Мейв Бинчи - Рождественский подарок
— Молодой человек вроде тебя не утруждает себя написанием писем, — философски заметил Джер, пока голуби усаживались к Парни на плечо, радуясь появлению нового товарища для игр, причем, похоже, не ожидающего от них никаких спортивных результатов.
— Я с удовольствием пишу письма, — запротестовал Парни. — Я написал всем, кому когда-либо обещал… — Он сделал паузу. — Ну, кроме Эстер.
— Думаю, тебе надо рассказать нам об Эстер, — сказал Мик Куин.
Здесь, в этом маленьком дворе, среди птиц с мягким оперением, под их умиротворяющее воркование, похожее на приятную музыку, Парни Куин рассказал Джеру и Мику об Эстер. Нельзя было и представить себе слушателей лучше. Они говорили, что это похоже на пересказ кинофильма, и требовали подробностей о ее визитах в каждый из праздников. Слыханное ли дело? Семье пришлось пересечь Атлантику, чтобы спастись от нее!
— А почему же она хотела, чтобы ты ей написал? — в конце концов спросил Мик.
— За день до нашего отъезда она сказала, что знает о том, что мы уезжаем, и попросила написать ей всего одно письмо. Просто ей хочется знать, нашли ли мы счастье там, куда едем. Но я не смог написать. Я не мог рассказать Эстер, что мама с папой кажутся счастливыми, когда вот так глупо держатся за руки. Она совсем спятит, если узнает об этом.
Парни стоял посреди двора, а голуби прилетали и улетали; он гладил их перышки, и они, как ни удивительно, совсем не боялись его. Он взял одного в руки и почувствовал, как бьется его маленькое сердце. Парни закрыл глаза и слушал, как голуби машут крыльями. Что может быть лучше этой компании — мужчины и птицы? Они ничего не требуют от тебя и своим присутствием прогоняют все печали. Ему внезапно показалось, что, наверное, он никогда не будет так счастлив, как сейчас.
— Ты мог бы послать открытку этой несчастной женщине, — произнес Мик.
— Это ни к чему тебя не обяжет, — сказал Джер, который всегда шел по жизни в одиночку и считал, что так и надо.
— Уже слишком поздно. Мы уезжаем в пятницу, открытка не успеет дойти.
— Мы можем позвонить ей из гостиницы, — предложил Мик.
— Позвонить Эстер? Мама упадет в обморок от одного упоминания ее имени.
— Маме мы не скажем.
— Но у меня нет денег, а звонок в Америку очень дорогой.
Джер и Мик кивнули друг другу. Они сказали, что это можно устроить. Если у него есть что сказать бедной измученной женщине, то нужно это сделать именно сейчас, в рождественские праздники, когда следует делать добро.
Парни засомневался, достаточно ли хорошо он объяснил, насколько Эстер безумна и как страстно она желает увести из семьи его отца. Но все же он посчитал, что будет невежливо противоречить Мику и Джеру.
Вторая половина дня прошла в суете — воркование, замеры времени, летящие вокруг перья. Потом пришло время отправляться на автобусную остановку и ехать в гостиницу. Было шесть часов вечера, а там, где жила Эстер, — обеденное время. Из телефонной будки в вестибюле отеля Парни поговорил с международным оператором, который помог найти в справочнике телефон Эстер. Парни также уточнил, сколько будет стоить разговор, и был вынужден схватиться за дверь будки, чтобы не упасть.
— Это исключено, — сказал он Мику.
Тот снова был в своей форме — иногда он работал в две смены, с большим перерывом на обед. Мик окинул взглядом пустой вестибюль.
— Возвращайся в будку, — сказал он и быстро набрал со стойки номер, написанный на листке бумаги.
Парни услышал звонок и проглотил слюну. Голос Эстер был на удивление тонким, не похожим на знакомые и пугающие нервные завывания.
— Это Парни Куин, — сказал он.
Эстер начала тихо плакать.
— Отец попросил тебя мне позвонить? — всхлипнула она.
— Он не знает, что я вам звоню. Послушайте, Эстер, почта отсюда идет долго, а вы попросили меня сообщить насчет счастья или что-то в этом роде…
— Насчет счастья? — удивилась Эстер.
Парни терял терпение. Почему люди позволяют себе так разговаривать? Он звонит из-за границы по ее же просьбе, а она отвечает вопросом на вопрос.
— Да, конечно, никто не знает, что это такое, но вы попросили сообщить, нашел ли я его, поэтому решил позвонить и сказать, что счастье имеет отношение к птицам.
— К птицам?
— Да, к птицам, к голубям. Вы могли бы пойти в библиотеку и взять книгу про них. Я думаю, вам бы понравилось, правда, Эстер.
— А твой папа тоже занялся птицами?
— Нет, Эстер, только я. Вы хотели узнать, нашел ли я счастье. Так вот я нашел и решил вам позвонить.
