Николай Новиков - Предвыборная страсть
Когда серьезный Гена Бугаев вышел из кабинета, Маша без приглашения рванулась туда, не обращая внимания на раздраженный голос секретарши.
— Валерия Петровна! Я одна знаю, как все было, и я хочу помочь вам. Пожалуйста, не прогоняйте меня! — взмолилась она прямо с порога.
Агеева прошла мимо нее, плотно закрыла дверь, грустно улыбнулась.
— Спасибо, Маша. Не знаю, как ты поможешь мне, но все равно — спасибо. Я попросила Бугаева привезти Андрея ко мне, там он будет вне опасности, вряд ли Чупров осмелится искать его в моей квартире. Видишь, я ничего не скрываю от тебя.
У Маши дух захватило. Решиться на такое! Спрятать в своей квартире человека, которого разыскивает милиция всего города!
— Валерия Петровна… — Маша умоляюще посмотрела на Агееву.
— Хорошо. Если хочешь, поехали со мной. Подождем, когда Бугаев привезет его. Надеюсь, ты не станешь досаждать мне заявлениями о своей ненависти?
— Я… я уважаю вас и хочу быть рядом… — прошептала Маша. — Не знаю, чем сумею помочь вам, но я хочу это сделать, Валерия Петровна.
— Тогда поехали ко мне.
Вот гак и случилось то, о чем Маша и подумать не могла несколько часов назад.
— Валерия Петровна, хотите, я вам кофе сварю? — предложила она.
— Свари, — сказала Лера. — Там, на кухне, есть растворимый, поставь чайник.
— А обычный кофе, в зернах, у вас есть? — спросила Маша. — Растворимый, он все же не такой, как натуральный.
— Да? Ох, Маша, ты меня весь вечер смущаешь. Я-то привыкла к растворимому, честно говоря, и не знаю толком, как сварить настоящий кофе. Да и нет у меня кофе в зернах.
— Хорошо, я приготовлю растворимый, но потом обязательно научу вас варить настоящий кофе.
— Спасибо, Маша. Ты позвонила отцу, сказала, что находишься у меня?
— Да. Он не возражает.
Лера сидела на кухонном угловом диванчике, сосредоточенно растирая ладонью лоб, Маша стояла у плиты, ожидая, когда закипит вода в чайнике.
— Что-то долго нет известий от Бугаева, — сказала Лера. — Неужели это так сложно — найти Андрея и привезти сюда?
— Он там, Валерия Петровна, я видела его, разговаривала с ним. Наверное, скоро они приедут.
— Уже темно, — сказала Лера, качая головой. — Господи, если б ты знала, как мне хочется увидеть его!..
— Я знаю, Валерия Петровна.
— Ничего ты не знаешь, Маша. Когда я шла к врачу делать аборт, молила Бога: хоть какую-то вес-точку подай мне, что он помнит меня, просто помнит… Я не сделаю этого, и пусть меня проклянут родители, пусть я буду одинокой, бедной, но только бы он думал обо мне, вспоминал хоть иногда, хотя бы из-за ребенка нашего… Ничего я не услышала в ответ.
Все было так тяжело, я даже в реанимацию попала… И чувствовала — страшную ошибку совершаю, но никто не удержал меня от нее… Никто.
— Да все у вас впереди, Валерия Петровна, — сказала Маша, разливая кипяток по чашкам с растворимым кофе.
И больно было думать, что это «все впереди» связано с Андреем, но и приятно осознавать, что она — рядом с самой знаменитой женщиной города, помогает ей в таких вопросах, о которых даже самые большие начальники, даже ее отец, не знают и вряд ли когда узнают.
— Мне кажется, что-то случилось, — сказала Лера, выпив чашку горячего кофе. — Бугаев не тот человек, который медлит.
Маша тоже начала волноваться.
— Если б я знала, что все так получится, я бы сама взяла машину и привезла бы его к вам, — сказала она.
— Бугаеву это проще сделать, — неуверенно сказала Лера.
— У вас впереди такие трудности, послезавтра похороны… И Бориса Васильевича, и Стригунова. Может, приляжете пока, отдохнете?
— Нет, Маша… Наверное, нужно позвонить Чупрову.
— Ой, что вы! Тогда он точно арестует Андрея! — воскликнула Маша.
— А мы не будем ему ничего говорить. Просто поинтересуемся, как обстоят дела с расследованием. Вдруг он знает что-то новое об Андрее и Бугаеве?
Она встала из-за стола, направилась в кабинет. Маша заторопилась следом.
— Новое… это что? — со страхом спросила девушка, усевшись на диван и не сводя напряженного взгляда с хозяйки.
— Сейчас узнаем, — ответила Лера, набирая служебный номер телефона Чупрова.
— Валерия Петровна, у меня прямо душа ноет, чувствую, ничего хорошего он не скажет нам.
