Мор Йокаи - Золотой человек
Кроме того, прав был господин Качука, когда говорил Тимару, что господин Бразович и сам никогда не знает, как обстоят его дела: держится он на плаву или идет ко дну. Новые начинания у него перепутаны со старыми, доходные с убыточными; воображаемые прибыли, безнадежные претензии, долги, в которых он не сознается даже самому себе, договора, от которых не отмахнешься, судебные иски сомнительного исхода - все свалено в одну кучу, так что никто не может сказать - а менее других сам господин Бразович, - когда он Крёз, а когда Кир. Поэтому если кому-то причитается с него сто тысяч форинтов, то умный человек предпочтет получить их безотлагательно.
А у господина Качуки настолько ума хватало. Господин Атанас неоднократно предпринимал попытки приблизиться к укреплениям военного инженера, делая ему выгодные предложения: зачем ему все сто тысяч на руки. Жена быстренько все растранжирит, да и проценты с этой сумы всего шесть тысяч форинтов. А не лучше ли будет, если господин Атанас заменит их рентой в восемь тысяч в год, а основной капитал останется у него? Не лучше ли молодоженам удовольствоваться недвижимой собственностью, которая приносит доход в семь тысяч форинтов? Но военный инженер не позволял овладеть своим последним редутом. Он тут же наполнял водою рвы и грозился взорвать цитадель супружества, если ему не выложат перед свадьбой все сто тысяч.
Так что господин Бразович находился в большом затруднении, и если кто и смотрела на вышиваемое Тимеей свадебное платье с еще большим огорчением, чем Тимар, то это был отец невесты.
Ad vocem13 Тимар! В голове господина Бразовича рождается спасительная мысль. Тимара этого он ненавидит любой ненавистью, готов его в ложке воды утопить. А не лучше ли выдать дочь за него замуж?
Ведь не пришита она к этому Качуке. Не хочет капитан жениться, пусть идет траншеи копать. Главное, выдать Атали замуж.
Решительно такая подмена был бы недурна. Правда, этот Тимар мошенник, достойный всяческого презрения, разбойник, по которому веревка плачет, но женись он на Атали, тотчас же перестанет быть таковым, вмиг порядочным человеком сделается. Прекратится между ними вражда, соперничество, он, Бразович, обретет надежного компаньона, и все его дела разом поправятся.
И затея эта вполне осуществима. Тимар часто бывает у них в доме. Ведь не ради прислуги он сюда наведывается? Вот только один у него недостаток: уж больно он застенчив да робок. Не решается признаться, что дерзнул поднять взгляд на дочь своего бывшего работодателя. Да и капитана этого побаивается: а ну как тот ему голову с плеч снесет? Ничего, коли он такой робкий, надобно ему помочь.
Раз после обеда господин Атанас налил себе к кофею двойную порцию анисовой (она, якобы, придает храбрости), велел отнести питье к себе в кабинет и наказал женщинам, как только появится Тимар, прислать его к нему для разговора.
На своей половине господин Бразович набил чубук турецким табаком и вскоре окружил себя такой густой пеленой дыма, что она вполне могла сойти за пятое состояние материи. Расхаживая взад-вперед по комнате, то погружаясь в дымовые глубины, то выныривая из них, этот здоровяк с выпученными, налитыми кровью глазами напоминал гигантскую морскую каракатицу, которая подкарауливает жертву, чтобы вытянуть из нее все соки.
Жертва не заставила себя ждать.
Тимар, узнав от госпожи Зофии, что хозяин дома желает с ним побеседовать, поспешил на его половину.
Огромная каракатица подплыла к нему по волнам дыма, уставилась на него своими выпученными глазами и, по обыкновению всех морских чудищ, тотчас набросилась на добычу.
- Послушайте, господин хороший! - закричал господин Атанас Тимару прямо в лицо. - Зачем вы ходите к нам в дом? Какие у вас намерения насчет моей дочери?
Чем не лучший способ прижать трусишку к стенке, заставив его высказаться напрямик? От такого натиска он и вовсе перепугается не на жизнь, а на смерть, а когда опомнится - поздно, уже угодил в сети. В брачные тенета.
Попробуй-ка ответь на такой убийственный вопрос!
По речам господина Атанаса Тимар прежде всего понял, что тот не пожалел для себя анисовой - отсюда и весь его кураж.
- Сударь, - проговорил он спокойным тоном, - насчет вашей дочери у меня нет никаких намерений. Да их и быть не может, поскольку у барышни есть жених, а мне он добрый друг. Зачем я хожу в ваш дом? Что ж, отвечу. Если бы вы не спросили, я бы не стал говорить, ну а уж коли поинтересовались, знайте: я хожу к вам потому, что дал клятву вашему безвременно погибшему другу и родичу не оставить его дитя своей заботою. Для того я и ходил к вам, чтобы присматривать, как вы с сиротой обращаетесь. Скверно вы с ней обращаетесь, господин Бразович, из рук вон скверно! Заявляю вам это прямо в глаза и в стенах вашего собственного дома. Вы расхитили все имущество опекаемой вами сироты! Да-да, именно расхитили - точнее не скажешь, вы всем семейством жестоко насмехаетесь над несчастной девочкой, на всю жизнь безжалостно отравляете ей душу. Бог вас накажет! И запомните, господин Бразович, это наша с вами последняя встреча наедине в этом доме. Не приведи вам Господь дожить до того часа, когда я приду сюда еще раз!
Тимар повернулся и ушел, хлопнув дверью. А каракатица вновь погрузилась в мутные глубины табачного дыма и опрокинула третий стаканчик анисовой, размышляя про себя: на это следовало бы хоть что-то ответить, но что тут ответишь?
Тимар же возвратился в гостиную; не только за тем, чтобы взять шляпу, но и из других побуждений.
В гостиной никого, кроме Тимеи, не было. Атали с женихом уединись в соседней комнате.
В разгоряченном лице Тимара Тимея подметила важную перемену. Всегда покорное, кроткое, сейчас это лицо было гордым и одухотворенным. Лица многих людей преображаются и хорошеют, озаренные внутренней страстью.
Тимар направился прямо к Тимее, которая расшивала на свадебном уборе золотые розы с серебряными листьями.
- Барышня Тимея! - пылко, прочувствованно заговорил он. - Я с вами прощаюсь. Будьте счастливы и как можно дольше оставайтесь ребенком. Но если настанет час, когда вы почувствуете себя несчастной, вспомните, что есть на свете человек, который ради вас....
Голос его прервался, сердце сжалось тоскою. Он не смог продолжить свою речь.
За него договорила Тимея:
- Трижды....
Сжав ее руку, Тимар срывающимся шепотом проговорил:
- И во веки веков.
С тем он и удалился, не пожелав нарушить уединение влюбленной пары в соседней комнате.
Произнести "бог с вами" у него язык не повернулся бы. Ведь в этот миг он желал лишь одного: дабы отстранил Господь свою хранящую десницу от сего дома.
Работа выпала из рук Тимеи; юная девушка, невидящим взглядом уставясь перед собой, еще раз вздохнула: "трижды..." Золотая нить выскользнула из игольного ушка.
Спустившись по лестнице, Тимар очутился меж дух мраморных колонн, поддерживавших лестничные своды.
С несдерживаемой яростью стукнул он по ним кулаками.
Почувствовали ли обитатели дома этот гневный удар? Не подсказало ли им пошатнувшееся здание, что самое время прибегнуть к молитве, ибо крыша вот-вот рухнет им на головы? О нет, обитатели дома по-прежнему потешаются над бедной девочкой, которая не покладая рук трудится над подвенечным убором.
Это Тоже шутка.
Слава о новоявленном дворянине Леветницском не только разошлась по всей Венгрии, но и докатилась до Вены.
"Золотой человек!" - судили о нем единодушно. Чего бы он ни коснулся, все превращается в золото, за какое бы дело ни взялся, оно становится золотым дном. Вот он, золотой рудник, не где-нибудь в Четатье Маре, не под Шельмецем или в Верешпатаке, а здесь, перед нами.
Главное искусство "золотоискателя" состоит в том, чтобы допрежь компаньонов прознать, за какое крупное предприятие намерено взяться высокое правительство. Этим искусством Тимар овладел в совершенстве.
Стоило Тимару затеять какое-либо начинание, ему вослед роем устремлялись толпы пронырливых дельцов; каждый понимал, что дело пахнет золотом, остается только грести его лопатой.
Однако слава "золотого человека" утвердилась за Тимаром не только поэтому, но и по другой причине: он никогда не ловчил, не обманывал.
Крупные предприятия и законным путем приносят немалую прибыль; безумец, кто старается выгадать, урвать верхнее, ведь тем самым он перерезает путь золотоносному руднику и теряет ограбленную им жилу. Хвала разуму того человека, кто не гнушается прибылью в грош с каждого форинта: ведь на миллион набежит по грошику пятьдесят тысяч форинтов. Грош за грошом принесут и второй миллион, только нужно бережно с ними обращаться. Богиня удачи и без того появляется перед нами в весьма декольтированном виде, и вздумай мы сдернуть с нее последнюю короткую тунику, пожалуй, обидеться.
Но Тимар обладал должным тактом. Он получал большие прибыли, поскольку брался за крупные предприятия, но при этом никогда не обманывал, не присваивал чужого, а и на риск никогда не шел. Из доходов он уделял солидную долю тем, от кого зависело получение подряда и льготных условий, а потому золотой рудник всегда был перед ним открыт.
