Маргарет Мур - В твоих пылких объятиях
Элисса слушала его, широко раскрыв глаза.
Что он такое говорит? И как вызывающе себя ведет! Он что, не имеет представления, как нужно держать себя в приличном обществе? Возможно, и этот разговор, и вызывающие манеры вполне уместны в Уайтхолле, но только не здесь, в Оустоне.
Неужели он хочет, чтобы все думали о нем как о растленном типе и сочинителе-дилетанте, как совсем еще недавно думала она сама? Разве он не понимает, что такого рода разговоры и поведение унижают не только его самого, но - даже в большей степени - его жену?
Но нет, он слишком умен, чтобы всего этого не понимать, - тогда зачем он все это затеял?
К сожалению, потребовать у него объяснений сию минуту невозможно слишком много вокруг людей. Но как только они останутся наедине, она обязательно выяснит, зачем ему понадобилось унижать их обоих, строя из себя жадного до сплетен, говорливого, пустоголового болвана?
***
- Что и говорить, представление ты устроил грандиозное, - сказала Элисса, когда их экипаж, переваливаясь с кочки на кочку, неторопливо катил к дому по разбитой проселочной дороге. - Даже если бы ты специально поставил перед собой цель вызвать у всех этих людей ненависть к себе, тебе и то не удалось бы достичь большего.
- Хочу отдать должное твоей проницательности, - ответил Ричард, откидываясь на подушки сиденья и складывая на груди руки. - Это действительно было представление. - Он усмехнулся. - Я столько лет провел в театре, что научился различать, на моей стороне публика или нет. Интуитивно я все предвижу заранее, до того как на сцене поднимают занавес. Вот и сегодня я с самого начала знал о том, как настроена публика, то есть все эти представители хорошего общества Оустона, так что лезть вон из кожи, чтобы им понравиться, не имело смысла. Они, не успев меня увидеть, уже имели обо мне совершенно определенное мнение.
- Недалеко не все они тебя ненавидели.
- Да, не все. На моей стороне, к примеру, были женщины.
- Думаю, тебе должно это льстить.
- Да с какой стати? Я для них что-то вроде акробата или забавного уродца, каких показывают в цирке. Знаешь, что они обо мне думают? Что я симпатичный сочинитель из Лондона, друг короля и непременный участник всех его непристойных забав, вот что! По этой причине они с самого начала ждали от меня какой-нибудь неприличной или экстравагантной выходки. Не мог же я обмануть их ожиданий?
- Между прочим, ты своим поведением лишь заставил их утвердиться в этом мнении, - холодно сказала Элисса. - Но оставим па время женщин. Кое-кто из мужчин тоже был на твоей стороне. Во всяком случае, поначалу.
Поведение Ричарда на вечере было чрезмерно вызывающим и даже скандальным, и Элисса не могла так быстро простить ему все выходки, хотя в глубине души и понимала, что во многом, о чем он говорил, есть рациональное зерно.
- Да ничего подобного! - заявил Ричард. - Этим мужчинам, о которых ты упоминаешь, просто-напросто нужны связи при дворе, и они, так сказать, искали у меня протекции. Вот почему они были со мной вежливы. Кстати, твой разлюбезный мистер Эсси, хотя и разрядился, как петух, вел себя вполне по-джентльменски. Да, я совсем забыл о мистере Седжморе. Он был просто очарователен. По-видимому, ему очень хочется стать другом нашей семьи твоим, во всяком случае.
- Он по крайней мере не развлекал гостей последними сплетнями из жизни короля и его любовниц.
- Но ведь все эти люди только об этом и хотели услышать, - заметил Ричард. - Нет ни одного человека в Англии, который бы не хотел узнать о том, как развлекаются король и его свита. Согласись, мои рассказы о придворной жизни весьма заинтриговали гостей Седжмора.
- Заинтриговали, согласна, но еще больше их заинтриговала твоя манера рассказывать.
- Это было представление, ты же сама об этом говорила.
Элисса посмотрела на него в упор:
- Еще раз хочу тебе заметить, Ричард, что ты своим поведением лишь подтвердил их худшие опасения на твой счет.
Но почему ты вел себя столь развязно и вызывающе? Наоборот, им следовало показать, что ты не только сочинитель пьес, что в тебе есть нечто большее.
Ричард отвернулся к окну и, задрав голову, некоторое время всматривался в темное небо.
- Возможно, этого самого "нечто" во мне нет и я всего лишь сочинитель пьес, - с иронией в голосе проронил он.
Когда ему не хотелось отвечать на тот или иной вопрос, он ловко уходил от него, прикрываясь, как щитом, сарказмом и иронией.
- Я в это не верю.
