Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Публичное бракосочетание
Тридцатого апреля тысяча шестьсот сорок седьмого года Жак Дюпарке намеревался отплыть во Францию. Он рассчитывал лично увидеться с кардиналом Мазарини и получить от него все дозволения, необходимые, чтобы осуществить его замыслы и добиться процветания острова.
Около одиннадцати часов перед дебаркадером появилась богато убранная карета из Замка На Горе, в ней сидели Мари и Жак. Экипаж медленно объехал весь порт, принимая приветствия выстроившихся в два ряда солдат и офицеров, потом направился к расположенному повыше форта монастырю иезуитов.
В монастыре уже собрались члены Суверенного совета вместе с майором острова Мерри Рулом, там же были и Байардель, успевший сменить прежнюю форму на роскошный мундир морского капитана, а также нарядившийся в капитанскую форму новоиспеченный начальник береговой охраны против туземцев Ив Лефор и надевший по такому случаю ярко-красное платье и фиолетовые чулки юрист Дени Мелан.
Не успела карета остановиться перед монастырем, откуда всего пару месяцев назад Лефор с тремя десятками флибустьеров похитил господина де Туаси, как отец Теэнель тут же выступил вперед и взялся за ручку дверцы.
Дюпарке первым спрыгнул на землю и помог сойти Мари.
Отец Теэнель приветливо улыбался. Он наклонился к Мари и прошептал ей что-то на ухо так тихо, чтобы никто, кроме нее, не смог расслышать его слов. Потом, обратившись к Жаку, глава иезуитского ордена торжественно проговорил:
— Мог ли я думать, сын мой, когда все мы появились на этом свете, что мне выпадет честь дать свое благословение самому прекрасному союзу, какой только доводилось когда-нибудь благословлять хоть одному духовному лицу.
Как только все вошли в монастырь, двери за ними тотчас же снова закрылись.
Дени Мелан, юрист, сделал в реестрах гражданского состояния Суверенного совета запись следующего содержания:
Я, нижеподписавшийся, настоящим удостоверяю, что брак господина Дюпарке с девицею Боннар не может быть расторгнут на том основании, что они предварительно не сделали церковного оглашения о своем предстоящем бракосочетании, ибо браки действительны перед законом и людьми и без такого оглашения, а также и потому, что он был освящен отцом Анто без соизволения своего настоятеля, ибо вышеупомянутый почтенный священник отправлял в тот день божественную службу как простой викарий. Что же до расторжения первого брака, то на сей счет имеется свидетельство хирургов, составивших его после соответствующего осмотра, а также ходатайство господина Дюпарке, по которому достопочтенный господин Сент-Андре, первый муж новобрачной, признался, что четыре года или даже более того не довершал своего брака.
Дени Мелан
Второе заявление исходило от отца Теэнеля:
Я, нижеподписавшийся, глава Иезуитского Миссинерского Апостольского ордена, настоящим удостоверяю, что в году тысяча шестьсот сорок седьмом, в последний день апреля, я здесь, на острове Мартиника, в часовне, посвященной Святому Жаку, в присутствии многих очевидцев, дал во время божественного богослужения благословение на брак кавалеру Жаку Диэлю, достопочтенному сеньору владений Парке, губернатору этого острова, сыну кавалера Пьера Диэльского, сеньора владений Водрок, и благородной девицы Адриенны де Белен, родом из Кальвиля, и Марии Боннар, родом из Парижа, дочери Жана Боннара и Франсуазы Лежарр, и что полученное ими ранее, двадцать первого ноября тысяча шестьсот сорок пятого года, благословение члена Ордена иезуитов отца Анто не было своевременно предано гласности в день бракосочетания по причинам вполне богоугодного свойства.
Отец Теэнель
Мари была счастлива. Жак сиял от радости. Правда, у него на то были и более веские причины. Ведь Мари только что призналась ему, что ждет ребенка, и он уже подсчитал, что как раз по его возвращении из Франции он станет отцом.
Он уже заранее был озабочен, как найти в Париже достойную гувернантку, которая бы смогла надлежащим образом заняться воспитанием его будущего первенца, и весьма надеялся оставить ему наследство, которое было бы ничуть не хуже королевской короны!
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Кавалер де Мобре
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Жозефина Бабен
Лазарет ярким пятном выделялся на склоне холма, неподалеку от речки Отцов-иезуитов. Его глинобитные стены — белые, желтые, розовые, голубоватые — сверкали под солнцем точно драгоценные камушки в роскошной оправе из пышной зеленой листвы. Строение выглядело намного меньше самого здания монастыря иезуитов, зато оно возвышалось прямо над бухтой Сен-Пьера. И если поглядеть на него оттуда, создавалось впечатление, будто постройка прилепилась прямо к откосу Монтань-Пеле, сливаясь с многоярусной пестротой карабкающихся по холму лачуг и хижин.
