Анри Труайя - Прекрасная и неистовая Элизабет
— Ты полагаешь, что это не точно?.. Но если этот молодой человек объяснится, ты думаешь, что нам надо дать согласие?
— Без всяких колебаний. Я убеждена, что он сделает нашу дочь очень счастливой.
— И тогда она уедет и оставит нас, — сказал Пьер с грустью.
— Мы будем вдвоем, Пьер, — сказала Амелия. — Не забывай, что когда я последовала за тобой, папа остался один!
— Да! Такова жизнь, — сказал он, вздохнув.
— Во всяком случае, — продолжила Амелия, — этот разговор должен остаться между нами. Прошу тебя не делать даже намеков в присутствии Элизабет. Иначе ты можешь все испортить.
Внезапно Пьеру захотелось поцеловать жену. Он находил ее молодой, красивой, желанной. Он обнял ее за талию и поцеловал в шею. Амелия уже давно привыкла считать Пьера инвалидом. Вздрогнув от удивления, она положила голову на плечо мужа и прошептала:
— Скажи мне, Пьер, что ты будешь доволен этим браком.
— Конечно. Но не так, как нашим, — ответил он, поцеловав ее еще раз.
В дверь постучала Леонтина:
— Стол накрыт, мадам.
Они вошли в столовую. Сидя напротив мужа, Амелия кинула на него быстрый взгляд и, увидев себя молодой девушкой в его глазах, весело сказала, разворачивая салфетку:
— Не знаю, что со мной, но я такая голодная!
Медленно поднимая то левую, то правую лыжу, Патрис лесенкой поднимался по склону. Добравшись до вершины, он оперся о палки, чтобы отдышаться. Он не солгал, сказав, что у него нет никаких способностей к этому виду спорта. Как и всякий начинающий, он держался слишком напряженно, а его движения были удручающе неловкими. Элизабет выбрала для него самый пологий склон, в стороне от основной лыжной дорожки, за станцией канатной дороги. Стоя на несколько метров ниже его, она приложила ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза от яркого солнца. Но глядя на Патриса, она все еще продолжала думать о Кристиане. Она смотрела на юношу, не видя его, и вновь переживала крах своей любви.
— Что мне делать теперь? — крикнул Патрис.
Очнувшись, она машинально ответила:
— Поставьте лыжи параллельно! Готово? Теперь слегка согните колени! Корпус немного вперед…
Он пытался скатится вниз уже пять раз и каждый раз падал в самом начале спуска.
— Вперед! — скомандовала Элизабет.
Стоило ему немного развить скорость, как его ноги начинали разъезжаться. Беспомощно размахивая в воздухе палками, он и на этот раз покачнулся и рухнул на левый бок.
— Ничего, пустяки, — засмеялась Элизабет. — Вставайте! Не так. Лыжи должны быть направлены перпендикулярно склону.
Он подчинился, не протестуя, весь в снегу, ссутулившийся и рассерженный. Когда он поднимался, какой-то лыжник промчался стрелой мимо Элизабет и остановился, сделав резкий поворот. Акробатический стиль езды незнакомца напомнил ей Кристиана. Элизабет почувствовала в груди укол от этого воспоминания.
— Все в порядке, Патрис?
— Да! Мне даже больше нравится карабкаться вверх, чем спускаться.
Он заканчивал спуск, покачиваясь из стороны в сторону, как утенок. Она невольно сравнила его с Кристианом, который с такой легкостью катался на лыжах. Почему красота, сила, ловкость, элегантность были даны от природы этому презренному человеку, в то время как Патрис, обладающий, без сомнения, высокими нравственными качествами, был так неуклюж? В этом была какая-то несправедливость, которую Элизабет не могла себе объяснить. Это так рассердило ее, как будто она сама была в этом виновата.
— Ну, готовы? Вперед! — снова скомандовала она.
Юноша храбро бросился вниз, втянув голову в плечи и размахивая палками.
— Уже лучше! Браво! — воскликнула Элизабет.
В тот самый момент Патрис наскочил на бугорок, покачнулся и упал лицом прямо в снег. Ноги его задрались вверх, лыжи скрестились, напоминая некий инструмент для пыток.
Элизабет сразу же подъехала к нему, чтобы оказать помощь, потому что, лежа в таком положении, он не мог подняться самостоятельно. Когда она расстегивала крепления, чтобы освободить Патрису ноги, он повернул голову и посмотрел на нее. В его глазах была какая-то смесь стыда и злости. Встав на ноги, он взял лыжи, воткнул их перед собой в снег и гневно изрек:
— Я спрашиваю себя, а что я здесь, собственно, делаю? Вы, наверное, находите меня очень смешным.
— Да что вы, Патрис! Все начинающие часто падают.
— Может быть… может быть… Только вот что… Вы не тот человек, перед которым мне хотелось бы устраивать этот веселый спектакль.
