Валентина Мельникова - Александра - наказание Господне
Кирилл опять опустился на пол и, обхватив голову руками, глухо произнес:
- Простите меня за ненужные откровения и не обижайтесь! Я ведь почувствовал себя счастливым, когда целовал вас.
Порыв сквозняка разметал огонь в камине. Оглянувшись, Саша заметила на пороге няньку. Агафья неловко улыбнулась.
- Извините меня, старую, что без стука врываюсь. Староста тут из села прикатил, слез но просит, чтобы вы, Сашенька, с ним поехали. Жена его уже какой день разродиться не может. Помрет ведь баба, а у них четверо малых
робят!
26.
Давно уже Павел так не хохотал!..
Как-то он зашел в детскую, привлеченный странными звуками. Мадемуазель Александра читала вслух какую-то книжку, а дети, старая Агафья и Серафима уже чуть не плакали от смеха. Он хотел вскоре уйти, но пришел в себя, только почувствовав боль в старой ране. Захваченный повестью, сочными малороссийскими баечками и прибаутками, Верменич от души потешался над приключениями кузнеца Вакулы, смахивая слезы кончиками пальцев.
Вечером он выпросил у Серафимы неказистый серый томик и принялся перечитывать "Вечера на хуторе близ Диканьки". Незнакомый писатель со странной фамилией Гоголь заставил его забыть обо всех передрягах последних дней. Смех успокоил растревоженную душу Павла, и когда он отложил книгу, чтобы выкурить трубку, то почувствовал вдруг неодолимое желание разбудить Кирилла и повиниться перед ним за кутерьму. Но тут явилось перед ним торжествующее лицо Полины Дизендорф. Взгляд, которым она обменялась с Кирдягиным в тот момент, когда князь объявил ее своей невестой, сказал ему, что не пристало Павлу Верменичу снимать ратные доспехи и прятать меч в ножны, пока эта парочка пасется рядом с князем Адашевым...
После выкуренной трубочки в голове прояснилось, спать совсем не хотелось. Павел прошелся по спальне и вдруг почувствовал приступ голода.
Как был в халате, гость прокрался на кухню. Крошечная лампада едва теплилась под образами и в ее неустойчивом свете он увидел старушечью фигурку, склонившуюся над столом. Подкравшись, Верменич заглянул через нянькино плечо. Она почувствовала его дыхание и, вскрикнув, оглянулась.
- Ах, чтоб тебя, Павлушка! И чего тебе не спится? По дому шастаешь, людей пугаешь!.. - рассердилась нянька и мелко перекрестилась. - Согрешишь тут с тобой ненароком!
- Нянюшка-голубушка! - заканючил, как бывало в детстве, Верменич. - Не дай помереть с голоду!
- С ума сошел, батюшка! - Агафья с укоризной посмотрела на него. Ночь-полночь, а ему есть подавай!
- Не дашь поесть, завтра расскажу Кириллу, чем ты тут занималась, старая! - Павел выхватил у нее из рук плошку с каким-то варевом и поднес ее к носу. - Ишь, как отвратно пахнет! Неужто зелье какое варишь, чтобы Кирюшке охотку отбить жениться на баронессе?
- Окстись, бесстыдник! - замахала старуха руками, пытаясь забрать плошку. Но Павел поднял ее над своей головой.
- Сознаешься, чем занималась, верну. Не сознаешься, заставлю саму выпить.
- А что, за тобой ведь и не задержится! Со старухой легко сладить, а напугать тем более!
- Как же, напугаешь тебя! - усмехнулся Павел, но плошку вернул и уселся верхом на деревянную лавку. - Давай садись, голубушка, и рассказывай. Или я ошибаюсь, ты, наоборот, кого-то приворожить собираешься? Не Селивашку ли конюха: он и бобыль, и мужик справный, чем не пара...
- Ох, Павлуша, Павлуша, взять бы твой язык да на гвоздик повесить, чтоб без дела не болтался! Селиван мне, поди, в сыновья годится!..
Павел хмыкнул, но тему с конюхом оставил в покое. Любопытство пересилило голод, и он спросил:
- Ну, Агафья, не тяни кота за хвост, скажи, что ты тут колдовала?
- Да не колдовала я, настойку на травах делала. Мадемуазель нашей, Сашеньке, лицо протирать, авось поможет! - с заговорщицким видом прошептала старушка.
- С чего это тебе загорелось, все равно она утром уезжает. Кирилл ее вызывал вечером, чтобы отказать от места...
- В том-то и дело, Павлуша, что не отказал! - Старушка с торжеством взглянула на него, и даже в полумраке кухни было заметно, что она покраснела от удовольствия. - Я туточки поблизости была, когда они разговаривали...
- То есть под дверями стояла... - Верменич с укоризной покачал головой. - Черти, видать, уже дрова под ту сковороду подкладывают, на которой тебе повертеться ох как придется! Ладно, не обижайся! - Он погладил старушку по сморщенной, в коричневых пигментных пятнах руке. - Рассказывай уж, что углядела. Мне и самому невтерпеж узнать, почему он Полинин приказ решился отменить.