Капитан Байардель не отрывал глаз от лазарета, одновременно стараясь сдержать лошадь, чьи копыта так и скользили по круглой белой гальке, устилающей дно пересохшей речки. Он как раз достиг острова в той его части, которая напоминала мрачную выжженную пустыню, ощетинившуюся темными гранитными ядрами, что выплюнула Монтань-Пеле в дни гнева, свидетелем чему не довелось еще быть ни одному белому жителю острова.
И над всем этим возвышался лазарет. Едва успев преодолеть самые труднопроходимые места, капитан Байардель тут же пришпорил лошадь и через пару минут уже был перед строением, со всех сторон окруженным обширным садом, где среди сгибающихся под тяжестью золотых плодов апельсиновых деревьев взад-вперед прохаживались со своими Требниками местные святые отцы.
Капитан привязал свою лошадь, пересек сад и вошел в первую просторную залу. В ней стояло десятка три походных коек, почти все занятые и такие низкие, что лежавшие на них больные оказывались не более чем в полсажени от пола.
Он стал внимательно оглядывать палату, будто ища взглядом кого-то из ее обитателей, но не успел закончить осмотра, как к нему неслышными шагами приблизился отец Анто со словами:
— Ему уже лучше, сын мой. Вчера вечером он пришел в себя, и хирург форта, господин Кене, вполне уверен, что при своем завидном здоровье он теперь непременно выживет… Вы желаете его видеть?
— Только затем и приехал, святой отец, — ответил Байардель. — А говорить-то он может?
— Еще бы! Я вам больше скажу, сын мой, с тех пор как он пришел в себя, только и делает, что говорит без умолку, даже чересчур, из-за чего изрядно ослабел и потерял много крови. У него сильные кровотечения…
— Тогда отведите меня поскорей к нему, святой отец, мне надо задать ему пару вопросов…
— Ступайте со мной, сын мой, — пригласил его святой отец.
Они прошли через дверь и оказались в узком коридорчике, чья свежая прохлада приятно удивила капитана. Чуть обогнавший его священник остановился, поджидая спутника. Когда Байардель уже поравнялся с ним, тот заметил:
— Должен предупредить вас, это весьма строптивый больной. С самого нынешнего утра, спозаранку, у него только и разговору, как бы поскорее покинуть лазарет. Утверждает, будто опозорен и даже часа лишнего не останется на острове, где рискует стать всеобщим посмешищем!
— И куда же, интересно, он намерен отправиться? — вне себя от изумления справился Байардель.
— По-моему, он и сам еще толком не знает… Упоминал что-то о Сен-Кристофе, о капитане Лашапеле, о лейтенанте Лавернаде… потом еще о каком-то дозволении на плаванье — в общем, сплошной вздор, об этом даже и говорить-то не стоит!..
— Буду сильно удивлен, если он сможет уйти слишком далеко… с пулей в груди, — заметил капитан. — Немало мне довелось повидать на своем веку умирающих, которые уж одной ногой в могиле, того и гляди, отдадут Богу душу, а все еще бормочут о каких-то дальних странствиях.
— Ах, сын мой, какой уж тут умирающий! Сроду не видывал ни одного больного или раненого, которого было бы так трудно удержать в постели… Кстати, а вам известно, кто же это с ним так скверно обошелся?
Байардель поджал губы и утвердительно кивнул головой.
— И кто же это? — поинтересовался священник.
— Тсс!.. Надеюсь, святой отец, вы простите мне мою скрытность, но мне хотелось бы прежде поговорить об этом с ним самим…
Иезуит тяжело вздохнул и указал пальцем на дверь.
— Что ж, будь по-вашему, сын мой, он здесь. Входите же. Я предпочту оставить вас наедине. Он утверждает, будто моя сутана нагоняет на него тоску, а для больного в таком состоянии тоска не самое лучшее лекарство…
Байардель поклонился святому отцу. И уж было взялся за ручку двери, когда тот вернулся и снова приблизился к нему.
— Да, кстати, чуть не забыл, — добавил священник. — Он требовал позвать к нему отца Фовеля. Кажется, это тот самый монах-францисканец, который без позволения своего настоятеля отправился тогда с ним на Сен-Кристоф…