Лера махнула рукой, показывая, что Маша должна пройти в кабинет Бориса и взять трубку параллельного аппарата, чтобы слышать их разговор. Маша так и сделала.
— Алло, Дмитрий Сергеевич? — услышала она холодный голос Агеевой и удивилась, как же быстро меняется эта женщина! Только что была подавленной, растерянной, испуганной — как и большинство женщин в трудные минуты, и вот уже — уверенный в себе мэр говорит по телефону. Она бы так не смогла…
— Рад слышать вас, Валерия Петровна, — сочный баритон Чупрова звучал мягко, убаюкивающе, похоже, у начальника милиции было хорошее настроение. — А я как раз собирался вам звонить. Да-да, есть новости, обнадеживающие и даже можно сказать — выводящие нас на финишную прямую.
— Их-то я и хотела услышать.
— Час назад мы провели успешную операцию на городской свалке, правда, не обошлось без жертв, к сожалению, к великому моему сожалению… — Чупров явно не спешил выкладывать конкретные сведения.
В трубке возникла пауза. Видимо, даже Агеева не могла оставаться спокойной, услышав страшный намек. Маша зажала ладонью микрофон и заплакала.
— Пожалуйста, продолжайте, — тихо сказала Агеева.
— Нас ненамного опередил Бугаев, не знаю, по собственной инициативе он там оказался или выполнял ваше распоряжение…
— Мое распоряжение известно всем, — резко сказала Агеева. — Найти виновников случившегося и наказать!
— Бугаеву не повезло. Он нашел виновника, но был серьезно ранен в перестрелке, сейчас находится в реанимации, в критическом состоянии. Врачи говорят, положение безнадежное. Мне очень горько сообщать вам эту весть, но ничего не поделаешь. Такая служба. Если бы не мы, преступнику удалось бы скрыться…
— Но вы подоспели вовремя и взяли его?
— Именно так. Взяли с поличным, теперь не отвертится, никакие адвокаты не помогут подлецу.
— Это Лебеда?
— Почему-то все хотят, чтобы это был Лебеда. Разумеется, Лебеда имеет отношение к трагедии, никаких сомнений на этот счет у меня нет. Подозреваю, именно он был организатором убийства Стригунова и шантажировал Бориса Васильевича. Но мы взяли исполнителя. Им оказался, как я и предполагал, журналист Андрей Истомин.
— Истомин? — в трубке снова возникла пауза.
— Вы слушаете, Валерия Петровна?
— Да…
— Истомин стрелял в Бугаева, когда мои люди ворвались в подземный коридор, он как раз собирался добить Гену, но патроны кончились. Он же серьезно ранил человека, который обитал на свалке, и убил его сожительницу. Парафиновый тест и отпечатки пальцев полностью подтверждают это.
— И вы полагаете, что интеллигентный человек, журналист, способен на такое зверство, Дмитрий Семенович? По-моему, это ложный путь! — крикнула Агеева.
— Именно такие люди впадают в панику и уже не контролируют свои действия. Готовы стрелять на малейший шорох.
— Я не верю в это. Бугаев ничего не сказал?
— И вряд ли скажет, но мне лично все абсолютно ясно.
— Я недавно говорила с Истоминым, восстановила его на службе…
— Не только самого Истомина, но и его мать. Я знаю об этом, Валерия Петровна. Вы были слишком добры.
— Пожалуйста, не перебивайте меня! Я говорила с ним и убеждена — этот человек не мог совершить столь ужасные преступления! А я разбираюсь в людях!
— Но следствием занимаюсь я, — мягко напомнил Чупров.
— Мне нужно сейчас же встретиться с арестованным Истоминым.
— В вашем состоянии, Валерия Петровна… К тому же это не совсем законно.
— Немедленно пришлите за мной машину. И ждите меня в своем кабинете. Расследованием занимаетесь вы, Дмитрий Семенович, но за порядок в городе, в том числе и за эффективную работу милиции отвечаю я.
— Конечно, конечно, Валерия Петровна. Машина за вами уже выезжает.
Короткие гудки возвестили о том, что разговор окончен. Маша положила трубку и, закрыв лицо ладонями, заплакала навзрыд.
50
Платон неспешно нагнулся, поковырял кочергой в камине. Угасающее пламя с новой силой заплясало на березовых поленьях. Платон снова откинулся на спинку кресла-качалки, блаженно прижмурился.
— Ветра нет, а горит хорошо. Что значит — настоящий мастер сделал. И у нас ведь умеют, если захотят, а, Фантомас?
— Умеют. У нас умеют побольше, чем за бугром. Только порядка нет, а без него любое дело в пшик превращается. Ты форточку открыл, не боишься, что продует?
Платон поднял до пояса клетчатый плед, которым были укрыты ноги, покачал головой.
— Да нет. А свежий воздух — это хорошо. Маловато мы бываем на свежем воздухе.
