Франческа Клементис - Большие девочки не плачут
Но самым большим обманом была ложь, которую она сейчас произнесла. Таблетка для похудения? Да кого она обманывает? Конечно же, она попробует ее, хотя никому в этом и не признается. А вместо этого будет рассказывать, что решила сбросить лишний вес и собирается садиться на сверхстрогую диету, обнаружив в себе наконец-то волю. Но ложь уже прозвучала, и нужно было продолжать в том же духе.
— По-моему, это против природы. Тут кроется столько опасностей для организма и будущих поколений, которые просто не дадут о себе знать сразу же. Вроде талидомида.
Куколка Синди перебила Марину.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — заговорила она дрожащим голосом, — что быть ужасно толстой — это естественно? Или что это хорошо для здоровья? Разумеется, лучше что-то принимать, чтобы вес снизился до нормального, даже если и есть риск, чем получить удар или инфаркт из-за того, что все твои сосуды забиты жиром, а органы не могут вынести напряжения из-за лишней тяжести.
Марина почувствовала, что краснеет вследствие столь откровенной нападки. Сюзи пришла ей на помощь.
— Думаю, это несколько несправедливо по отношению к Корове Му. Многие ничего не могут поделать со своим весом. Возьмите Му. Она ест столько, что воробей на ее месте ноги бы протянул, а вы посмотрите на нее. Наверное, у нее что-то с железами или еще с чем-то. И потом, вы забываете, что некоторые толстые женщины счастливы оттого, что они такие. Нельзя же заставить человека похудеть, если он этого не хочет.
Она улыбнулась Марине: в улыбке мелькнули поддержка и тайный сговор. Марина лишь съежилась, услышав столь наивное рассуждение.
— Должна, однако, сказать, — продолжала Сюзи, — что ты очень недальновидна, отказываясь даже подумать об этой таблетке. Да я тебе всегда говорила — знаю, ты сделала отличную карьеру, но для этого тебе пришлось работать как ненормальной. Ты же сама говоришь — стройной, красивой женщине всегда легче взобраться на вершину. Я не утверждаю, что лишний вес — твоя вина, но ты ведь никогда и не пыталась заняться собой. Ты только подумай, насколько легче бы тебе жилось, если бы ты по-настоящему взялась за эту проблему.
Она смягчилась, подумав о том, что Марине, должно быть, неловко оттого, что ее раздевают на людях.
— Извини. Я увлеклась, потому что мне больно смотреть, как ты борешься со всем на свете. Ты заслуживаешь лучшей доли. И мне бы хотелось увидеть, что твоя жизнь устроилась. Мне не нравится, что ты совсем одна.
У Марины напряглись все мышцы. У нее заболели голова, спина, ей отчаянно захотелось в туалет, но она боялась, что стоит ей выйти из комнаты, так только и будет разговоров что о ней. Она сделала несколько дыхательных упражнений, которым научилась у одной беременной секретарши, и принялась ждать, когда напряжение спадет.
Тут в разговор вступил Кен.
— Может, Марине и не нужен мужчина, в отличие от тебя, Сюзи.
Они оба обменялись, как могло показаться, понимающими взглядами. Марина отметила про себя, что надо бы прощупать Сюзи на этот счет, когда они встретятся в следующий раз. Губы Сюзи вытянулись в тонкую, с иголку, красную ниточку. Она быстро взяла себя в руки и стала собирать тарелки, которыми почти не пользовались.
— Сейчас принесу основное блюдо. Может, поможешь мне, Кен?
Кен правильно истолковал эту просьбу как не допускающий возражений приказ и без раздумий послушно поднялся и последовал за женой на кухню. Оттуда послышалось сердитое бормотанье, которое заглушило навевающую сон колыбельную Криса де Бурга, сменившего Фила Коллинза.
Тут заговорил Дэвид, к большому неудовольствию Синди (и, если честно, Марины), которая пыталась расслышать, о чем спорят Сюзи и Кен.
— Надеюсь, я не поставил вас в неловкое положение, Марина. Может показаться, будто мы на вас набросились, но мне этого вовсе не хотелось. Однако сколько бы мы тут все ни кивали в вашу сторону, дело обстоит таким образом, что ваш вес больше веса среднего человека, и моя таблетка может изменить вашу жизнь — надеюсь, к лучшему. Я искренне заинтересован в том, чтобы узнать, что вы о ней думаете.
Марина вздохнула.
— Дэвид, вы когда-нибудь слышали о группе под названием ТФБП?
Дэвид посмотрел на нее с недоумением.
— Они входят в хит-парад?
Хотя Марине было тошно на душе, она рассмеялась.
— Это не поп-группа, а организация одинаково мыслящих женщин, которые выступают против давления со стороны общества, требующего соблюдения стереотипов стройности. ТФБП означает «толстые феминистки борются за свои права». Они… то есть мы все по нынешним меркам имеем лишний вес, но мы все счастливы оттого, что мы такие. Они… то есть мы едим что хотим, никогда не взвешиваемся и ни во что не ставим индустрию моды и тиранические правила, выдуманные диктаторами, издающими женские журналы в глянцевых обложках.
Она и сама изумилась собственному красноречию, хотя всего лишь цитировала, как попугай, текст статьи, которую читала несколькими днями раньше. До первого собрания ТФБП оставалось еще больше недели, и она еще не решила окончательно, пойдет ли на него.
Дэвид, похоже, задумался.
— Значит, все женщины в этой группе едят что хотят? И не соблюдают диету? А нет ли у них этой странной привычки чередовать пиршество и голодание? Это означает, что их вес не меняется, как у среднего человека, время от времени сидящего на диете.
В его холодных голубых глазах снова появилось задумчивое выражение. Пытаясь истолковать этот странный взгляд, Марина на время ослабила внимание.
Откашлявшись, она ответила на вопрос.
— Все так, — твердо произнесла она, не будучи уверенной насчет того, так ли это на самом деле, но желая, чтобы именно так и было.
Дэвид задумался еще глубже.
— Интересно, — пробормотал он.
В эту минуту в комнату с торжествующим видом возвратилась Сюзи с большим сервировочным блюдом, посреди которого возвышалась одна-единственная жареная курица.
— Надеюсь, все проголодались! — весело воскликнула она.
Марина тяжело вздохнула, поскольку подтвердилось ее подозрение, что эта курица достанется всем шестерым. Только о мысль о том, что по дороге домой можно завернуть в Макдональдс, придала ей силы выглядеть благодарной за крылышко плохо вскормленной птицы, которая одиноко лежала на тарелке в окружении трех молодых картофелин и тридцати семи горошин. Она знала, что горошин тридцать семь, потому что сосчитала их.
Дэвид вошел в свою небольшую квартирку и осторожно зажег свет. В благодарность за то, что электричество еще не отключили, он вздохнул. Усевшись, он освободил карманы от булочек, которые спас в ходе тайного посещения кухни. Их было пять штук. Если покрепче взять себя в руки, то можно протянуть на них с воскресенья до завтрака в понедельник.
У Дэвида Сэндхерста не было денег. Совершенно, буквально не было денег. Это не значит «нет денег» в смысле, употребляемом теми, кто может позволить себе две недели на Сент-Люсии, а не три. Это значит «нет денег», то есть негде их взять, нечего продать, абсолютно никаких кредитов. В понедельник жалованье Дэвида переведут на его банковский счет, и он снова начнет безнадежную борьбу за то, чтобы прожить по средствам до следующей зарплаты. Он будет обманывать своих кредиторов, перемежая ложь и извинения за то, что не может отдать долг, и все это на какое-то время отсрочит их последние требования.
Чрезмерно он не волновался. Все для него складывалось хорошо. В конечном счете.
Дэвид родился с исключительными талантами. У него был исключительный интеллект. Он был исключительно хорош собой и исключительно мил. Судьбой ему было уготовано изменить мир. Ему бы быть вундеркиндом, и он стал бы им, но с рождения он был наделен, а может, к несчастью, отмечен двумя в высшей степени разрушительными качествами, которые явились главными составляющими его жизни: удачей и ленью.
Наверное, они были дарованы ему не одновременно. Наверное, первое попросту неизбежно повлекло за собой второе. Именно постоянное везение, и непременно в самые нужные моменты безрассудной жизни Дэвида, позволяло ему безропотно уступать неодолимому зову лени, которая не давала ему возможности по-настоящему реализовать свой потенциал.
Начиная со школьных лет, когда учение давалось ему легко, а домашние задания, сделанные с минимальными усилиями, постоянно приносили высокие результаты, он решил, что дополнительное приложение сил будет напрасным. Если уж он мог получать самые высокие оценки, работая на семьдесят процентов и не потея, то какой смысл прибавлять еще двадцать процентов? Нет ведь оценки пять с двумя плюсами, и награды за это нет, так зачем это нужно?
А со временем он сделал еще более удивительное открытие. Даже если он и выполнял минимум требуемой от него работы, все равно превосходил всех. Потому что ему везло. Если он изучал три темы из пяти, то эти три темы попадались на экзамене. Если его отвлекали новая книга/телепередача/девушка, он вообще ничего не изучал, а всегда ссылался на самую настоящую болезнь, что позволяло ему не ходить в школу и оставаться вне подозрений.