- Да я мало что видела, - старуха внимательно посмотрела на Павла, словно готовила его к следующему сообщению, - но сдается мне, что не зря они только-только расстались...
- Да не томи ты душу! - рассердился гость. - Не миловались же они там, в самом деле?
- Они целовались, Павлуша! - тихо проговорила нянька.
Верменич вскочил с лавки:
- Врешь ты все, старая! Не может этого быть!
- А не верь, если не хочешь! Я и сама было глазам своим не поверила.
- Где сейчас Кирилл? - Павел в три шага преодолел кухню.
- У себя, в кабинете. С тех пор, как она уехала, все ходит, ходит...
- Так она все-таки уехала! - от грозного мужского рыка пламя в лампадке испуганно вздрогнуло, на стенах всполошились тени, а Агафья оступилась и села на лавку.
- Господь с тобой, Павлуша! Она до села уехала. Матвей-староста Христом Богом молил спасти его Дарью. Схватки у нее почитай третий День, а дите родить не может. Наш-то, - прошептала она, кивнув в сторону княжеского кабинета, - тоже было собрался. А она ему и говорит, оставайтесь, дескать, дома, князь. Негоже у меня под ногами путаться.
***
- Так и сказала? - вытаращил глаза Верменич и расхохотался. Представляю, каково ему было! Пойду-ка я побеседую с его светлостью.
- Только про меня, Павлуша, не сказывай, осерчает ведь, страсть! торопливо зашептала Агафья. - Как ты думаешь, если бы Матвей не появился, до утра у них что-нибудь сладилось бы?
- Ну и интриганка ты, голубушка! - притворно вздохнул Верменич. Законная невеста в холодной постели мается, а ты жениха за гувернантку почти пристроила!
- Ужо тебе, охальник! - забормотала сердито нянька. Павел торопливо чмокнул ее в щеку и вышел из кухни.
***
...Кирилл поднял стоявшую около кресла бутылку и посмотрел ее на свет. Вина осталось на пару глотков, не больше, и он вернул ее на прежнее место. Вторая бутылка, пустая, валялась на боку рядом с первой, а третья, неначатая, стояла на письменном столе, но до нее еще надо было добраться...
Прошел час с того момента, как Александра покинула его кабинет. Количество выпитого превысило все допустимые пределы, которые он определил себе, чтобы расслабиться. В голове царил полнейший сумбур, а его попытки разобраться во всем, что с ним случилось за последние месяцы, заканчивались неудачей и очередным бокалом вина.
Адашев с тоской посмотрел на ставший недосягаемым стол. Еще несколько подобных встрясок, и он станет законченным пьяницей. Возможно, в этом что-то есть! Уйти от забот, от необходимости что-то доказывать, бороться... Сидеть себе вечерами у камина, бездумно смотреть в огонь, и чтобы никто в этом доме не смел тебя тревожить... Старый, грузный, с обрюзгшим лицом, в засаленном потрепанном халате. Наедине с верной подругой - подагрой, всеми забытый, никому не нужный...
Кирилл поморщился. Воображение у него всегда было прекрасное. Тем более что он сам по собственной воле сделал первые шаги и к этому креслу, и к халату, и к одиночеству в старости. Дорого бы он дал, чтобы все оставить как прежде. С Полиной, конечно, глупо получилось, но невеста еще не жена, есть много причин, чтобы разорвать помолвку. Только не в его натуре идти на попятную. Прежде чем сделать предложение, он целую ночь не спал, и все должно было пойти без осложнений. Но нет! Первым встал на дыбы Павел, который сам ни единой юбки не пропустил, будь она с оборкой по подолу или из грубого льна, а тут будто белены объелся! Не по душе ему, видите ли, Полина. А дети? Тоже непонятно. Адашев не был теперь уверен, что это гувернантка настраивает их против Полины. Какой ей в этом резон?
Но тут точно по волшебству пахнуло на него ароматом лаванды, и Кирилл закрыл глаза. Мягкие женские губы ласково коснулись его щеки, тонкие пальцы скользнули за отворот сорочки... Князь застонал, но она продолжала мучить его легкими прикосновениями. Манила, звала за собой... Видение, бесплотное существо, а ведь совсем недавно он держал в своих объятиях девушку, которая вызывала у него такие же чувства: безумный восторг от предчувствия близости, упоение, счастье. Но стоило открыть глаза, и сказка улетучивалась. Прекрасная принцесса превращалась в жалкую дурнушку, и даже всесильный Калиостро не смог бы превратить ее в ту далекую, синеглазую мечту, от которой нет ему ни сна, ни покоя...
Как ему сейчас не хватало Павла! Хотелось поговорить обо всем откровенно, рассказать о несбыточных мечтах, но самый близкий друг, почти брат, готов покинуть его...
