Луанн Райс - Каменное сердце
— Я знаю, — сказала она.
— Я смотрел на тебя, как ты сидишь между матерью и Фло, и мне казалось, что я понимаю твои чувства. Когда ты говорила со мной о сестре, ты предполагала что-то в этом роде?
— Не совсем, — ответила Мария, в ее голосе чувствовалось напряжение. — Я никогда не думала, что дело зайдет так далеко. Я только считала, что Софи нужна помощь. — Она замолчала на несколько секунд, сжимая трубку в руке. — Знаешь что, Дункан? Я рада, что это она убила его, а не наоборот. Когда я узнала, что Гордон избивает ее, я испугалась, что он ее убьет.
— И ты все время об этом думала?
— Да, подспудно… Я скучаю по тебе, — снова сказала Мария, чувствуя себя опустошенной.
— Алисия захотела пойти на похороны — она знала Гордона, заходила к нему в магазин.
— Я видела твою жену. Она знает о нас?
— Нет. В эти выходные мы собираемся поговорить с Джеми о том, — он запнулся, — что разводимся. В понедельник я переезжаю.
— Правда? — спросила Мария. — Я рада. То есть я хочу сказать, мне жаль, что все так вышло с твоей семьей, но я рада за себя. Я только что встретила ее дядю. Мы говорили о старых документах из земельного реестра, и у меня появилось нехорошее предчувствие. Он ничего не знает.
— Он знает о нас с Алисией уже давно, — возразил Дункан. — И хочешь верь, хочешь нет, но он не встал ни на одну из сторон.
В голосе Дункана Мария уловила колебание и подумала, вправду ли он верил в то, что говорил, или просто пытался убедить себя.
— Все будет хорошо, — сказала она.
— Я знаю. — Он сделал паузу. — Я хочу, чтобы все поскорее закончилось и мы могли видеться. Я чувствую себя так, словно меня отправили в ссылку.
— Я понимаю.
— Почему мы не нашли друг друга тогда, много лет назад? — спросил мужчина. — Прежде, чем встретили других?
Мария молча держала трубку в ладони, ее сердце сильно стучало, казалось, что его стук слышен Дункану.
— Потому что нам предстояло совершить множество ошибок, — прошептала она. — И мы не хотели делать это друг с другом.
Глава 22
— Мне нужен подарок на день рождения Тоби Дженкинс, — сказала Фло, когда они субботним утром уселись завтракать.
— А когда у нее день рождения? — спросила Мария. Она стояла у тостера, дожидаясь, пока разогреется следующая порция замороженных вафель.
— На следующей неделе, — ответила племянница. — Мы пойдем к ней после уроков.
— Она спрашивает, в какой день, тупица, — заметил Саймон.
— Не называй меня тупицей! — хнычущим голосом произнесла Фло.
— Она права, Саймон, — сказала Мария. — Знаете, давайте-ка поедем в Торговый центр. Купим подарок Тоби, а вам — новые кеды.
— «Найк»? — заинтересовался мальчик.
— Само собой, — ответила Мария, обрадовавшись тому, что предотвратила очередную ссору. Она положила детям вафли; пока они мазали их маслом и поливали сиропом, Мария налила себе кофе, уселась на противоположном конце стола и попыталась читать «Хатуквити Энкуайер».
Она опасалась натолкнуться на статью о Софи, поэтому пролистнула страницу с новостями и сразу обратилась к гороскопу, комиксам и прогнозу погоды. В последние дни газета служила предлогом отсрочить беседу с племянниками; Марии требовалось сначала выпить чашку кофе и мысленно подготовиться к этому разговору. Хотя им было всего шесть и десять лет, они требовали от нее больше правды и логики, чем взрослые, с которыми ей до сих пор приходилось общаться.
Иногда Мария вспоминала горы: как они с Альдо вместе завтракали, обсуждая события в мире, свои планы на день, работу других археологов.
Поверх газеты она взглянула на Фло, та, нахмурив лоб, резала вафли на маленькие кусочки.
— Тебе помочь? — спросила Мария.
— Нет, спасибо, — ответила девочка, не поднимая головы.
Мария снова сделала вид, что читает. Она подумала о Дункане. В эти выходные они с Алисией собирались поговорить с сыном о разводе и о том, как изменится их жизнь.
Мария перевернула страницу и вспомнила об Альдо — увидятся ли они еще когда-нибудь? Когда она планировала развестись с ним, обязательная отсрочка, предусмотренная законами штата Коннектикут, казалась ей насилием, наследием пуританства, этаким отеческим шлепком пониже спины: мол, разойдитесь-ка по разным комнатам и подумайте, какую глупость собираетесь совершить.
