Карла Манглано - Тайный дневник Исабель

На пятый день нашего пребывания в этом городе твоя матушка начала ощущать свой возраст и, вконец уставшая, устроила себе долгий послеобеденный отдых, тем самым предоставив мне возможность отправиться в сад Тюильри. Там я могла поглазеть на детей, катающихся на карусели, сидя на деревянных лошадках, и побаловать себя довольно редким лакомством — сахарной ватой на палочке.

Погода стояла прохладная, но ясная, и парк был залит оранжеватым светом лучей уже начавшего клониться к закату солнца. Я сначала побродила по дорожкам среди красивых древнегреческих статуй и аккуратно подстриженных живых изгородей. Мне навстречу попадались парижане, наслаждавшиеся хорошей осенней погодой. Элегантно одетые дамы гуляли в сопровождении своих служанок; няньки катили перед собой детские — на большущих колесах — коляски, в которых виднелись закутанные в кружева с красными или синими ленточками младенцы; солдаты свистели хорошеньким барышням; девочки прыгали через веревочку; мальчики забавлялись тем, что подталкивали длинными тоненькими прутиками игрушечные суденышки с парусами, гоняя их туда-сюда по небольшому водоему. Издалека — с той стороны, где находилась карусель, — доносилось однообразное треньканье музыкальных инструментов.

Я была так сильно увлечена разглядыванием всего этого, что почти не обращала внимания на мужчину, который, едва я вышла из отеля, пошел вслед за мной, держась все же поодаль. Он, как и я, пересек площадь Согласия и зашагал в сад Тюильри, прислоняясь к дереву и закуривая папиросу каждый раз, когда я где-нибудь надолго останавливалась. Он, видимо, ждал подходящего момента… Когда я стала выбирать, на какую из имеющихся возле карусели лавочек присесть, чтобы спокойно почитать книгу, этот мужчина внезапно подскочил ко мне и, вцепившись в мою сумочку, с силой дернул за нее, чтобы вырвать ее у меня из рук. Однако, хотя он и застал меня врасплох, я машинально сжала пальцами сумочку очень-очень крепко, тем самым не позволив ему ее у меня отобрать.

Все произошло в течение каких-то секунд: стремительный бросок незнакомца, борьба за сумочку — и затем я, так и не выпустив ее из рук, повалилась на землю. Заметив, что находящиеся вокруг люди все как один обернулись и смотрят на нас, незнакомец, не добившись своей цели, бросился наутек.

Я же после этого нападения осталась лежать посреди парка на покрытой опавшими листьями земле, изо всех сил сжимая свою сумочку одной рукой, пальцы которой от чрезмерного напряжения стали белыми. Вот что интересно: оказывается, повалившись наземь, человек, как бы сильно он при этом не ударился, в первую очередь чувствует не боль и не душевное смятение, а жуткий стыд, вызванный тем, что он, как ему кажется, выглядит в глазах окружающих смешным. «Хоть бы меня сейчас никто не видел!» — именно такая мысль прежде всего обычно приходит в голову в подобных случаях, однако мне в данной конкретной ситуации остаться незамеченной было попросту невозможно, ибо я лежала на земле, окруженная большой группой людей, которые внимательно разглядывали меня и о чем-то перешептывались по-французски. Я привлекла их внимание не только тем, что упала, но еще и тем, что у меня при падении задралась юбка, и получалось, что я, словно какая-нибудь бесстыдница, выставила на всеобщее обозрение свои икры и край панталон. Я тут же быстрым движением одернула юбку.

— Vous êtes bien, mademoiselle?[11] — поинтересовался кто-то из стоявших рядом со мной людей, поддерживая меня под локоть и помогая подняться на ноги.

— Да… Э-э… Oui, oui…[12] — растерянно пролепетала я, подняв взгляд и увидев, что мне любезно пытается помочь какой-то галантный господин.

— Вы не ушиблись? — перешел он на испанский язык после того, как услышал, что я ответила ему «да» сначала по-испански и лишь затем уже по-французски. Он говорил с легким акцентом, по которому я без труда определила его национальность. — Ой, у вас ссадины на ладонях…

Вообще-то ссадины у меня были только на одной ладони — на той руке, которой я не держала сумку и на которую оперлась при падении, чтобы не ткнуться в землю лицом. На ней виднелись четыре ссадины с прилипшими к ним песчинками — как у мальчишек, игравших в течение нескольких часов в подвижные игры где-нибудь в лесопарке. Я, по сути, содрала кожу на ладони.

