Эйлин Гудж - Чужое счастье
— Я рада, что тебе понравилось. — Анна провела рукой по волосам.
— Посмотри на себя — тощая, как вешалка! — Бетти неодобрительно поджала губы. Она всегда заставляла дочерей кушать, и это стало одной из причин того, что Анна была такой толстой. Анна открыла рот, чтобы ответить, но Бетти уже не думала об этом.
— А где Моника? — раздраженно спросила она.
Анна почувствовала, как огромная тяжесть опускается на ее плечи. «Я не смогу это вынести. Только не сейчас». Лиз, должно быть, почувствовала ее замешательство, потому что тут же подошла к матери. Опустившись на корточки, она взглянула в глаза Бетти.
— Мам, разве ты не помнишь? Ты была на похоронах, — осторожно сказала Лиз.
— На похоронах? Каких похоронах? — резко спросила Бетти. — Ради бога, о чем ты говоришь?
— Мам… — Лиз была близка к панике. — Моника мертва.
— Какие ужасные вещи ты говоришь! Я больше не хочу это слушать! — Бетти закрыла уши руками.
— Мама, ты же знаешь, я не могла такое придумать.
— Вы, девочки, всегда ей завидовали! Вы обе! — Бетти сердито уставилась на дочерей.
— Хорошо, думай что хочешь. — Лиз снова поднялась на ноги с выражением отчаяния на лице.
— Это правда, мама. — Анна погладила Бетти по голове. — Моника… теперь с Иисусом. — Бетти всегда говорила им это, когда кто-то умирал.
Но проблески здравомыслия уже исчезали из глаз их матери.
— Вы лжете! — Она дико осмотрелась вокруг и пронзительным голосом закричала: — Драгоценная? Ты можешь выйти. Все в порядке, никто тебя не обидит. — «Драгоценная». Анна непроизвольно сжалась, услышав прозвище, которым мать в детстве называла Монику.
— Мама, пожалуйста, — слезы застилали ей глаза.
Кажется, все дошло до Бетти в один момент, и она начала качаться взад и вперед, сжав крепко руки у живота.
— Моя маленькая девочка! Моя драгоценная! — тихим голосом повторяла она. Звуки, которые она издавала, были почти нечеловеческими.
Лиз бросила на Анну взгляд, полный отчаяния.
Анна вспомнила, как их мать всегда гордилась Моникой. Хранила вырезки из газет с ее фотографиями и хвасталась своей знаменитой дочерью любому, кто готов был ее слушать. Казалось, Бетти никогда не замечала пренебрежения Моники, которое граничило с презрением.
— Это все моя вина, — еле слышно шептала Бетти. — Я должна была это прекратить.
Анна пыталась взглянуть матери в глаза, но взгляд Бетти был устремлен на какую-то далекую плоскость, которую видела лишь она одна.
— Прекратить что?
— Я ему говорила… я говорила, что если он еще когда-нибудь посмеет…
Волосы на голове Анны стали дыбом.
— Папа что-то сделал Монике?
— Я пойду в полицию, Джо! На этот раз я действительно это сделаю! — Теперь Бетти окончательно потеряла связь с реальностью. — Разве отец может сделать такое со своей собственной дочерью? — Она закрыла лицо руками. — Нет, Джо… пожалуйста… только не лицо… — Светлые глаза Бетти показались между расставленных, как у запертых в клетках животных, пальцев.
Лиз схватила ее за плечо и стала трясти изо всех сил.
— Что случилось? Что он ей сделал?
— Не надо… пожалуйста… — хныкала Бетти. — Дети… подумай о детях…
Анна была слишком шокирована, чтобы говорить или даже двигаться. Ей все стало ясно. Папочкина маленькая девочка. Так вот почему Моника так ненавидела родителей! Даже Анна и Лиз — как Моника, должно быть, на них обижалась! И скрывая постыдную тайну все эти годы, вела себя так, будто ничего не произошло.
Кровь отлила от лица Лиз.
— Наверное, меня сейчас стошнит, — пробормотала она.
— Он?.. — спросила Анна, отведя ее в сторону.
— О Боже, нет! — Лиз выглядела ошеломленной. — А тебя?
Анна покачала головой.
Их мать продолжала раскачиваться, издавая при этом ужасный стон. Анна почувствовала, как сжался ее желудок, и подумала, что и ее тоже может стошнить. Медленно, чрезвычайно медленно она опустилась на кровать.
— Бедная Моника! Если бы мы только знали!
Лиз покачала головой.
— Она бы не вынесла нашего сочувствия.
— Она, должно быть, так стыдилась этого. Все эти годы…
— Неудивительно, что она ненавидела родителей.
Анна кивнула. Разве могло быть иначе? Их мать была слишком слаба, чтобы положить этому конец, и к тому моменту, когда Моника покинула дом, случилось непоправимое.
— Она показала ему, на что она способна, не так ли? — Бетти подняла голову, в глазах светился триумф. — Его знаменитая дочь, которая скорее плюнет ему в лицо, чем заговорит с ним. — Леденящая душу улыбка появилась на лице Бетти, и ее плечи затряслись от беззвучного смеха.
