Джойс Элберт - Безумные дамочки
Выпили великолепное шампанское, и Роберт вновь наполнил бокалы. Беверли села на низкий стул, каменное основание которого было как бы встроено в стену. Роберт сел у нее в ногах. На нем были синий пуловер, полосатые хлопковые брюки и кожаные сандалии. На этот раз темные волосы тщательно причесаны. Беверли это меньше нравилось, она хотела бы взъерошить их, перепутать, зарыться в них пальцами. И вдруг заметила кнут в углу комнаты и вспомнила, как Питер душил ее ремнем в Кембридже.
— А это для чего? — спросила она, указывая на кнут.
— Для таких, как ты, мазохисток.
— Ты же не будешь бить меня? — нервно рассмеялась она.
— Если не попросишь.
— Мне встать на четвереньки?
— Если хочется.
— А как тебе хочется?
— Что? Мне — как тебе.
— А как тебе нравиться заниматься любовью?
— Это зависит от партнерши.
— А как было с Симоной?
— Мы давно не занимались любовью. Из-за этого и разошлись. Симона очень суетится в постели, но не понимает, что надо делать. Это очень скучно. Все нарциссисты скучны в сексе.
— Я слишком толстая, чтобы быть нарциссисткой.
— Ты впервые застеснялась.
— Но это же правда.
— Ты не толстая. Ты это хочешь услышать?
— А какая же я?
— Аппетитная.
— Жирная.
— Ты спрашивала мое мнение.
— Мой муж считает меня жирной.
— И именно поэтому ты не с ним сейчас в постели. Потому что не в восторге от его оценки.
— Некоторым мужчинам нравятся худенькие, — настаивала она, протянув пустой бокал.
— Я с этим и не спорю. Просто я не из их числа.
— Симона худенькая.
— И маленькая.
— И она тебе нравилась. Ты жил с ней.
— У нее красивая грудь.
— Я знаю. Была с ней на пляже. Я ей завидую.
Роберт поставил свой бокал на пол, протянулся, положил руки на грудь Беверли и начал ее ощупывать.
— Тебе нечего завидовать, — сказал он и начал играть с сосками, пока они не затвердели. — Абсолютно нечего.
— Я должна носить лифчик, чтобы она не отвисала.
Он убрал руки.
— Я без ума от твоего рта.
— Он слишком большой.
— Прекрасный, сочный. Я хочу поцеловать его.
— Так в чем дело?
Роберт притянул ее голову к себе так, что на животе у нее образовались складки, она обняла его за шею и слилась в бесконечном поцелуе. Когда он отпустил ее, Беверли задыхалась. Стеклянные глаза чучела совы пялились на нее из-за гамака. Нас никто не видит, сказала она себе, никто не знает, никто, кроме меня, Роберта и чучела. Можно делать что хочешь. Все.
— Давай поужинаем? — спросил Роберт. — Я купил чудное филе и хочу поджарить его.
— Может, позднее? Я еще не голодна. А вот шампанского выпила бы.
В этот момент еда ее интересовала меньше всего на свете. Еда давно ее не интересовала (отчего же она такая толстая?). Обильное питье отбило аппетит. Сегодня она выпила три двойных виски, пока писала письмо матери и заполняла счета к оплате. Беверли многие вещи считала такими утомительными и скучными, что без алкоголя не могла бы дотянуть до вечера и не понимала, как другие ухитряются это делать. Наверное, для них день был не так тосклив, у нее же один день бесцельно перетекал в другой: заполнение счетов, составление меню с Маргарет, разговоры с детьми, написание писем матери, раздумья о том, почему ее отвергает муж. Беверли пила так много, что по утрам у нее часто болели почки, и в такие дни она торжественно клялась, что не прикоснется к рюмке, но через пару часов ощущение бессмысленности жизни овладевало ею, так что, если бы не виски, она давно бы сошла с ума.
Иногда во мраке сверкали искорки здравомыслия. Порой она думала, что некоторым женщинам нужны постоянные сексуальные отношения, иначе они могут повредиться в уме. Помнишь, что случилось с Ди-Ди?
Беверли считала ее взбалмошной и глупой женщиной, но за долгие годы знакомства она все больше отождествляла себя с ней, а не, скажем, с Симоной, которая заскакивала в первую попавшуюся постель, дергалась в ней и, неудовлетворенная, вылетала прочь.
В Пуэрто-Валларта Симона сказала:
— Может, я и не получаю того, что имеют другие женщины, зато и не набираю веса. Особенно если ты сверху делаешь всю работу. В этой позе теряешь как минимум восемьсот калорий.
— Мне это не поможет, — ответила Беверли. — После секса я умираю от голода.
— Неужто? А у меня начисто пропадает аппетит.
В этом, как позднее размышляла Беверли, нет смысла. Судя по тому, что она читала на эту тему, аппетит просыпается как раз у неудовлетворенных людей. Ей хотелось не только есть, но и летать, бегать, петь, танцевать, кричать от радости. Секс пробуждал ее к жизни во всех проявлениях. А для Симоны это было просто перепихивание.
— Мы поужинаем, когда ты захочешь, — сказал Роберт. — А можно вообще не есть.
— Потом я захочу. Скорее всего.
— Куда торопиться? Я подожду.
— Правда?
— Обещаю.
— Некоторые не любят ждать.
— Некоторые любят худых женщин. Помнишь?
— Мне нужно время, — сказала она. — Я заторможенная.
— Я же сказал, что подожду.
— У тебя сильный самоконтроль.
— Я хочу, чтобы ты осталась довольна.
— Почему?
— Ты меня возбуждаешь. С первого взгляда на тебя.
— Тогда начинай.
— Сейчас?
— А почему нет?
— Встань.
Беверли так трясло, что она едва поднялась со стула. Роберт тоже встал и начал расстегивать ее платье. Пуговицы были только до талии, и платье быстро соскользнуло на пол. Беверли расстегнула сзади лифчик, и он упал поверх платья.
— Такой я тебя и представлял, — нежно сказал Роберт. — Именно такой.
Он взял ее за грудь и снова поцеловал, но на этот раз более грубо, запрокинув ей голову так, что заболела шея.
— Пошли, — сказал он. — В спальню.
— Нет. Здесь.
— Почему?
— Я так хочу. Я не хочу уходить из джунглей.
Через секунду, обнаженные, они лежали на зеленом пушистом ковре. Роберт лежал на ней. Член у него был гораздо больше, чем у Питера, и он вставил его с такой силой, что она закричала от восторга. Лицо его исказилось какой-то странной улыбкой. Беверли закрыла глаза и полностью отдалась сексу, она двигалась, потом застывала и лежала неподвижно, затем останавливался он, а она двигалась и сквозь затуманенное сознание услышала свой крик: «Убей меня, убей, меня убей!»
Она кончила первой и так сильно, что едва не умерла. Еще содрогающийся в конвульсиях труп. Затем пришел черед Роберта, он задергался в ритме урагана, а из губ раздалось только одно слово: «Убийство».
Они были настолько поглощены собою, что не услышали, как открылась входная дверь, не увидели, как вошла Симона в черном дождевике и замерла посреди комнаты. Глаза у нее застыли, и из холодной руки выскользнул ключ.
— Добрый вечер, друзья, — по-французски сказала она через секунду.
Они чуть не потеряли сознания от неожиданности, когда снизу глянули на Симону с раскрытыми от удивления ртами.
Беверли отчаянно искала, чем бы ей прикрыться, но ничего не нашла и просто перевернулась на живот, закрыв лицо руками и думая, как ей выпутаться из этой ситуации.
— Симона?! — наконец выдохнул Роберт. — Какого черта…
— Я звонила, но ты не отвечал. Я зашла за своим феном. ПАСКУДНЫЙ МЕРЗАВЕЦ!
И статуя ожила, слезы заструились по лицу Симоны, она взяла ключ и швырнула в лицо Роберту, но промазала и попала в большой белый зад Беверли.
— Ой! — вскрикнула та в ковер.
Рыдая навзрыд, Симона вылетела из квартиры и так хлопнула дверью, что чучело совы едва не слетело с подставки.
Беверли села и взглянула на Роберта.
— Меня никогда в жизни так не унижали.
Роберт озадаченно кивнул.
— Теперь я всегда буду снимать трубку, какие бы бредовые вопросы ни задавала мне мать.
— Ты знал, что у нее остался ключ?
— Я об этом не думал. Ужас какой.
— Если для нас это ужас, то каково сейчас Симоне? Уже на следующий день ты с другой женщиной, да еще со мной!
— Заявиться сюда без предупреждения! Не важно, звонила она мне или нет. Какая чушь! Если бы я не растерялся, то открутил бы ей голову.
— Не злись на нее. Она тебя до сих пор любит.
— Любит?! — заорал Роберт. — Ты смеешься? Она любит свой фен и накладные ресницы. Я же знаю эту французскую шлюху лучше тебя!
— Наверное.
— Завтра же сменю замок. Бог знает, сколько ключей она сделала. Этой истеричке нельзя верить.
— Может, ты сейчас поджаришь мясо? — предложила Беверли. — А я оденусь.
Она взяла одежду, сумочку и пошла в ванную приводить себя в порядок. Руки у нее тряслись, когда натягивала трусики, чулки и причесывалась. Беверли с удивлением обнаружила, что еще нет девяти часов. Невероятно, за столь короткое время произошло столько событий, что она до сих пор не могла прийти в себя. Наверное, нужно стыдиться того, что сделала, но Беверли не раскаивалась, наоборот, была довольна собой. Роберт ее хотел, и она его удовлетворила. Что в этом предосудительного? Приятно сознавать, что красивый мужчина тебя хочет. Пусть стыдно будет Симоне за то, что она так мало значила для мужчины, которого любила, раз он столь быстро нашел другую женщину. Наверное, самый большой позор для женщины, думала Беверли, что там ни говори, это когда ее не желают.
