Джойс Элберт - Безумные дамочки
— Можешь? — развеселился Роберт.
В конце справок были заключения психологов, и сейчас Симона процитировала отрывки из них:
— Поскольку двигательная координация Антуана и чувствительность к деталям нарушены, то появляются доказательства более сложных проблем, порождающих заторможенность. Антуана следует поощрять и переориентировать, чтобы уверенность в себе… В общем, ля-ля, бу-бу.
— Кажется, ты все знаешь, — рассмеялся Роберт.
— Я умею читать, если ты об этом. И все равно спрашиваю: а как быть с душой человека?
— А в чем дело?
— Как ты ее диагностируешь?
— Сейчас мы и не пробуем, но разве на душу не влияет здоровье или болезнь разума?
— Альбер Камю считает иначе. Он говорит, что если тело болеет, то душа чахнет.
— То же и с разумом.
— Его мысли мне больше нравятся.
— Вы оба ориентированы на сому, тело.
Пропустив его слова мимо ушей, Симона спросила:
— Как ты можешь быть уверенным в своем диагнозе? Ты не задумывался, что можешь жестоко ошибиться? Не боишься, что неверно трактуешь результаты тестов?
— Диагностика вовсе не так поверхностна, как считают многие. На самом деле это серия гибких гипотез. Другими словами, любой психолог, который ждет результатов тестов, чтобы поставить диагноз, или некомпетентен, или просто баран. Ты выдвигаешь первую гипотезу (которая всегда очень приблизительна) в тот момент, когда получаешь первую информацию о пациенте.
— Ты говоришь, как компьютер.
— Это похоже на работу компьютера. Диагноз ставится, как только пациент входит в комнату. Как он входит, как одет, его манеры, как он садится, все это — информация, которая поступает к тебе или в компьютер. И ты вносишь информацию в компьютер. Тесты, например, — это часть общей информации. Но только часть. И они или поддерживают первоначальный диагноз психолога, или изменяют его. Тесты сами по себе ничего не значат, они — полное дерьмо, если не подкрепляются другими данными. Ты понимаешь?
— Да, — сказала Симона. — Сент-Экзюпери провалился бы у тебя.
— Нельзя провалиться на психологических тестах, — ответил Роберт. — Ты не понимаешь, что они созданы, чтобы открывать и объяснять достоинства и недостатки человека. Например, любой психолог, глянув на рисунок Сент-Экзюпери, не зная, кто его нарисовал, был бы поражен творческой силой, причудливой и богатой фантазией, которые отражаются в нем. Так что хватит об этом.
Когда двое людей живут вместе, рано или поздно возникает денежный вопрос. Жизнь с Робертом очень облегчила финансовые проблемы Симоны, и она с самого начала решила воспользоваться ситуацией. Первоначальный план был в том, чтобы побыстрее оплатить счета «Бонвит». Вместо жалких ежемесячных пятидесяти долларов она, начиная с февраля, будет платить по сто долларов, а значит, скоро с ними расплатится.
Симона надеялась расплатиться со всеми остальными мелкими долгами. Куча счетов ее угнетала. Завидев знакомые конверты в конце месяца, она огорчалась до резей в желудке, пока не раскрывала их и не выясняла, на какую сумму пошиковала в предыдущем месяце. Увидев счет, убеждалась, что положение еще хуже, чем она думала, и боли в животе усиливались.
Симона потому не вспоминала, где и кому должна, что впадала в гипнотическое состояние, когда оказывалась в магазинах Пятой авеню, и действовала бессознательно. В состоянии транса она смотрела на блистающий мир духов, шарфов, очков, перчаток, шляпок, сумочек, ожерелий, сережек, браслетов, пудрениц с пудрами всех оттенков, губных помад. Миллионы возможностей Для покупки. Проблема была в том, что Симона хотела купить все. Она с трудом сдерживала желание схватить товары в охапку и убежать.
Неужели я все это покупала? Симона каждый месяц была в шоке, когда получала счета и смотрела на список купленного за предшествующие тридцать дней.
Это невозможно.
В магазине ошиблись.
Я не верю!
Я не буду платить!
Очень часто она от злости откладывала оплату на несколько месяцев, а от этого долг только возрастал. Симона давно стала получать извещения из магазинов, в которых сначала вежливо напоминали об оплате и просили прощения, если она уже отправила чек.