Анна подумала о тетради, которая была у матери, с вырезками из газет, каждая статья и фото были с любовью приклеены на черные пергаментные страницы. И все это время настоящая Моника была для нее потеряна. Степень заблуждения Бетти ошеломила Анну.
В этот момент внезапно появилась Фелиция.
— Здесь все в порядке?
Анна вскочила, как от удара грома. Анне и Лиз казалось, будто сто лет прошло с тех пор, как они зашли в эту комнату.
— Как видите, наша мама немного расстроилась. — Анна удивилась, что отвечает совершенно спокойным голосом. — Думаю, будет лучше, если мы зайдем в другой раз.
— Что мы могли сделать? — спросила Лиз.
— Ничего, — в горле у Анны стоял ком, словно таблетка аспирина.
Они сидели на парадном крыльце, пытаясь успокоиться перед тем, как ехать домой. Но ни Лиз, ни Анне не удавалось взять себя в руки.
— Меня тошнит при одной лишь мысли об этом, — Лиз была очень бледна.
Вдалеке ритмично поскрипывал старомодный планер.
— Я помню, как однажды ночью папа вошел в мою комнату, — произнесла Анна. — Мне было где-то восемь или девять лет. Он поцеловал меня перед сном, и тут вошла Моника, обратив на себя, как обычно, все внимание. Она не ушла, пока не вышел он. Теперь мне интересно, пыталась ли она защитить меня?
Лиз покачала головой.
— Я не могу поверить в то, что мама обо всем знала. Почему она ничего не сделала?
— Это было не так просто.
— Ну вот, ты опять ее защищаешь.
— Все, что я говорю, это… не обращай внимания. — Анна вздохнула. В чем же дело? Они с сестрой выросли под одной крышей, но, казалось, жили на разных планетах. — Послушай, по какой бы причине она это ни скрывала, это непростительно. Она должна была пойти в полицию или, по крайней мере, развестись с ним.
— Она должна была, могла бы, ей следовало бы… теперь уже слишком поздно об этом говорить.
Анна не могла с этим поспорить.
— Знаешь что? Думаю, Моника никогда не была счастлива, даже когда стала знаменитой. Она всю жизнь словно играла роль.
— Самую выдающуюся роль в своей карьере, — рот Лиз изогнулся в саркастической улыбке.
— А ты? — мягко спросила Анна, немного успокоенная размеренным скрипом планера и шелестом листьев над головой. Где-то вдалеке загудела газонокосилка.
— Счастлива ли я? — Лиз издала хриплый смешок. — Ответ зависит от того, в какой день недели ты об этом спросишь. С понедельника по пятницу я обычно слишком занята, чтобы думать об этом. Именно выходные вызывают у меня наибольшее отвращение.
Ей не нужно было объяснять: женатые мужчины выходные обычно проводят с женами и детьми.
— Как часто вы, гм, с ним видитесь? — Анна старалась говорить без осуждения. Кто она такая, чтобы кого-то судить?
Планер заскрежетал и остановился.
— Не так часто, как хотелось бы, если ты к этому клонишь. — Лиз выглядела несчастной. — Он продолжает говорить, что бросит жену, но я начинаю задумываться, стоит ли это всех моих страданий, даже если он это сделает. Кроме того, у него еще есть ребенок. Я не могу не думать об этом. — Она судорожно сглотнула, бросив на Анну виноватый взгляд. — Извини меня. Тебя будут судить по обвинению в убийстве, а я жалуюсь тебе на дурацкую любовную связь. — Слеза скатилась по щеке Лиз. — Почему я не могу быть такой великодушной, как ты?
— Быть великодушной не так уж весело, — сказала Анна. — В любом случае, я не так благородна, как ты думаешь.
Лиз уныло посмотрела на нее.
— Я знаю, что не всегда это показываю, но я переживаю за тебя, Анна.
— Со мной все будет в порядке. — Анну удивило то, что она сама поверила своим словам, по крайней мере на одно мгновение.
Лиз нехотя поднялась.
— Мне пора идти — нужно забрать Дилана из школы.
Анна тоже с усилием встала.
— Потом домой?
— А куда еще я могу отправиться? Я не осмеливаюсь даже выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом: а вдруг он позвонит? — Лиз издала еще один сиплый смешок.
— Хорошо. Тогда мы сможем поговорить.
Мысли Анны еще раз вернулись к Марку. Может, она тоже мечтает о несбыточном? Что будет с ними, когда все это закончится? Даже эти несколько ночей без него она чувствовала себя более одинокой, чем могла себе представить. Анна изменилась. Она привыкла засыпать в объятиях мужчины и привыкла видеть Марка, застывшего в дверях старой комнаты Гектора, освещенного лившимся из комнаты светом. Ей не хватало их долгих разговоров и часов, которые они проводили в объятиях друг друга, не произнося ни слова. Сегодня ночью она будет лежать без сна и снова думать о нем. Вопрос в том, будет ли Марк думать о ней?