- И правильно делаешь. Я не только сочинитель пьес, но еще и неплохой актер. Мне, к примеру, не составило бы никакого труда разыграть перед ними роль благородного кавалера и преданного королю солдата.
- Не надо никого из себя разыгрывать. Будь самим собой, вот и все.
- Это означает быть Ричардом Блайтом, человеком, который всегда играет какую-нибудь роль. И не важно, какая у него аудитория. Человек этот готов с равным удовольствием играть и перед королем и его придворными, и перед деревенскими помещиками и торговцами, и перед простым народом.
Элисса нахмурилась:
- Сейчас, стало быть, ты тоже играешь?
Ричард пожал плечами.
- И когда занимаешься со мной любовью - тоже? И двигаешься ты тоже как актер - заранее продумывая каждый свой шаг и жест? А когда говоришь, то произносишь одни лишь затверженные строки из пьес - своих или какого-нибудь другого сочинителя? Ты так вел себя со всеми женщинами? Сколько, кстати, их у тебя было?
- Элисса, я...
Карета остановилась, но Элисса не стала ждать, когда Ричард выйдет и подаст ей руку, а отворила дверцу и выбралась из экипажа без его помощи.
Ричард остался в карете, наблюдая за тем, как она входила в дом. Он сидел в экипаже до тех пор, пока кучер, которому показалось, что он уснул, не сделал попытки его растолкать.
Стоило только кучеру коснуться его плеча, как Ричард выскочил из кареты и бегом бросился к дверям дома.
В спальню он, однако, подниматься не стал. Вместо этого он торопливо прошел по коридору и вошел в кабинет Элиссы, который находился рядом с гостиной. Там он занялся делом, которым, по его разумению, ему давно уже следовало заняться.
***
Когда Ричард на следующее утро ехал по проселочной дороге, его обуревали весьма противоречивые чувства. Он был бесконечно утомлен и счастлив одновременно.
Хотя, как говорили древние, "все течет, все изменяется", дорога за годы его отсутствия никаких изменений не претерпела и была точь-в-точь такой же, как в годы его юности.
Ричард вспомнил, как он мальчишкой возвращался ночью по этой дороге домой. Ночь не пугала его, наоборот, она предоставляла ему возможность побыть наедине со своими мыслями. Куда чаще, впрочем, он ходил по этой дороге днем, окидывая взором поля с зеленеющими всходами ячменя и стада пасшихся на лугах овец.
Красоты деревенской природы были с детских лет отрадой его души отрадой, которой он лишился, когда переехал в Европу, поскольку нигде в мире не было такой бархатистой зеленой травы и таких заливных лугов, как в окрестностях Блайт-Холла.
Сегодня утром Ричард испытывал утомление по той простой причине, что всю ночь не спал. Счастлив же он был потому, что осознал наконец свою ошибку. Разыгрывать из себя распутного придворного и наперсника веселого короля Карла было ни к чему. Куда больше ему бы подошло амплуа благородного человека, достойного своего древнего герба и своих наследственных владений.
Ричард сожалел о том, что всю ночь просидел в кабинете, а подняться в спальню и попросить прощения у Элиссы так и не удосужился. Что ж, перед тем как отправиться на прогулку с Уилом, он отыщет ее и принесет ей свои извинения.
Беззаботно насвистывая, он попытался представить себе, что при этом скажет и как будет себя вести. Помнится, она обвиняла его в том, что он обдумывает заранее каждый свой шаг и жест, иными словами, тщательно режиссирует свои действия. Ну и пусть! Ему было приятно представлять себе во всех подробностях, как он поцелует ее, в руку или в щеку - он пока еще не решил, куда именно, - а потом начнет говорить нежные слова. Возможно, он даже поцелует ее в губы - все зависит от того, какое выражение глаз будет у нее в этот момент.
Неожиданно лошадь Ричарда остановилась как вкопанная, и всаднику стоило немалого труда удержаться в седле. Словно чертик из коробочки, из зеленых насаждений, что росли вдоль дороги, выскочила Антония Норберт и предстала перед изумленным взором Ричарда. На ней была огромная уродливая шляпа, которая слегка сбилась набок, и светлое платье, испачканное зеленым травяным соком и в нескольких местах порванное.
Пока Ричард успокаивал лошадь, Антония широко улыбалась и усиленно моргала, пытаясь изобразить то, что сочинители обыкновенно именуют "трепетом ресниц".
- Лорд Доверкорт! Какой приятный сюрприз!
Ричард, которого поразила наглость этой девицы, чьи манеры были еще более развязными, нежели манеры слонявшихся по набережной Темзы шлюх, окинул ее холодным взглядом и с привычной иронией в голосе осведомился:
