Елизавета Луговская - Вы прекрасны, вы грустны
В редакцию она больше не ходила. Для "Ревю" она писала еженедельно 32 страницы текста за четыре тысячи франков в год. И работала над новым романом. Они переехали в новую квартиру на улице Малакэ. Аврора писала по ночам, когда Соланж и Жюль спали. Жюль, видя, как она работоспособна и плодовита, чувствовал себя не в своей тарелке. На просьбы последовать ее примеру он выходил из себя: "У меня нет, как у тебя, стальной пружины в голове!"
Однажды, когда Аврора в очередной раз покинула Париж, она вдруг почувствовала, что испытала облегчение оттого, что долгое время не увидит Жюля. И тогда она честно призналась себе (что всегда старалась делать) она устала от своего любовника. В этой любви роль мужчины играла она, а сама мечтала об идеальном мужчине, который был бы ее повелителем, богом. Она перестала испытывать радость близости, которая напоминала ласки матери и ребенка. Но теперь с Авророй жила еще и ее дочь Соланж, а растить двух детей, при этом с одним из этих детей еще и спать ей не хотелось. Отказавшись под предлогом работы от совместной жизни, она сняла для Жюля квартиру на Университетской улице. Когда она узнала о том, что он принимает там своих любовниц, Аврора прямо сказала ему, что им пора расстаться. Но какое-то время они еще продолжали встречаться.
Конфликты, кончающиеся рыданиями и ласками, - это было не для нее. В конце концов она приняла решение о разрыве с Жюлем. И в этом инициатива опять исходила от нее. Аврора сдала квартиру Жюля, которую сама же сняла для него, достала для него паспорт, купила ему билет в Италию, чтобы он там развеялся, и дала денег на дорогу.
Жюль не был готов к такому резкому разрыву. Теперь ему казалось, что жизнь кончена. Когда он услышал о решении своей любовницы, он расплакался. С Авророй он чувствовал себя тепло и уютно, как с мамой. Она успокоила его и отправила домой. Дома он нашел ацетат морфия и принял огромную дозу. Это его и спасло. Слишком большое количество наркотика его хрупкий организм не принял и отторг. Его вырвало, и жизнь была спасена. Трагедии не получилось.
В парижских литературных кругах осуждали Жорж Санд за жестокость в обращении со своим любовником. Бальзак, любивший эту пару, при их разрыве сделал выбор в пользу Сандо. Он пишет госпоже Ганской в марте 1833 года: "Я любил эту пару влюбленных, поселившихся в мансарде на набережной Сен-Мишель, смелых и счастливых... Госпожа Дюдеван решает, что она обязана расстаться с ним из-за детей".
Бальзак ошибался. Аврора ни с кем из-за детей не расставалась. Но иначе она действовать не могла. Она считала, что гуманнее будет порвать одним махом, чем долго травмировать друг друга. В день разрыва она попросила Реньо навестить Жюля:
"Идите к Жюлю и позаботьтесь о его телесном здоровье... Сделайте все, чтобы он жил. Он еще долго будет страдать, но он так молод! Может быть, когда-нибудь он не пожалеет, что остался жить. Я навещу его сегодня, буду ходить к нему каждый день. Убедите его, что он не должен оставлять свою работу и добавлять ко всем другим неприятностям еще и материальные. Он никогда не посмеет - у него нет права - помешать мне быть для него матерью..."
И Жюль вскоре оправился. И уехал в Италию. Пути любовников, из которых женщина была матерью, а мужчина - ребенком, разошлись. Когда Сандо спустя несколько месяцев вернулся и встретился с Бальзаком, автор "Человеческой комедии" растрогался - ему показалось, что у молодого человека было разбито сердце. Бальзак предложил Сандо помощь. "Надо поставить на ноги этого бедняка, потерпевшего кораблекрушение, а потом уж пустить в плавание по литературному океану", - писал он Ганской. Жюль помощь принял. Вскоре он заметно повзрослел, стал практичным и циничным и даже сделал литературную карьеру. Все, кто знал его, утверждали, что именно Жюль - прототип героя романа Бальзака "Утраченные иллюзии". Бальзак же всегда это отрицал. Карьера Жюля была не такой шумной, конечно, как карьера Жорж Санд, да и таланты их были несопоставимы, но его романом "Марианна" в те времена зачитывались. В этой книге, кстати, он дает такой портрет своей первой и незабываемой любовницы:
"Тишина полей, учение, мечтательность, чтение развили в Марианне скорее силу, чем нежность, скорее воображение, чем сердечность, скорее любопытство, чем истинную чувствительность. Она всегда жила в мире химер... Она исчерпала всю радость до того, как испытала ее..."
Неблагодарный Жюль! Кому, как не ему, заметить чувствительность, сердечность и нежность его первой женщины! Но, видно, гордость, задетая тем, что его превзошли во всем - и в творчестве, и в любви, - не давала покоя.
