Екатерина Вильмонт - Хочу бабу на роликах !

- Ты так думаешь?

- Если б не думала, не говорила бы. Только ты не спеши, а главное - не показывай ему свою любовь. Это вредно.

- Почему?

- Потому что так жизнь устроена.

- Ты своего Глеба любила?

- Любила.

- И он на твою любовь наплевал?

- Ты же все знаешь.

- А этот тип, который на Новый год приезжал, он что, тоже сволочь?

- Да нет... Просто он не понял меня, а я, наверное, не поняла его.

- Ты по нему скучаешь?

- Да нет...

- Что-то неуверенно это прозвучало! - засмеялась Дуня.

Я и сама не была ни в чем уверена. Я отгоняла все мысли о нем, но по ночам он снился мне, и я просыпалась в таком томлении, мне так не хватало его именно в постели... Но время берет свое, и ничего с этим не поделаешь. Сейчас для меня главное - писать... А неутоленные желания и вправду хорошо сказываются на работе.

- Ты с ним расплевалась, да? - вернула меня к действительности Дуня.

- Да, - твердо ответила я.

- Мама говорила, он от тебя в полном ауте.

- Дуняшка, отвяжись, давай лучше поговорим про Габриэля.

- Давай! - обрадовалась девочка. - Знаешь, у него абсолютный слух. Он может насвистеть хоть целую симфонию.

- Так ему надо музыкой заниматься!

- А он говорит, что ему главное - овладеть серьезной профессией. Он хочет стать фармацевтом. У него и отец, и мама фармацевты. Кстати, мама у него белая.

- Так это аптека его родителей?

- Наполовину. Хочешь, сходи завтра туда часа и четыре, посмотришь на него, а потом поделишься впечатлениями.

- Нет вопросов. Обязательно загляну, мне, кстати, надо купить витаминные капли для глаз.

Но посмотреть на Габриэля мне не пришлось. Вечером Дуня ворвалась ко мне:

- Саша, тебе письмо по электронной почте!

"Глубокоуважаемая Александра Андреевна, прочитал вашу пьесу под названием "Хочу бабу на роликах!" и загорелся желанием поставить ее на сцене моего антрепризного театра. Но для начала должен заручиться вашим согласием. Если согласие будет получено, в начале апреля надеюсь приступить к репетициям. Мечтаю лично встретиться с вами. Очень прошу со мной связаться. С искренним восхищением, Михаил Лобов".

У меня подкосились ноги. Антреприза Лобова - это марка! И почти гарантированный успех. У него всегда играют лучшие актеры, и он точно знает, какая пьеса станет популярной.

- Саша, Саша, ты попросишь маму, чтобы взяла меня в Москву на премьеру? Саша, это же я придумала, чтобы ты пьесу писала, - тормошила меня Дуня в полном восторге. - Ты помнишь, помнишь?

- О да, конечно .

И почти тут же позвонила Эмма:

- Сашка, получила сообщение?

- Эмма, я даже не знаю, что сказать!

- А ты молчи, то есть нет, ты скажи, во-первых, ты согласна отдать ее Лобову?

- Конечно, даже и думать нечего!

- Прекрасно. Насчет денег мы договоримся, можешь на меня положиться! Теперь еще один вопрос: под какой фамилией хочешь прославиться?

- Под какой фамилией? - как эхо повторила я. - Я не думала...

- Быстрее думай. Хочешь быть Александрой Ордынцевой, как в паспорте, или как-то иначе?

- Иначе! Никаких Ордынцевых. Пусть будет Соболева, это девичья фамилия моей мамы.

- Александра Соболева? А что, красиво звучит.

Годится.

- Саша, Саша, надо взять псевдоним, псевдоним! - толкала меня под руку Дуня.

- Что там моя дочура болбочет? - засмеялась Эмма.

- Требует, чтобы я непременно взяла псевдоним.

Но Соболева и есть псевдоним. Моя девичья фамилия Бережкова.

- Ладно, сойдет, - хмыкнула Дуня.

- Саш, дай ей по заднице, чтоб не приставала, когда люди о деле говорят. Слушай меня, тебе придется приехать в Москву, Лобов хочет, чтоб ты тут с ним поколбасилась, говорит, во время работы над пьесой могут возникнуть по тексту разные вопросы, и хорошо бы ты была в зоне досягаемости. Он вообще жаждет с тобой познакомиться. Все расспрашивал меня, есть ли у тебя еще пьесы. Я туману навела, жуть. Но я считаю, тебе сразу с места срываться не стоит, цену набьем маленько, пока мы тут все утрясем...

- Мы?

- Саня, а ты думала? Я, можно сказать, спонсор!

Решила новым делом поинтересоваться...

- Эмма, у меня нет слов!

- Главное, чтоб у тебя слова на бумаге находились, а по телефону хоть мычи!

- Погоди, но это же меняет все дело.

- Почему?

- Ты Лобову навязала мою пьесу?

- Ты что, подруга, охренела? Что я могу навязать, я ж в этом как свинья в ананасах...

- В апельсинах, - машинально поправила я.

- Один хрен! Слушай меня внимательно и заруби на своем гордом носу: я через пятые руки подсунула Лобову твою пьесу! Можешь мне поверить, это было нелегко. А через неделю через те же пятые руки он до меня добрался. Вынь ему да положь автора. Зачем, спрашиваю, а он говорит: надо! Очень, мол, автор талантливый, пьеса - блеск, веселая, но умная, и к тому же роли прекрасно выписаны. А ты говоришь - навязала.

- Эмма, это все правда?

- Святой истинный крест!

- Ой, мамочки...

- Сашка, я думаю, Лобова надо немножко помурыжить. Чтоб не думал, что ты ради него с пальмы спрыгнешь и полетишь...

- С какой еще пальмы?

- Ну я это так, для красоты. Он знает, что ты живешь в Испании. Я ж ему не стану докладывать, что ты у меня обретаешься. Говорю ж, туману напустила... Значит, так, Александра, слушай сюда! У тебя в Москве жить есть где?

- Ну я могу, конечно, остановиться у Ульяши...

- Остановишься у меня.

- Нет, спасибо, конечно, но я и так у тебя живу, а в Москве меня это будет стеснять.

- Ну тогда я подыщу тебе квартирку на время, это не проблема. А ты пока займись одежонкой.

- Какой одежонкой?

- Ну купи себе там несколько костюмчиков, платьиц, пальтишко приличное. Ты должна выглядеть, чтобы они видели, что я им не бросовый товар предлагаю.

- Извини, Эмма, но это чушь. Встречают по одежке, провожают по уму.

- Да, ум твой уже оценили, теперь нехай видят, что ты еще и офигительно красивая баба. Пойми, чудачка, хорошая тряпка бабе уверенности придает, так что не жмись. А вдруг кого знакомого встретишь, надо, чтоб ни одной старой шмотки не было, усекла?

- Усекла.

- Вкус у тебя есть, получше моего будет, мне это уже Дунька объяснила, а бабок не жалей. Значит, так, через десять дней жду тебя в Москве.

- Саша, Саша, скажи, что я хочу на премьеру! - толкала меня в бок Дуня.

Я только рукой махнула.

- Ты почему насчет меня не сказала?

- Рано!

- А когда же?

- Ближе к делу! Я просто потребую от Эммы, чтобы ты была на премьере А если она не согласится, скажи, что больше не станешь править ее кошмарики!

- Гениальная идея!

А на другой день Дуня вернулась из школы грустная.

- Что случилось?

- Габриэль ногу сломал.

- Бывает, не грусти. Срастется у него нога. Он молодой, через два месяца бегать будет...

- Но ты его уже не увидишь, ты уедешь.

- Я же вернусь. Мне, знаешь ли, очень тут нравится.

- Слушай, а ты когда издашь свои пьесы, внизу напишешь: Майорка, Кан-Пастилья, такой-то год?

- Ты этого хочешь?

- Да, по-моему, это было бы круто!

- Значит, напишу, что за проблема. Нет, я еще лучше сделаю!

- Что?

- Я посвящу свою первую пьесу тебе! И на программке будет стоять: "Посвящается Евдокии Курлыкиной". Может, без тебя я бы и пьесу не написала.

У девочки глаза полезли на лоб.

- Ты и вправду так напишешь?

- Конечно.

- Нет. Не надо, - твердо заявила она, немного поразмыслив.

- Почему?

- Потому что люди будут говорить, что ты так к маме подлизываешься.

- Мне плевать!

- А мне - нет! Я буду просто знать, что ты это мне посвящаешь. И все.

- А если без фамилии, просто Дуне?

- Нет.

- Знаешь, Дуня, твоя мама не зря тобой гордится.

***

Но через десять дней мне улететь не удалось. За два дня до отлета я катила на роликах по набережной, и вдруг дорогу мне перебежала трехцветная, довольно-таки драная кошка. Я еще не успела сообразить хорошо это или плохо, как со всего маху влетела мордой в фонарный столб. У меня в буквальном смысле слова искры из глаз посыпались. Спасло меня только то, что на голове была бейсболка с довольно длинным козырьком. Он несколько самортизировал удар, но здоровенная шишка на лбу и фингал под глазом были мне обеспечены. А хороша бы я была, если бы у меня не сломались темные очки!

Именно потому я и напялила Дунину бейсболку.

Было больно и обидно, просто до слез.

Вера Ивановна при виде меня побледнела.

- Саша, какой ужас! Что с вами случилось?

- Да въехала в фонарный столб и заработала фонарь!

- И вы еще острите! Надо что-то делать!

- В Москве я лечила мужу синяки мазью "Арника", а тут... И как с такой рожей в Москву лететь? - чуть не плакала я.

- Надо отменить полет! У вас может быть сотрясение мозга!

- Нет никакого сотрясения, меня же не тошнит.

- Вы уверены?

- Конечно. А вот шишка вспухла, черт бы ее драл.

Она прикладывала мне к шишке тряпочку со льдом, чем-то мазала синяк, словом, хлопала надо мной крыльями.

Дуня позвонила в аэропорт - поменять билет, а потом потащила меня в аптеку, где работал Габриэль.