Любовь Рябикина - Женька
— Действительно, дурак… Влюбленный старый дурак!
Женька уехала. По вечерам Сергей невольно прислушивался — не раздадутся ли в сенях знакомые торопливые шаги. Он не запирал калитку до позднего вечера. В доме вдруг стало пусто и тихо без ее голоса. Раньше Зотов этого не замечал, а теперь одиночество и тишина давили на него со всех сторон. Целые вечера мужчина бродил по пустому дому, включал телевизор и сразу же выключал. Брал книгу и тут же бросал. Ничто не радовало и не веселило. Ему было откровенно плохо.
А во снах к нему приходила Женька с искрами в зеленых глазах, то тихая, то озорная. Иногда он просыпался в слезах. Через неделю сняли лангету с груди, а еще через одну гипс с руки. Зотов вернулся на работу. Вначале, чтобы не напрягать руку, справлялся с более легкими работами: ковырялся в электрике, менял карбюраторы. Он стал почти прежним, если бы не тоска по зеленоглазой девчонке. Сослуживцы сразу заметили его задумчивость и грусть в глазах, но не стали расспрашивать, лишь переглядывались и ждали, что расскажет сам. Сергей молчал. Не принимал больше участия «в посиделках» с пивком после работы. Торопился домой, надеясь на чудо. Он ждал ее, хотя и понимал, что девушка не приедет.
Как–то раз, перебирая старые фотографии, на одной из них он увидел Женьку. Худенький подросток со смешными хвостиками по бокам головы, внимательно смотрел в объектив из–за столба. На переднем плане было фото красивой женщины, но он и внимания на нее не обратил. Зотов взял увеличительное стекло и вгляделся в детское личико — девочка влюбленно смотрела на фотографа. А ведь фотографом был он. Фотографирование когда–то отнимало все свободное время. Это было хобби с детских лет, лишь в последние годы забытое из–за нехватки времени.
Сергей достал из чулана старые фотопринадлежности и втащил в дом. Закуток за печкой вновь превратился в фотолабораторию. Целую ночь он мучился, пытаясь увеличить детское личико и лишь к утру добился четкого отпечатка. Вернувшись с работы, вставил фотографию в рамку и теперь каждое утро, просыпаясь, видел внимательно–восторженный взгляд Женьки. Здоровался с ней. В выходные подолгу смотрел и мысленно разговаривал.
В конце февраля, в один из выходнях, затеял уборку в доме, стараясь хоть чем–то занять себя. Разбирая сваленные на этажерке в кухне газеты, наткнулся на старые медицинские рецепты. На них рукой девушки были сделаны пометки, а на обратной стороне одного написан адрес ее общежития. Зотов прошептал, проведя рукой по этим строчкам:
— Девочка, ты даже не представляешь, какой мне сделала подарок!
Он писал ей письма каждый вечер и… не отправил ни одного, складывая в коробку. Строчки были полны признаний в любви. Пролетел март. В апреле Сергей не выдержал. Он заправил «Москвич» бензином с вечера и рано утром уехал в Кострому. Долго плутал по улицам, пока встретившийся инспектор ГАИ не объяснил дорогу. Подъехал к серой коробке общежития, но зайти и спросить о Женьке не решился.
Остановился напротив входа. Сидел в машине и терпеливо ждал, чтобы хоть издали посмотреть на девушку. Он ничего еще не решил. Только после обеда из–за угла показалась знакомая фигурка в сером плаще. Женя шла медленно, придерживая на плече сумку на длинном ремешке. Ее лицо осунулось и похудело. Она не обратила никакого внимания на стоявшую машину и прошла мимо. Зотова словно в сердце толкнули — она же из–за него такая! Торопливо вышел из машины и окликнул:
— Женя!
Девушка удивленно обернулась. Зеленые глаза широко распахнулись от неожиданности. Она, шатаясь, подошла к нему. Не веря себе, заглянула в лицо мужчины полными слез глазами и прочтя на его взволнованном лице все, уткнулась Зотову в грудь. Прижалась головой к плечу, обхватив за пояс. Он растерянно поглядел на прижавшееся девичье тело, а потом неуверенно обнял ее. Скороговоркой выпалил:
— В доме пусто без тебя. Я старый идиот, Женечка! Так не должно быть, но я люблю тебя! Люблю так, что даже рискнул приехать…
Женька подняла лицо:
— Почему «не должно»? Ведь я же люблю.
Он неуверенно спросил, оставив окаменевшие ладони на хрупких плечах и застыл в ожидании ответа:
— Я хочу спросить, ты выйдешь за меня замуж?
Она счастливо улыбнулась и рассмеялась таким радостным смехом, что у него в груди все зашлось от восторга. Кивнула несколько раз, снова пряча лицо на его груди. Зотов задыхаясь, шепотом спросил:
— За старого дурака, ровесника твоих родителей?