С тяжелым сердцем она думала о том, что Дункану только предстоит через все это пройти. Она не знала, что будет дальше: смогут ли они встречаться открыто и когда Дункан познакомит ее с сыном. Ей казалось, что отсрочка дается супругам для того, чтобы их обида по отношению друг к другу стала еще острее, перед тем как они окажутся по разные стороны барьера в суде. При мысли о том, какую роль она сама сыграла во всей этой истории, Мария ощутила, как все сжалось у нее внутри.
С другой стороны, то, как стремительно был аннулирован ее брак, напоминало скоропостижную смерть одного из членов семьи по сравнению с болезненной агонией девяноста дней отсрочки в соответствии с законами Коннектикута. Мария чувствовала, что она не в силах позвонить Альдо, снова услышать его голос, рассказать ему о преступлении Софи; вместо этого она написала мужу длинное письмо и приложила копию своих рабочих заметок, касающихся захоронения.
— Можно я поеду на месте стрелка? — поинтересовался Саймон.
— Что? — растерявшись, переспросила Мария.
— По дороге в Торговый центр. Место стрелка — это переднее сиденье. Папа рассказывал, что стрелок всегда сидел рядом с ковбоем и защищал ее.
— Я хочу ехать на месте стрелка, — захныкала Фло.
— А что, если Саймон будет ехать впереди по дороге туда, а ты — обратно? — предложила Мария.
— Это по-честному, — кивнул Саймон.
Однако часом позже, стоя у машины, дети снова начали ссориться.
— Мама всегда разрешает мне ехать на переднем сиденье по дороге в магазин, — произнесла Фло, и слезы потекли у нее из глаз.
— Плакса! — обозвал сестру Саймон.
Стоя по другую сторону машины, Мария заметила, как Саймон ущипнул девочку за руку. От боли Фло вскрикнула, закрыла это место другой рукой и, наклонив голову, разрыдалась.
— Я все видела, — спокойно сказала Мария, по кругу обходя машину. Ссоры, которые разгорались между ней, Софи и Питером по утрам в субботу, были привычными и безобидными. Они с Софи щипали Питера, как только им удавалось до него дотянуться, а он поддавал ногой по гравию так, чтобы испачкать их чистые тряпочные туфли. Проявления враждебности у племянников были куда более зловещими, очевидно, что они научились этому у своих родителей.
— Она просто маленькая дурочка, — сказал Саймон голосом, звенящим от злобы.
Фло все еще рыдала; Мария заметила, что обе руки у нее сжаты в кулаки.
— Никакая она не дурочка, — возразила Мария. — А ну-ка извинись!
— Извини, — неохотно буркнул Саймон.
— Ни за что! — ответила Фло.
— Да пожалуйста, садись вперед, если тебе так приспичило, — взорвался Саймон. — Все равно это место покойника. — Он распахнул переднюю дверь машины, потянул на себя сиденье и, нагнувшись, стал пробираться назад, но ударился носом о стойку двери. Теперь оба ребенка плакали. Мария смотрела, как они стоят рядом, такие несчастные, неспособные принять утешение ни друг от друга, ни от нее.
— Почему ты сказал, что это место покойника? — спросила сестра. Теперь, когда Саймон тоже расплакался, она, казалось, немного успокоилась.
— Большинство людей, погибших в автомобильных авариях, сидело на переднем пассажирском месте, — объяснил Саймон, словно повторяя статистическую сводку. — Когда там ехал я, папа говорил, что это место стрелка. Когда там ехала мама, он говорил, что это место покойника.
— Давайте просто называть его передним сиденьем, — предложила Мария, стараясь унять дрожь в голосе. — И давайте договоримся, что Саймон сидит на нем по дороге в магазин, а ты, Фло, на обратном пути. О’кей?
Дети закивали. Саймон придержал спинку переднего сиденья, чтобы помочь Фло забраться назад. Потом они с Марией уселись на свои места. Мария подождала, пока дети пристегнут ремни, завела машину и выехала на дорогу.
— Мне здесь очень нравится, — сказала Фло. Блеск в ее глазах напомнил Марии Джуди Гарленд в тот момент, когда она впервые увидела Изумрудный город.
— Здесь классно, — с жаром подхватил Фло ее брат. Мария никогда раньше не была в «Джуэл-Бокс-Молл», «шкатулке с драгоценностями» — так назывался Торговый центр, и детям не терпелось устроить ей экскурсию. По дороге они рассказывали, что каждый пассаж центра носит собственное название: там были «Рубиновый двор», «Бриллиантовый путь», «Сапфировая дорожка», «Золотая и серебряная аллеи», — именно поэтому Торговому центру дали такое название. Для детей эти слова звучали как волшебные заклинания, даже Саймона увлекало сравнение магазина со шкатулкой, полной драгоценностей.