Сьюзен Льюис - Западня
— Да.
— Я вас видела с ней. После вашей победы в Силверстоне. Она уже тогда знала о своей болезни?
— Да, знала.
— И что… скоро умрет?
— Да.
— Простите меня, Энрико. Мне, правда, очень жаль. Я не хотела вас обидеть. — Она вдруг порывисто обняла его.
Энрико поднял голову.
— Сейчас не время, но открою-ка я бутылку виски…
— Насчет вашей кузины, — сказал он после того, как они молча выпили по рюмке. — Не может быть, чтобы вы сделали нечто до того ужасное, чтобы она не смогла простить. В трудное время, Мадлен, человек нуждается в поддержке семьи. Только родные могут бескорыстно любить и прощать. Мэриан знает, в чем вы провинились?
— Частично. И это она уже простила. Но есть еще кое-что. Я обманула и ограбила ее, а потом по-хамски вела себя, когда она пришла повидаться со мной в Нью-Йорке. Самое странное то, что я не хотела этого, но чувствовала себя до того виноватой, что меня понесло. С тех пор, как я совершила эту подлость, я не знала ни покоя, ни счастья. Но, понимаете, я так хотела Пола, что была готова на все. — И севшим голосом добавила: — Он задумал погубить меня. И вот — я нищая. Ни дома, ни друзей, ни семьи. И все так же хочу его — вы можете этому поверить?
Он улыбнулся.
— Любовь зла.
— Вам повезло, Энрико: Росария любила вас по-настоящему.
— Да, в этом смысле мне повезло.
— Почему мы не можем жить без любви?
— Не знаю, cara. Наверное, потому что без этого не чувствуем себя людьми. Есть много родов любви, но любовь между мужчиной и женщиной — самая прекрасная. И самая трагическая. Ты достигла вершины славы, я стал знаменитым гонщиком… И мы оба убедились, что успех — ничто по сравнению с любовью, а слава не способна уберечь от горьких утрат. Нужно искать опору в семье — только она дает силу жить дальше.
— Ты говоришь совсем как Мэриан.
Он усмехнулся.
— В таком случае Мэриан — мудрая женщина. Не правда ли?
Мадлен тоже немного повеселела.
— Ах, если бы она оказалась рядом! Я даже не знаю, где она сейчас — возможно, еще в Нью-Йорке. Но знаешь что? Как только я вернусь в Англию, сразу же разыщу Мэриан. Тетя наверняка знает, где ее искать. Мы сядем втроем, и я признаюсь в тех гадостях, которые совершила.
— Я уверен, они простят, потому что почувствуют, что ты их любишь. А теперь, поскольку мы подплываем к Порто Черво, пора одеваться.
Облачившись в шорты и рубашки из его гардероба, они сошли на берег. Зашли в переполненное кафе. И там, за аппетитной пиццей и охлажденным «фраскати», вели оживленную беседу, помогая друг другу забыться. Энрико рассказывал о гонках, и Мадлен почти физически ощущала упоение скоростью и риском, мысленно переживала ни с чем не сравнимую радость победы. В свою очередь, он расспрашивал ее о профессии модели и ужаснулся, узнав, как часто ей приходится обнажаться перед камерой.
— По-твоему, это плохо? — растерянно спросила Мадлен.
— Да, ужасно. — Но, поймав ее затравленный взгляд, он смягчился. — Ты прекрасная женщина, Мадлен; не сомневаюсь, людям доставляет удовольствие любоваться твоим совершенным телом. Но самой-то тебе нравится?
— Да, — хмуро ответила она.
— Похоже, ты не уверена. Может, тебе больше не нужно этим заниматься?
— Не знаю. Сейчас мне уже все равно.
— А раньше было не все равно?
Она повела плечами.
— Наверное. Меня никогда не влекло ни к чему другому.
— Ну хорошо. Ты вырвалась вперед, но рано или поздно тебя обойдут другие — и что тогда?
В ее глазах сверкнуло лукавство.
— Может, стану гонщицей?
Он ущипнул ее за нос. Они и не заметили, как к ним подкрался фотограф, а за ним другой. И вдруг — вспышка!
Энрико пришел в ужас. Быть застигнутым в такой обстановке — вскоре после смерти жены! Он вскочил и сбил наглеца с ног. Внезапно вокруг них словно вспыхнул фейерверк — пресса рвалась запечатлеть на пленке сенсационный поворот сюжета. Мадлен бросилась к Энрико, но кто-то схватил ее за руку и потащил к выходу. Она отбивалась и звала на помощь, однако похититель зажал ей рот. Ее, как мешок, затолкали на заднее сиденье лимузина.
* * *Мэтью приехал вечером. Мэриан изнемогала от желания вновь очутиться в его объятиях, как в Нью-Йорке, но этого не произошло. Они проговорили всю ночь — главным образом о ее матери и Мадлен. Мэтью тоже рассказал о своей семье. Имя Стефани не упоминалось, но Мэриан почти физически ощущала ее присутствие.