Иногда эти записки начинались так: «Вы забыли…» Или: «Только в случае, если Вы не заметили…» Или: «Хотели бы напомнить…» Последнее выражение нравилось Симоне больше всего, и она знала, что, когда они только вежливо напоминают, ей беспокоиться нечего. И только по получении письма «Это наше последнее…» неохотно доставала чековую книжку и выписывала чек, делая приписку, что просит прощения за опоздание, потому что только что выписалась из больницы после серьезной полостной операции. Иногда она ссылалась на многомесячную командировку в Чехословакию или на то, что, к ее ужасу, дворецкий, бедный безумец, по неведомым причинам прятал всю ее почту. Симона считала, что последнее объяснение производит впечатление на клерков, работающих за гроши в отделе кредитов. И, чтобы еще больше наказать магазин за наглые просьбы оплатить счета, она никогда не наклеивала марок на конверты. Опыт показал, что если даже не укажет фамилии и обратного адреса, конверт все равно доставят и магазин оплатит доставку. Вот пусть и платят первыми.
Однажды от отчаяния Симона послала счет на восемьдесят пять долларов от «Лорд и Тейлор» своему литературному другу Эдвину Куберстейну, умоляя оплатить его, потому что сейчас она должна помогать матери — та из-за острого артрита не может работать. По иронии судьбы, в тот день, когда отослала счет Эдвину, пришло восторженное письмо от матери, которая описывала свою работу на свадьбе в роскошном отеле.
«Мне повезло, — писала мать большими печатными буквами, — что у нас в семье у всех крепкие ноги. Я отмахала больше десяти километров, подавая восемь блюд знаменитым гостям. Не переставай пить молоко, доченька. От него кости становятся крепче».
В следующем месяце «Лорд и Тейлор» прислал нулевой баланс, и это означало, что уловка удалась и дорогой Эдвин оплатил счет. После этого, как только Симона оказывалась в стесненных обстоятельствах, она посылала счет надеющемуся на симпатию приятелю, говоря о банкротстве и прочих ужасах жизни. Давным-давно один мужчина сказал ей, что обладание — это девять десятых закона, и она никогда не забывала этих слов. Поскольку счетом обладал другой, то, как он им распорядится, становилось его проблемой. Инженер по электронике, который трахал ее свечкой, признался Симоне, что, хотя и говорит себе, что не отвечает за долги друзей, он почувствовал себя виноватым, когда попытался вышвырнуть счет в мусорную корзину. На следующее утро он достал его и, думая про собственную глупость, послал чек на тридцать два доллара в «Олтмен».
К несчастью, эта система не могла функционировать вечно. Вскоре Симона обнаружила недостаток домогающихся симпатии друзей, а к этому надо прибавить все более убедительные извинения за несвоевременные платежи, которые ей приходилось изобретать. И именно крохотуля вынудил ее оставить придуманный ею гениальный способ решения финансовых проблем. Очевидно, он не был так озабочен проблемой обладания, как другие, и вместо ожидаемой оплаты счета в «Саксе» вернул его Симоне нераспечатанным. Вдобавок нарисовал на конверте мужчину, втыкающего красно-белую полосатую конфету в зад девице, похожей на Симону. Под рисунком приписал: «Вниманию отдела кредитов: как видите, мадам, я слишком занята, чтобы оплачивать свои счета». И подделал подпись Симоны.
На отдельном листке, адресованном Симоне, он пообещал посылать копию рисунка (с пояснениями) в любой магазин, если она еще раз попробует выколотить из него бабки. А в постскриптуме крохотуля сообщил, что недавно ему ампутировали большой палец ноги.
Ведя в прошлом такую рискованную финансовую жизнь, Симона решила сразу спросить у Роберта, как они будут вести дом и тратить деньги.
— Я буду платить за все, — ответил он. — Я имею в виду, что плачу за квартиру, коммунальные услуги, еду и напитки. Но твои личные долги — это твое дело.
Симона храбро ответила:
— Ты очень щедр, но в этих обстоятельствах я чувствую, что должна буду покупать еду, потому что мне придется готовить.
— Ты умеешь готовить? — Он впервые задал этот вопрос.
— По-своему.
— Как это?
— У меня собственный стиль, — сказала она и вспомнила несчастную семью, в которой работала в Форист Хиллз. — Я делаю вкусные запеканки.
— Это хорошо. Сам я могу только мясо жарить.
— Я буду печь тебе красивые и вкусные запеканки, мой дорогой Роберт Фингерхуд. Вот увидишь.
Первая запеканка оказалась гадкой смесью телятины и грибов. Роберта потом тошнило целый час, а затем он похлопал ее по головке и сказал:
