мыслью, что ты пьешь только воду.
— Меня мучает жажда, — ответила она и так ослепительно ему улыбнулась, что он смутился. — Я пью за твой успех, — сказала она, подняв бокал, — и за успех Лоры, ибо благодаря ее стараниям все сложилось так удачно.
Лора рассеянно улыбнулась в ответ и слегка дернула руку Алана, чтобы тот обратил на нее внимание. Он не хотел отводить глаз от жены, но Жозе лихо подмигнула и повернулась к нему спиной. Она окинула взглядом гостиную в поисках добычи — любого благодушного, представительного мужчины, который поухаживал бы за ней. Но народу было пока совсем мало, и ей пришлось подсесть к бледной как никогда Элизабет Ж., которая опять ждала своего несносного любовника. Полторы недели назад она совершила очередную попытку самоубийства, и ее запястья были красноречиво перехвачены бинтами.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Жозе.
Она отпила глоток из бокала и нашла виски отвратительным.
— Спасибо, лучше. — Попытки самоубийства Элизабет были такой же банальной темой для разговоров, как чья-то простуда. — Ума не приложу, где Энрико, ведь он давно должен быть здесь. Вы знаете, я так рада за Алана…
— Благодарю вас, — сказала Жозе.
Она смотрела на Элизабет с необыкновенной теплотой, она чувствовала, что готова очаровать тигра.
Согретая этим взглядом, Элизабет оживилась. Она немного поколебалась и изрекла:
— О, если бы Энрико добился хотя бы половины подобного успеха! Это примирило бы его с людьми, он был бы спасен. Ведь он, представьте себе, в ссоре со всем земным шаром.
Она говорила об этом так, будто речь шла о ссоре двух ее горничных. Жозе понимающе кивнула. Она превосходно себя чувствовала. Почему? «Да потому что я живу, совершаю поступки, исходя из своих интересов, и меня уже не волнует, как это воспримет прохвост, который продолжает сейчас там, в глубине гостиной, неизменно лгать». Это заключение наполнило ее злым ликованием. Элизабет продолжала:
— Он мне говорит: «Вот если бы мне помогли твои друзья…» Разумеется, ему нужна помощь, но не могу же я заставить Лору принять участие в его судьбе. Он думает, что мои друзья не любят его, потому что я жалуюсь им на него. Но ведь я никогда не жаловалась. Я его понимаю. Ведь он необычайно талантлив, но так страдает из-за своих неудач, из-за слепоты так называемых ценителей искусства, которым подавай жалкие копии… то есть… я, конечно, не говорю об Алане.
— Можете говорить и о нем, — холодно сказала Жозе. — Лично я равнодушна к его живописи.
— Вы не правы, — слабо запротестовала слегка потрясенная Элизабет, — в ней есть что-то такое…
Ее перевязанное запястье описало кривую. Жозе улыбнулась.
— Чего нет у других, да? Наверное, так оно и есть. Во всяком случае, не накладывайте больше на себя руки, Элизабет.
«Похоже, я пьяна, — подумала она, удаляясь, — это от двух-то глотков. Вот тебе и на!» Кто-то подхватил ее под руку. Это был Северин.
— Жозе, прости меня, пожалуйста, за то, что я тебе наговорил. Ты очень обиделась?
Он был сконфужен, говорил тихо и вкрадчиво, как бы опасаясь снова причинить ей боль. Она тряхнула головой.
— Ты разбередил мне душу, Северин. Однако выше голову! Помнишь тот фильм с Бэт Дэвис? Она устраивает в Голливуде грандиозный праздник и незадолго до его начала узнает, что кто-то отбил у нее любовника.
— «Все о Еве», — удивленно произнес Северин.
— Да. Помнишь, как она вышла к гостям и небрежно им бросила: «Пристегните ремни, будет качка». Так вот, будет качка, дорогой мой Северин.
— Что-нибудь с Лорой, Аланом?
— Нет, со мной.
— Что это ты накрасилась под роковую женщину? Жозе, погоди…
Он нагнал ее в баре. Она осторожно опускала два кусочка льда в свой бокал.
— Что ты собираешься предпринять?
Он не знал, радоваться ему или бить тревогу. То, что он называл «пробуждениями Жозе», имело порой катастрофические последствия.