Его раздражала ее неблагодарность.
— Кого волнует твое мнение, мальчик? — заявила Эстер. — Передай трубку отцу.
— Его здесь нет, — ответил Парни, и слезы гнева защипали ему глаза. Он пошел ей навстречу, а Мик вообще рисковал своей работой, позволяя ему позвонить по гостиничному телефону. А она… — Мама с папой в дублинском казино, они еще не вернулись.
— Вы в Дублине! — победно вскричала Эстер. — В каком отеле, скажи мне, Парнелл. Говори же, недоумок! В каком отеле?
Парни повесил трубку. Мик ждал снаружи.
— Ты сделал что мог, парень, ты выполнил обещание. А утешением всегда могут быть голуби, помни об этом.
Эстер нашла список отелей Дублина и уже к семи вечера напала на след Кети и Шейна Куин.
— Наверное, она разыскала нас через авиакомпанию или туристическое агентство, — предположил папа.
— На этот раз ее наверняка отправят в психушку, — сказала мама с мрачной усмешкой.
— Представляешь, она говорит, что ей звонил Парни. Она так уверенно говорила об этом, — вздохнул папа. — Мол, он позвонил ей, чтобы рассказать, что увлекся орнитологией. Все это грустно, очень грустно.
— Интересно, почему на этот раз она зациклилась на Парни? Она всегда старалась не упоминать о нем, она знает, как это нас расстраивает.
Парни сидел и думал о событиях прошедшего дня. Все могло быть и хуже. Эстер не достала билета на самолет из-за рождественского ажиотажа. Ей оставалось только названивать им. Папа был вынужден попросить администрацию отеля говорить всем, что они уже уехали. Парни ничего не сказал родителем о своем участии в этой истории. Однако он все как следует обдумал.
Если они полагают, что она просто выдумала, будто он звонил ей, это станет очередным доказательством ее сумасшествия. Возможно, это приблизит день, когда ее упекут в клинику для душевнобольных. Но он все равно не собирается ничего рассказывать о голубях, принадлежащих Мику и Джеру. Он помнит, что Мик никогда не говорит о них в отеле, они слишком ему дороги. Эстер сегодня назвала его недоумком и сказала, что его мнение никого не волнует. Зачем же ему выручать ее? Он так же, как Мик, сохранит в секрете свой интерес к голубям и однажды, когда Эстер будет надежно заперта в сумасшедшем доме, заведет свою голубятню. И он никогда не будет иметь дела с женщинами. Никогда. Ведь очевидно, что Джер в своем скромном доме живет как царь. Разве можно сравнить это с тем, как живут Мик или его отец, вечно мучаясь и страдая?
Парни облегченно вздохнул и стал изучать киноафишу. Ему понравилось название «В компании волков», но на этот фильм не пускают детей до восемнадцати. Интересно, можно ли заявить кассирше, что он приехал из Америки и поэтому более развит, чем другие дети его возраста?
Лучшая гостиница в городе
Перевод С. Марченко
Они должны были понравиться друг другу, эти две матери. В конце концов, это были птицы одного полета. У обеих был собственный взгляд на мир, который они считали единственно верным; обе полагали, что у них есть свой собственный стиль. Но они возненавидели друг друга с первой же встречи восемнадцать лет назад, когда сын одной из них обручился с дочерью другой. Казалось, у матери Ноэля, которая годом позже превратилась в бабушку Данн, губы поджимались сами собой. А у матери Аврил, известной как бабушка Бирн, в голосе звучал такой металл, что кровь стыла в жилах. Когда Ноэль и Аврил поженились, у обеих матерей еще были живы мужья, разумные люди, ставившие счастье своих детей выше собственных амбиций. Но даже вдовство со временем не сблизило двух женщин. Они встречались раз в год, на Рождество, и эта встреча переворачивала все вверх дном и портила добрый семейный праздник.
Ноэля звали так потому, что он родился под Рождество. Бабушка Данн каждый год рассказывала, как во время праздничного застолья начались схватки. Родильная палата была украшена гирляндами, омелой и остролистом. «О, раньше знали, как праздновать Рождество», — говорила она Аврил с осуждением, как будто роды в обычной больнице в те времена были подобны балу в Версале, а теперь никто не умеет устроить праздник даже дома.
Бабушка Бирн никогда не упускала возможности объяснить, что Аврил назвали так, потому что она родилась в апреле. Прекрасный месяц: светит солнце, распускаются цветы, ягнята резвятся на изумрудной траве, и весь мир дышит надеждой. Это было тогда, раньше… Сказав это, она смеялась своим унылым, леденящим душу смехом и кидала на Ноэля сердитые взгляды. Подтекст легко читался: жизнь утратила свою весеннюю свежесть, когда ее дочь вышла замуж в девятнадцать лет.