Грейс сама обо всем позаботилась — даже сдала на хранение личные вещи Селии, пока Мэриан не решила, как ими распорядиться. Дом сняла молодая семья: муж, жена и их маленький сынишка. Они должны были въехать на будущей неделе.
После отъезда Грейс (которая не забыла обеспечить Мэриан охрану) она бесцельно слонялась по дому, окунаясь в воспоминания детства и дивясь: почему не приехала Мадлен? И вдруг новость: Мадлен исчезла, Пол публично отверг ее, и она скрылась.
— Господи, почему она не обратилась ко мне? — сокрушалась Мэриан. — Я ей необходима так же, как и она мне.
Мэтью шутя взъерошил ей волосы.
— У тебя есть я. — И тотчас отвернулся, прочитав в ее глазах: «Так ли?»
— Давай съездим к Кристи, — предложил он, когда она заперла дверь. — Вложишь вырученные за дом деньги в какое-нибудь произведение искусства, например в картину. Пусть она напоминает тебе о матери. Ты когда-нибудь бывала на аукционе?
Она покачала головой.
— Я тоже, так что мы оба получаем возможность пополнить образование.
В Лондоне Мэриан первым делом купила утреннюю газету. Как и прежде, на первой полосе красовалось лицо Мадлен. Надпись под портретом гласила: она вместе с Энрико Таралло оказалась замешанной в какую-то заварушку на Сардинии.
— Теперь мы хоть знаем, где она.
— Боюсь, что пока нет, — возразил Мэтью. — Прочти-ка вот это.
Мэриан прочла. И вдруг покатилась со смеху.
— Ох, Мэтью! Мэдди всю жизнь мечтала о грандиозном приключении. Ну так она своего добилась. Черный лимузин! Извини, я понимаю, что это не смешно, но ничего не могу с собой поделать. Ты думаешь, это серьезно?
— Кто знает.
* * *В широкой желтой юбке и белой цыганской блузке, таинственным образом появившихся утром у нее в комнате, Мадлен сидела на крохотной горной полянке, усыпанной голубыми колокольчиками. Внизу бирюзовые волны набегали на берег частного пляжа Таралло. Мадлен перевела взгляд дальше, туда, где в белесой дымке небо сливалось с землей. Солнце согревало и тело, и душу. На губах Мадлен блуждала улыбка; ей вспомнилось все происшедшее за последние сутки.
Ее выволокли из кафе в Порто Черво, запихнули в лимузин и до самой окраины везли с завязанными глазами. Там машина остановилась; в нее сели Энрико и кто-то еще, и лимузин умчался дальше в ночь. Пассажиры громко разговаривали по-итальянски, а Мадлен непонимающе уставилась на Энрико, как только с ее глаз сняли повязку. От страха у нее отнялся язык. Энрико увидел выражение ее лица и улыбнулся.
— Не бойся, cara, это проделки моей бабушки: она решила таким образом доставить нас домой.
Из дальнего угла автомобиля донесся хриплый, каркающий голос. Женщина подняла вуаль, и Мадлен увидела белое старческое лицо.
— Мадлен, познакомься с моей бабушкой, Сильвестрой Таралло. У нее повсюду есть осведомители. Они тайно следили за нами в кафе, где разыгрался скандал. Сильвестра, это…
— Я знаю, кто она.
Старуха говорила по-английски с сильным акцентом и тяжело дышала. Сказав что-то Энрико на родном языке, она повернулась к Мадлен.
— Я сказала своему внуку, что ты навлечешь на нашу семью бесчестье. Я видела твои фотографии.
— Сильвестра!
Энрико снова перешел на родной язык, а Мадлен забилась подальше в угол.
Они вошли вслед за старухой в роскошный зал, отделанный серым мрамором. Явились двое слуг. Сильвестра отдала им распоряжения и обратилась к Мадлен:
— Твоя комната готова. Иди с Орсолой. У тебя есть вещи?
Девушка покачала головой. Энрико незаметно от бабушки подмигнул ей и жестом показал, чтобы слушалась.
Утром ее разбудили детские голоса, но после приема, оказанного ей Сильвестрой, Мадлен не посмела покинуть комнату. В изножии кровати лежала аккуратно сложенная одежда; ее платье и рубашка и шорты Энрико испарились.
Пришел Энрико вместе с горничной, которая принялась сервировать завтрак на веранде. После ее ухода Энрико передал Мадлен утренние газеты, пестревшие сообщениями о вчерашнем скандале.
— Если все похищения таковы, не представляю, из-за чего люди поднимают шум, — проговорила Мадлен.
Энрико криво усмехнулся.
— Однако нужно исправлять положение. Я сам займусь прессой.
— С каждой минутой романтичнее, — хихикнула Мадлен и вдруг помрачнела, вспомнив о Поле.
— Гони своих призраков, — посоветовал Энрико. — Наша кухарка Лара обидится, если ты не оценишь по достоинству ее чай. Она приготовила его специально для тебя: ведь ты — англичанка.