— Да. За любимого моего дурака!
Девушка подняла глаза и обвила его шею руками, не сводя с него взгляда. Ее лицо медленно приближалось. Она словно просила его о чем–то и мужчина понял. Зотов наклонился, прижимаясь к ярким губам. Они целовались, а мимо проходили студенты и удивленно глядели на эту странную пару. Высокого, не молодого мужчину с седыми висками и их красавицу Женьку, которая пользовалась на курсе репутацией «неприступной крепости».
Четыре часа вместе пролетели, как одна минута. Они побывали в кафе и покатались по Костроме. Разговаривали обо всем. Не стесняясь говорили о чувствах, переполнявших обоих. Зотов чувствовал, как поет душа. Сергей собирался уезжать, когда сообразил, что не поговорили о самом главном. Женя стояла на крыльце общежития и смотрела на него. Он вышел из машины и снова подошел к ней:
— Мы не решили, когда сообщим твоим родителям?
Она немного подумала:
— Не говори им пока ничего и веди себя, как прежде. На майские праздники я приеду и сама им скажу. Всего две недели осталось.
Он еще раз крепко поцеловал Женьку и уехал. Пока не скрылся за поворотом, видел ее тоненькую фигурку в зеркале заднего вида, стоящую на крыльце общежития. На душе Зотова наверное впервые в жизни было так радостно. Он попытался что–то напевать, сбился. Начал по новой и снова сбился, но это ничуть не обескуражило. Сергей улыбнулся и невольно взглянул на себя в зеркало:
— Эх, сбросить бы лет десять…
Женька приехала на майские праздники, как обещала. Вновь появилась в родительском доме под вечер, исчезнув из общежития сразу после занятий. Мать принялась накрывать на стол, чтобы поужинать всем вместе. Девушка присела на диванчик в кухне и попросила:
— Папа, мама, я хочу поговорить с вами. В общем, я собираюсь выйти замуж.
Отец, Алексей Федорович, чистивший чеснок за столом, рассудительно сказал:
— Конечно, тебе уже двадцать один год вот–вот исполнится и сама можешь все решить, но ведь еще два года учиться надо. Может, стоит повременить, ты ведь не перестарок.
Дочь покачала головой и слегка улыбнулась:
— Он не против, чтобы я училась. Я люблю этого человека очень давно. Ни один из вас об этом даже не догадывался. Он тоже любит меня. Мы наконец–то все выяснили…
Надежда Кузьминична поинтересовалась, накладывая в тарелки пареную картошку:
— Однокурсник или местный?
Женька посерьезнела и тихо сообщила:
— Местный. Я знаю вас прекрасно и знаю, что в некоторых вопросах вы не слушаете ничего, но я прошу вас подумать обо мне. Я люблю его!
Родители заметно насторожились. Мать застыла с тарелкой в руках возле печки. Отец повернул голову, забыв про чеснок. Алексей Федорович и Валентина Кузьминична переглянулись. Мужчина спросил:
— И кто он?
Девушка словно в омут кинулась:
— Сергей Зотов. Мой «дядя Сережа».
У матери вылетела тарелка из рук и разбилась. Картошка разлетелась во все стороны. Родители вначале онемели, а потом пронесся дикий шквал воплей:
— Кто?!? Не бывать этому! Ноги этого старого козла в нашем доме не будет! Ишь, чего удумали! Да он нам ровесник!
Алексей Федорович обоими руками грохнул по столу:
— Ну и «подарок» ты нам сделала! Учили, растили на свою голову, чтобы старому развратнику отдать! Мужика захотелось — найди ровню! Сучка! Да я тебе такое замужество покажу, на всю жизнь заречешься! Я ему все кости переломаю!
— Зимой не убили, так теперь убьем! Не видать ему тебя, как своих ушей!
Женька встала с дивана и теперь удивленно смотрела на искаженные ненавистью лица родителей. Тех, которых она считала самыми лучшими на свете. Такого ей не могло присниться даже в самом страшном сне. С губ отца и матери слетали такие угрозы и проклятья, что девушка содрогалась от ужаса и страха за Сергея. Оскорбления в собственный адрес до сознания «не доходили». Когда родители остановились передохнуть, она произнесла тихо:
— Неужели вы не поняли, что я люблю его? Что вы ломаете мне жизнь? Я все равно стану его женой, даже вопреки вашей воле. Это моя жизнь! А если вы посмеете что–то сделать Сергею — я покончу с собой…
Валентина Кузьминична гневно поглядела на дочь:
— Можешь убираться в таком случае к своему педику. Об этом весь город говорит. За все годы жениться не мог! Учти, уйдешь и можешь не возвращаться! Спокойной жизни у вас все равно не будет! Как только за порог ступишь — ты нам больше не дочь! Мы тебя проклянем!
