Луанн Райс - Каменное сердце

— Дункан, ты сказал… — начала Мария, не в силах ждать дальше.

Дункан нахмурился и сжал в пальцах пробку. В его глазах была видна боль.

— Боже, разговор с Джеми — это было ужасно. Алисия заставила меня сказать, что мы разъезжаемся на время, чтобы у сына оставалась надежда, что я еще могу вернуться. Мы сильно поссорились из-за этого — я говорил, надо сказать Джеми правду, что мы подаем на развод. Но она хотела преподнести это ему помягче.

— Может, это Алисия хочет надеяться, что ты еще можешь вернуться? — сказала Мария, глядя Дункану в лицо.

Он кивнул, отведя взгляд:

— Может быть. Когда я уходил, она не выглядела несчастной. Алисия была в кухне, болтала по телефону с подругой. Она мне помахала на прощание рукой, как будто я шел на работу. Но с тех пор она каждый вечер звонит мне.

Мария взяла Дункана за руку:

— Пойдем-ка на улицу, выпьем вина и поговорим о моем муже и твоей жене. Я только что получила письмо от Альдо. — Она старалась говорить непринужденно, хотя на сердце у нее было тяжело.

Они сдвинули два кресла так, чтобы сидеть рядом, касаясь друг друга локтями. Мария была босиком. Дункан сбросил кеды и аккуратно положил свою стопу поверх голых ног Марии. Они смотрели на солнце, ярким оранжево-желтым пятном стоявшее над горизонтом.

— Если бы все можно было изменить, ты бы хотел снова быть с ней вместе? — спросила Мария, страшась услышать откровенный ответ.

— Я не могу вспомнить, когда мы по-настоящему были вместе, — ответил Дункан. Потом помолчал, сжимая запястье одной руки пальцами другой. — Я не уверен, что мы вообще когда-то были… вместе.

Мария закрыла глаза. «Вместе». Что значит это слово? Она вспомнила про Софи и вздрогнула.

— Как дела у твоей сестры? — поинтересовался Дункан.

Мария попыталась ответить, но в горле у нее застрял комок.

Дункан понял, что этот вопрос оказался для нее слишком сложным, взял ее за руку и спросил по-другому:

— Как ее защита? Когда я ехал сюда, то видел Стива — он как раз выходил из здания тюрьмы.

— Когда я вижу Стива Грюнвальда, сразу вспоминаю его в форме капитана бейсбольной команды, с огромными сумками, полными бит и перчаток, шагающим по школьному коридору. Мне страшно думать, что сейчас он занимается делом Софи.

— Он лучший адвокат в городе после Питера, — сказал Дункан.

— Все равно, — отозвалась Мария. — Может, нам надо было нанять человека, имеющего больший опыт в уголовных делах.

Дункан пожал ее ладонь:

— Стив справится. Он позаботится о ней. Как она справляется со всем этим?

Мария покачала головой:

— Она и не пытается бороться. Я думала, Софи будет рваться домой. Но она даже отказывается подать прошение, чтобы выйти под залог. Ведет себя так, словно ее загипнотизировали.

— Меня это не удивляет, — сказал Дункан. — Наверное, это настоящий ад, когда не можешь видеться с детьми. Я переехал только в понедельник, но я уже… — Он запнулся.

— Скучаешь по Джеми?

Дункан кивнул:

— Ненавижу находиться вдали от него. Это самое худшее. У тебя же нет детей. — Это был не вопрос, а утверждение, но он взглянул на нее, словно ждал ответа.

— Нет. Но когда Саймон и Фло стали жить со мной, я начала задумываться, как Софи… Понимаешь, они такие неугомонные — они все время здесь. — Она остановилась, задумавшись. — А бывает, я читаю Фло сказку, и она засыпает, прижавшись ко мне, словно щеночек. Или вот сегодня — Саймон вышел из кабинета доктора не таким расстроенным, и я почувствовала, что поступила правильно, когда отвела его туда…

— Ты совершенно права, — согласился с ней Дункан. — Они неугомонные. Им так много нужно, и только ты можешь дать им это.

— Или их родители?

— Родители или те, кто заботится о них. Сейчас для Саймона и Фло это ты.

«Это правда», — подумала Мария, но внезапно вспомнила о Хэлли. Когда умер Малькольм, она как будто пропала вместе с ним. Мария была уже достаточно взрослой, чтобы самой позаботиться о себе, но Софи, должно быть, страдала сильнее, чем она думала. Возможно, Софи старалась казаться сильной, чтобы облегчить жизнь матери. Кто знает? Мария поставила бокал на дощатый пол.

— Я разожгу угли, — сказала она, поднимаясь. — У нас сегодня на ужин рыба-меч.

— Я тебе помогу. Я готовлю рыбу-меч почти так же хорошо, как суп из моллюсков.

— Это была лучшая еда из всего, что я пробовала, — заметила Мария, уткнувшись лицом в плечо Дункана. Оба они рассмеялись, вспоминая этот обед на его лодке, когда ни один из них не попробовал ни ложки.

Дожидаясь, пока угли побелеют, влюбленные смотрели, как огненное солнце садится за островом Подзорной трубы.

— Однажды мы с отцом смотрели на такой же закат, — начала Мария, — и он сказал: «Завтра будет жаркий денек». — Воспоминание пришло из ниоткуда. Ей было два года, они ехали на машине домой с пляжа, и она одной рукой обнимала отца за шею. Тем июльским вечером Хэлли, беременная Софи, сказала, что готовить слишком жарко. Мария вспомнила, как она копала яму в песке, собирала топляк для костра, а потом они жарили сосиски на палочках.

— Твой отец умер, когда мы были в старших классах, да? — спросил Дункан.

— В восьмом, — ответила Мария.

— А мой — годом раньше, — сказал Дункан.

— Правда? Я не знала.

— Ну да. Я помню, что очень сочувствовал тебе, когда это случилось. Ты всегда казалась такой счастливой, всегда участвовала во всех школьных мероприятиях, но я знал, что ты на самом деле чувствовала. Ведь то же самое произошло и со мной.

— Не знаю, — произнесла Мария. Она пыталась вспомнить, каково было ждать смерти Малькольма. Как-то ночью она лежала в кровати и в ужасе смотрела в потолок, зная, что скоро — может быть, в этот самый миг — дыхание ее отца остановится. — Он был старый и сильно болел, — сказала Мария. — Когда в конце концов он умер, это было своего рода облегчение. Это плохо, да? Я страшно виню себя за то, что так думала. Особенно с учетом того, что все остальные в нашем доме тяжело переживали его смерть. Моя мать, и брат, и сестра. Правда, я всегда думала, что Софи и Питер отнеслись к этому так же, как я.

— Должно быть, это ужасно — смотреть, как тот, кого ты любишь, медленно умирает, — сказал Дункан.

— А твой отец?..

— Автокатастрофа. Поздно ночью, по дороге домой. Он скончался прямо на месте аварии, мы больше никогда его не видели.

Они стояли на крыльце, погрузившись каждый в свои воспоминания, и смотрели на море. Потом Мария повернулась к Дункану:

— Хочу поцеловать тебя.

Дункан притянул ее к себе, поцеловал макушку, лоб, щеки, потом губы. Она провела пальцами вниз по его спине до ремня, просунула ладонь под брюки. Дункан отстранился, удивленный.

— У нас есть несколько минут, прежде чем уголь будет готов? — спросила Мария. — Можем мы пойти наверх? — Она перевела взгляд на раздвижные двери гостиной. Ей хотелось развеять нахлынувшие на нее чувства: любовь и грусть по отцу, Софи и ее детям, по всем членам их семьи. Чтобы усмирить подступавшую панику, она старалась дышать ровно и глубоко.

— Конечно, — прошептал Дункан ей на ухо. — Мы можем делать все, что ты захочешь.

Он поднял Марию на руки и перешагнул через порог дома. Она держалась за его шею; а Дункан открыл дверь, легонько толкнув ее ногой, и понес женщину вверх по ступенькам в спальню.

Прохладный ветерок шевелил занавески на распахнутом окне, на другой стороне залива сверкал огонь маяка Литтл-Харбор. Дункан положил Марию на кровать, она улыбнулась, глядя на него снизу вверх.

— Никто еще не носил меня до кровати, — сказала она.

— Ты легкая, как перышко, — ответил он, дыша чуть тяжелее, чем обычно.

— Тебе нужна минутка, чтобы перевести дух? — спросила Мария.

Он прикоснулся к своему сердцу:

— Только не после тебя.

Лежа на постели, они целовались и раздевали один другого. Несколько раз Мария отстранялась, чтобы взглянуть на их обнаженные тела, льнущие друг к другу. В вечернем свете загорелая кожа выглядела еще более темной. Ее грудь и бедра, ягодицы Дункана — части тела, защищенные от солнца, — казались жемчужно-белыми, и Мария испытывала странное возбуждение, глядя на них.

Она легла на спину, а Дункан стал покрывать ее тело поцелуями, всю ее, начиная с пальцев ног. Добравшись до икр, он перевернул женщину на живот и начал щекотать языком ее ямочки под коленями. Мария почувствовала, как трепет пробежал по всему ее телу. Она перевернулась и с тихим стоном уперлась руками в мужские властные плечи.

— Иди сюда, — позвала она. — Обними меня.

Как будто не слыша ее, он продвигался все выше по ногам Марии, целуя и лаская каждый сантиметр ее тела с выражением бесконечного блаженства на лице. Мария ощутила тягучее, нарастающее возбуждение в самых неожиданных точках — лодыжках, сосках, волосах на голове. Голова металась по подушке; она чувствовала себя пленницей Дункана и своего собственного наслаждения, ей хотелось кричать. В какой-то момент Мария поняла, что не может больше этого выносить, и приподнялась на постели.