Поэт из борделя
Жорж Санд осталась одна. В маленькой квартирке на улице Малакэ она продолжала работать день и ночь, работа была спасением от одиночества. Жорж писала новый роман. Да, ей опять не повезло в любви, но истязать себя она не будет, она верит, что где-то есть тот идеальный мужчина, которого она по-прежнему ищет.
Она не жила затворницей. "Индиана" принесла ей известность, после выхода в свет в мае 1833 года романа "Лелия" о ней говорили всюду, о ней восторженно отозвались лучшие критики и лучшие писатели, в их числе был и Бальзак. Влиятельнейший, известнейший критик Сент-Бев писал Жорж: "Благодаря "Лелии" растет мое восхищение вами и дружба, которую я почувствовал к вам... Быть женщиной, еще не достигшей и тридцати лет, по внешнему виду которой даже нельзя понять, когда она успела исследовать такие бездонные глубины; нести это знание в себе, знание, от которого у нас вылезли бы волосы и поседели виски, - нести с легкостью, с непринужденностью, сохраняя такую сдержанность в выражениях, - вот чем прежде всего я любуюсь в вас; право, сударыня, вы чрезвычайно сильная, редкостная натура..."
Да, она была человеком сильным и талантливым. И окружали ее люди, достойные: Бальзак, Стендаль, Мериме, Лист, Гюго, Гейне, Дюма, Мюссе, Шопен, Делакруа, Флобер - в какое время такое количество гениев проживало под крышами одного города? И конечно, Санд продолжала поиски своего "идеального любовника". И описала их в романе "Лелия". Ее героиня Дон-Жуан в женском обличье. Но если мольеровский персонаж бежал от женщины к женщине, то Лелия - от мужчины к мужчине, не находя ни в одном из них идеала. Автор наделила свою героиню той чувственностью, которой бы хотела обладать сама. "Я видела рядом с собой женщину необузданную, и она была прекрасной; я же, почти пуританка, девственница, была отвратительна в своем эгоизме и замкнутости", - пишет она Сент-Беву.
Пикантный эпизод с Проспером Мериме на пути поиска "идеального любовника" чуть было не поверг ее в тяжелую депрессию, если бы она, как всегда, не нашла спасения в работе.
Их познакомил Сент-Бев. Проспер Мериме отличался славой обольстителя. Он находил удовольствие в том, что о любви говорил цинично, отрицая всякую возвышенность и сантименты. Хотя сам, как это часто бывает, при этом принадлежал к разряду людей сентиментальных. (А Жорж Санд? Она ведь тоже при всем ее эпатаже и метаниях от мужчины к мужчине была, по сути, очень целомудренным человеком, действительно ищущим идеал.)
Когда они познакомились, она говорила с ним очень откровенно. Она была уверена, что обрела друга. Интеллект Мериме отвечал ее высоким требованиям к мужчине.
В этом откровенном разговоре, а скорее даже монологе, Жорж делилась с Проспером проблемами Лелии, то есть бедами ее самой. Писатель слушал внимательно, а когда настала очередь его ответной реакции - расхохотался. Мериме не мог не видеть, чего хотела от него Жорж Санд - понимания, участия, но решил поддерживать свой имидж циника и заявил, что дружить с женщиной он может только при одном условии (нетрудно догадаться, при каком) и что все остальное - просто литература.
Жорж, конечно, придерживалась несколько иного мнения на этот счет, но тогда, услышав эти слова от Мериме, когда они прогуливались вдоль набережной Малакэ по берегу Сены, она ответила:
- Хорошо, я согласна; пусть будет так, как вы хотите, раз это вам доставляет удовольствие. Что же касается меня, то предупреждаю вас: я абсолютно уверена, что не получу никакого.
И они поднялись в ее квартиру. Молча поужинали. Вина у Жорж Санд в доме не оказалось. Жорж пыталась вести себя раскованно, если не развязно, так она маскировала свою не преодоленную с детства стыдливость. Чуть ли не на глазах у Мериме она переоделась в турецкий халат. Показала взглядом на кровать. Мериме поспешно разделся.
Все было как в скверном анекдоте. Проспер обомлел. Вместо надменной, независимой, раскованной особы перед ним предстала робкая, застенчивая, стыдливая женщина. При всем его напускном цинизме шок Мериме был настолько силен, что он в самый решительный момент оказался несостоятелен.
В один и тот же момент с них слетели маски: с Жорж - маска эмансипе, с Мериме - маска циника и донжуана. А стать нежными, ласковыми и чуткими они не смогли. Жорж - потому, что была еще не готова, а Мериме - потому, что раскрыл свою ахиллесову пяту: женщина увидела его нервным и растерянным.