— Это пустяк… — печально сказала я в ответ. Охватившее меня смущение окончательно оттеснило на второй план все мои остальные чувства и ощущения, и единственное, чего мне сейчас хотелось, — это чтобы все окружающие меня люди куда-нибудь быстренько ушли и оставили меня одну с моими расцарапанной рукой, испачканной в пыли одеждой и испытываемым мной негодованием от того, что я стала посмешищем для множества людей — в том числе и для галантного господина.

Однако этот господин явно не собирался никуда уходить.

— Эти ссадины лучше бы промыть, а иначе в кровь может попасть инфекция. Пойдемте, я провожу вас вон до того павильона.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Он провел меня между окружавшими нас людьми (они, раз уж «представление» закончилось, начали расходиться) к павильону, который находился в нескольких метрах от карусели и в котором продавались напитки. Я на ходу отряхивала свою одежду, загрязнившуюся при падении.

Внутри павильона я увидела несколько отделенных друг от друга ограждением железных столиков со столешницами из неполированного мрамора и угрюмого официанта с аккуратно подстриженными усиками, с галстуком-бабочкой и в белом фартуке — то есть выглядевшего так, как и все французские официанты. Мой юный спутник — я только теперь заметила, что он очень молод, — подвел меня к этому официанту и сказал ему:

— Les toilettes, s'il vous plaît[13].

— Il n'y a pas[14] — ответил моему спутнику официант с таким выражением лица, как будто ему хотелось еще добавить: «Это — всего лишь уличный павильон, мальчик, а не отель «Ритц»».

— Но вы, по крайней мере, можете принести нам немного воды, чтобы мадемуазель вымыла себе ладони, и две чашки чая с лимоном, — сказал юноша таким повелительным тоном, что официант не посмел ему что-либо возразить.

— Вы уже пришли в себя от испуга? — спросил он меня, когда мы сели с ним за столик.

— Испуга? Мне даже и в голову не приходило… — начала было я, но затем, наконец-таки в полной мере осознав, что со мной только что произошло, воскликнула: — Боже мой, у меня пытались отнять сумочку!

— Да, пытались, но не отняли. Вы проявили недюжинную силу.

Я машинально кивнула, задумавшись над произошедшим и почти не слушая своего собеседника.

— Когда об этом узнает моя тетя… Моя тетя! — Я поднялась из-за стола. — Мне нужно идти. Она, наверное, переживает…

Однако мой собеседник меня удержал.

— Подождите, — сказал он. — Выпейте сначала чаю. Этот горячий напиток поможет вам справиться с волнением. А если вы еще и смоете со своей ладошки кровь, то ваша тетя, возможно, будет переживать намного меньше.

Неужто я и в самом деле выглядела взволнованной?

Его доводы показались мне убедительными, а потому я решила снова присесть на стул — тем более что официант уже нес нам чай. Мне, конечно же, не помешало бы выпить сейчас соблазнительно дымящегося в чашке чая, потому что становилось уже прохладно. Однако не успела я бросить в чашку сахар, как мой собеседник вынул из своего кармана платок и окунул его в принесенную по его просьбе чашу с водой.

— Позволите? — спросил он, беря мою руку.

Я в ответ кивнула, и он стал аккуратно проводить смоченным в воде платком по ободранной ладони.

Впервые с момента произошедшего инцидента я посмотрела на него как на человека, который пришел мне на помощь. Он был одет очень элегантно, а его лицо — со шрамом, пересекающим губы (от этого шрама казалось, что у него заячья губа), — вполне можно было назвать симпатичным. Именно такие лица, даже если видишь их в первый раз, кажутся хорошо знакомыми: они вызывают ощущение надежности и спокойствия.

— Вам больно?

— Нет… А я ведь вас до сих пор еще не поблагодарила, господин…

— Виндфилд. Ричард Виндфилд, — представился он, поднимая взгляд и расплываясь в улыбке, которая, похоже, претендовала на то, чтобы быть обольстительной. Наверное, так он всегда улыбался, когда называл свои имя и фамилию. — Если бы здесь нашлось мыло, то было бы еще лучше.

— Вполне нормально и так, спасибо. Извините… извините, что я поначалу повела себя по отношению к вам не очень любезно, господин Виндфилд.

— Вам нет необходимости извиняться. Вы находились в состоянии шока. Пейте чай, он поможет вам прийти в себя.

Мы оба сделали по глотку.

— Вам, надо сказать, не повезло. Обычно в этой части города ограблений не бывает.