Генри Вуд - Замок Ист-Линн
И вот, наконец, чай был подан и выпит, и судья отправился к мистеру Бьючемпу, эсквайру, вместе с мистером Пиннером, который позвал его от калитки. Мистер Бьючемп вел сельское хозяйство на значительной площади и одновременно явился агентом лорда Маунт-Северна, или управляющим Ист-Линна. Его дом находился выше по дороге, чуть подальше Ист-Линна.
— Я так замерзла, Барбара, — поежилась миссис Хэйр, глядя на судью, удалявшегося по дорожке из гравия. — Как ты думаешь: твой отец не счел бы это глупостью, если бы я приказала слугам разжечь огонь?
— Пусть разожгут, если тебе этого хочется, — ответила Барбара, потянув за шнур звонка. — Папа, так или иначе, ничего об этом не узнает, поскольку вернется домой после того, как мы уляжемся спать. Джаспер, мама замерзла и просит разжечь огонь.
— Побольше веток, Джаспер, чтобы разгорелись побыстрее, — сказала миссис Хэйр, умоляюще, словно ветки принадлежали Джасперу, а не ей.
Когда разожгли огонь, миссис Хэйр придвинула свое кресло к камину и поставила ноги на каминную решетку, чтобы согреться. Барбара, по-прежнему апатичная, вышла в холл, сняла с вешалки шерстяную шаль, набросила на плечи и вышла наружу. Она прошлась по прямой и аккуратной дорожке и остановилась у железной калитки, глядя на дорогу, абсолютно пустынную в этом месте в столь поздний час. Вечер был спокойным и приятным, хотя и слегка прохладным для начала мая, и на небе уже показалась луна.
— Когда же он вернется домой? — прошептала она, прислонившись головой к калитке. — Ах, что за жизнь была бы без него? Как мне грустно все эти дни! Зачем же он поехал, и что удерживает его там? Корнелия говорила, что он уехал всего на день.
Заслышав слабый звук приближающихся шагов, Барбара слегка отступила назад и спряталась под деревьями, не желая попадаться на глаза случайному прохожему. Но, по мере приближения этих шагов, с ней произошла внезапная перемена: глаза ее загорелись, на щеках вспыхнул румянец, и она затрепетала от восторга каждой жилкой, ибо слишком хорошо знала и любила их. Снова осторожно взглянув поверх калитки, она оглядела дорогу. Высокая фигура, чей рост и мощь были полны грации, о которой сам ее обладатель и не подозревал, стремительно приближалась к ней по направлению от Ист-Линна. Она снова отпрянула: истинная любовь всегда робкая, и, каким бы ни были прочие душевные свойства Барбары Хэйр, по крайне мере ее любовь была истинной и глубокой. Но вместо того, чтобы открыть калитку характерным уверенным и быстрым движением, обладатель этих шагов, казалось, миновал ее, даже не повернув к ней. Сердце Барбары оборвалось, она снова подкралась к калитке и бросила поверх нее тоскующий взгляд.
Ну, конечно же, он шагал мимо, не зайдя и даже не подумав о ней: и тогда она, в своем разочаровании поддавшись первому порыву, окликнула его:
— Арчибальд!
М-р Карлайл — ибо это был не кто иной как он, повернулся на каблуках и подошел к калитке:
— Это ты, Барбара! Высматриваешь воров и браконьеров? Как поживаешь?
— А как Вы поживаете? — ответила она, придержав калитку, чтобы он мог войти, обмениваясь рукопожатием и одновременно пытаясь овладеть собой.
— Когда Вы вернулись?
— Только что, восьмичасовым поездом. Который, увы, опоздал, непростительно долго простаивая на остановках. Машинисты и кондукторы, вероятно, не думали, что кто-то был в поезде, что явно было написано на их лицах, когда я выходил. Я еще не был дома.
— Вот как? Что на это скажет Корнелия?
— Я зашел на пять минут в контору. Но мне нужно кое о чем переговорить с Бьючемпом, поэтому я сразу отправился к нему. Благодарю, но сейчас не могу зайти. Я собирался сделать это на обратном пути.
— Папа ушел к мистеру Бьючемпу.
— Вот как!
— Да, вместе со сквайром Пиннером, — продолжала Барбара. — Будут состязаться, кто больше накурится. И если Вы станете ждать папу, заходить будет поздно, так как он, конечно же, вернется домой не раньше одиннадцати или двенадцати часов.
Мистер Карлайл в задумчивости склонил голову.
— Тогда, я думаю, мне бесполезно идти туда, — сказал он, — поскольку у меня личное дело к Бьючемпу. Придется отложить его до завтра.
М-р Карлайл закрыл калитку и по дороге к дому взял Барбару под руку. Он сделал это просто и обыденно, без намека на возвышенные чувства, но она почувствовала себя на седьмом небе.
— Ну, как вы тут поживали?
— Спасибо, хорошо. Отчего Вы уехали так неожиданно? Вы даже не сказали, что едете, и не зашли попрощаться.