— Что за ерунда! Тогда скажите, почему вы согласились, чтобы я вас учила кататься на лыжах?
Он тяжело дышал. Пот струился по лбу и по щекам. Нижняя губа его дрожала. Вдруг он ответил:
— Чтобы побыть наедине с вами, Элизабет.
Она с безразличием выслушала это признание, но молчала, и он сделал шаг вперед. Она увидела, как в его глазах появилось какое-то сияние, его лицо просветлело.
— Да, Элизабет, — продолжал он, — мне так этого хотелось, вы понимаете?.. Я больше не мог видеть вас среди других. Я ухватился за эту возможность, не раздумывая. Я люблю вас, Элизабет!
Она не ожидала, что он выскажется до конца.
— Да нет, Патрис, — прошептала она с досадой, — вы просто вообразили себе, что любите меня. Вы просто играете словами.
— Я знаю, что говорю, Элизабет. Когда я впервые увидел вас, приехав в гостиницу, я был потрясен. Вы не обращали на меня никакого внимания, а я следил за каждым вашим жестом, за каждым движением, за каждой улыбкой. Вы ходили на прогулки с другими, а я страдал. Вы возвращались, говорили мне хоть одно слово, и я снова начинал надеяться. Когда мы вместе пошли в «Мове Па», я подумал, что у меня хватит смелости сказать вам, что я люблю вас. Но я так и не решился. Я просто смотрел на вас, вы были такой красивой! Я подумал даже, что вы слишком красивы для меня. А потом подошел этот мужчина и пригласил вас на танец… — Его лицо помрачнело. Он глотнул воздуха и продолжил, понизив тон: — Элизабет, неужели вы еще не заметили, до какой степени вы необходимы мне?
Смущенная его настойчивостью, она не знала, как избавиться от него, не задев его самолюбия.
— Патрис, — ответила она, подбирая слова, — я очень тронута, но…
— Подождите, Элизабет, я не закончил…
Он пристально посмотрел в ее глаза, словно желая пригвоздить ее силой своего взгляда:
— Элизабет! Хотите стать моей женой?
Она вздрогнула:
— Что?
— Вы хотите стать моей женой? — твердо повторил он.
Этот вопрос, заданный ей внезапно в тот момент, когда она чувствовала себя такой несчастной, такой униженной, такой одинокой, потряс ее. Взволнованная этим предложением до глубины души, она все-таки ответила:
— Нет, Патрис.
— Почему? — воскликнул он, взяв ее за руки.
Она молча покачала головой.
— Вы не любите меня? — наконец догадался он.
— Что вы, Патрис! Я отношусь к вам с таким большим уважением, — проговорила она, — но не требуйте от меня другого…
— О! Я знаю, — сказал он, — я знаю, почему вы отталкиваете меня. Но вы не правы, Элизабет. Этот человек никогда не сможет любить вас так, как я!
— Какой человек?
— Тот самый человек, который пригласил вас на танец в «Мове Па», который обращался к вам в моем присутствии на «ты», который несколько раз обедал с друзьями в гостинице, который приходил опять сегодня утром и которого вы выгнали!
Сначала она ощутила сильную боль в груди, потом мертвое, пугающее спокойствие.
— Вы его видели? — осторожно спросила она.
— Да. Я стоял на балконе… Вы ничего не можете сказать о себе и о нем больше того, о чем я сам уже догадался. Ничего, вы слышите? Но я хочу точно знать, любите ли вы его, намерены ли вы выйти за него замуж.
— Нет, — сказала она со злостью. — Это… это… чудовищный человек!
Произнеся эти слова, она ощутила какую-то горечь. Взгляд ее потух. Она открыла рот, жадно хватая воздух.
— Тогда, — пробормотал Патрис, взяв ее за плечи, — тогда, Элизабет, ничего не потеряно! Я помогу вам забыть, что до меня в вашей жизни был мужчина. Я слишком верю в наше будущее, чтобы беспокоиться относительно вашего прошлого. Подумайте хорошенько над тем, что я вам предлагаю. Не спешите мне отказывать… Дайте мне надежду!
Слезы душили ее. Она отвернулась от него, села прямо в снег и, закрыв лицо руками, прошептала:
— Нет, Патрис, нет! Прошу вас! Останемся друзьями. Вот и все. А теперь ступайте!
— Но я не могу вас бросить вот так просто! — сказал он с отчаянием. — Вы плачете. А я… я, так любящий вас, стою тут, абсолютно бесполезный, со всеми моими чувствами.
— Ступайте, прошу вас! — повторила Элизабет, не отрывая рук от лица.
— Хорошо, — сказал Патрис через некоторое время, — я возвращаюсь в гостиницу. И я вам клянусь, что никто не узнает о нашем разговоре, если ваши родители или моя мать спросят, где вы, я скажу, что вам захотелось подняться на Рошебрюн.