— Ты только что сама все объяснила, Барбара, сказав «неожиданно». Неожиданно возникло одно дело, по которому я и уехал.
— Корнелия сказала, что Вы уезжаете всего на день.
— Вот как? В Лондоне всегда находится много дел, Как здоровье миссис Хэйр? Ей лучше?
— По-прежнему. Я думаю, что мамины хвори — надуманные, по крайней мере, половина из них: если бы она немножко встряхнулась, ей стало бы лучше, А что в этом свертке?
— Не спрашивайте, мисс Барбара. Это не для Вас. Это для Вашей мамы.
— Вы что-то привезли маме, Арчибальд!
— Ну, конечно же. Поездка сельского жителя в Лондон предполагает покупку подарков для его друзей; по крайней мере, так было принято в добрые старые времена.
— Когда перед поездкой составляли завещание и по две недели тряслись в повозках, — рассмеялась Барбара. — Дедушка рассказывал нам байки об этом, когда мы были детьми. Но это в самом деле что-то для мамы?
— Разве я не сказал тебе? Но кое-что привез и для тебя.
— Правда?! Что же это? — спросила она, краснея и гадая, шутит он или говорит всерьез.
— Какая нетерпеливая девушка! «Что это?». Погоди минутку, и увидишь.
Он положил пакет, или сверток, который принес с собой, на садовую скамью, и начал рыться в карманах. Был обшарен каждый карман, но без видимых результатов.
— Барбара, кажется, его нет. Наверное, я умудрился потерять его.
Она молча стояла в лунном свете, сердце ее трепетало. Действительно ли он потерял? Что же это было?
Однако со второй попытки он обнаружил что-то в кармане своего фрака.
— Кажется, нашел. Как он туда попал?
Он открыл маленькую коробочку и, вынув из нее длинную золотую цепочку, надел ей на шею. На цепочке висел медальон.
Она то краснела, то бледнела, сердце ее учащенно билось. Она была не в состоянии даже поблагодарить его, и мистер Карлайл, подняв сверток, проследовал к миссис Хэйр.
Барбара появилась через несколько минут. Ее мать стояла в приятном ожидании, наблюдая за движениями м-ра Карлайла. Свечи не были зажжены, но огонь камина служил достаточным источником света.
Не вздумайте смеяться надо мной, — торжественно промолвил он, развязывая тесемки на свертке. — Это не отрез бархата на платье и не пергаментный свиток, дарующий двадцать тысяч фунтов в год. Это — надувная подушка!
Это было именно то, о чем частенько мечтала миссис Хэйр, столь уставшая сидеть и лежать: она слышала, что этот предмет роскоши можно было купить в Лондоне, но ни разу не видела его.
Она взяла подарок дрожащими руками, бросив признательный взгляд на м-ра Карлайла.
— Как мне благодарить Вас? — прошептала она сквозь слезы.
— Только попробуйте меня поблагодарить, и я больше никогда и ничего Вам не привезу, — весело воскликнул он, довольный тем, что угодил ей, поскольку, что бы ни говорили судья и Барбара, он испытывал сильную жалость к миссис Хэйр и сочувствовал ее страданиям. — Я слышал, что Вы мечтаете о комфорте, который дает надувная подушка, и когда она попалась мне на глаза в одной из витрин Стрэнда[4], мне пришло в голову привезти ее для Вас.
— Какая она тонкая! — воскликнула миссис Хэйр.
— Тонкая?! Ну конечно же, сейчас она тонкая, поскольку не «зафиксирована»[5], как говорят наши друзья по ту сторону Атлантики. Посмотрите: так ее надувают. Вот теперь она толстая.
— Это так любезно с Вашей стороны — подумать обо мне, Арчибальд!
— Я ведь говорил Барбаре, что поездка в Лондон предполагает покупку подарков для друзей, — ответил м-р Карлайл. — Посмотрите, как я принарядил Барбару.
Барбара поспешно сняла цепочку и положила ее перед матерью.
— Какая замечательная цепочка! — удивленно воскликнула миссис Хэйр. — Арчибальд, Вы слишком добры, слишком щедры к нам! Она, должно быть, очень дорого стоит. Это уже не назовешь скромным подарком.
— Ерунда! — рассмеялся м-р Карлайл. — Вот послушайте, как я купил ее. Я зашел к ювелиру насчет своих часов, которые в последнее время стали отставать самым бесцеремонным образом, и увидел целую коллекцию цепочек, от толстых и увесистых, скорее подходящих для шерифов, до легких и изящных, словно созданных для Барбары, ибо я терпеть не могу толстых цепочек на дамских шейках. Они напоминают мне о цепочке, которую потеряла Барбара в тот день, когда я взял ее и Корнелию в Линборо; вину за эту потерю Барбара упорно приписывает мне, поскольку я потащил ее осматривать достопримечательности, пока Корнелия делала покупки.
