Фред Стюарт - Титан
— О, Ник, милый! — воскликнула она, обхватив его руками за шею и неистово целуя. — Ты сумасшедший! Почему ты раньше молчал?
— Это мой подарок тебе на день рождения. Сюрприз. Поздравляю.
— Господи, лучшего подарка и придумать нельзя! Спасибо! А ты разрешишь мне сняться в фильме?
— Вряд ли я осмелюсь отказать жене владельца студии.
Она была просто ослеплена.
— Кинозвезда! — прошептала она. — Как это будет здорово, если я стану кинозвездой! О, Ник, я знаю, у меня получится! Я чувствую, что смогу стать прекрасной актрисой! Меня уже и так все знают, Ник. Одному только Богу, наверно, известно, сколько нас уже рекламировали! И потом: внучки герцогов снимаются в кино не каждый день. О, Ник, я знаю, это будет так весело! Я обожаю тебя! — Она снова бросилась целовать его.
— Знаешь, я решил все-таки купить виноградник.
— Что? Ах да, виноградник. Конечно покупай, мне все равно. Господи, кинематограф! — Она томно повела глазами и приняла величественную позу кинозвезды а-ля Назимова. — Все мужчины мира будут у моих ног! Это будет здорово! Вульгарно? Да! Но я хочу этого!
— А если твои фильмы провалятся под фанфары, это будет еще и расточительно.
Она показала ему язык. Он рассмеялся. Глядя на них в ту минуту, любой беспристрастный наблюдатель не испытывал бы и тени сомнения в том, что Флеминги горячо любят друг друга.
Было бы неестественно, если бы такой человек, как Ник Флеминг, с его честолюбием, страстью к наживе и приключениям, с его деньгами и финансовыми связями, не проявил бы никакого интереса к Голливуду. Ибо к 1922 году стало ясно, что Голливуд является столицей мирового кинематографа. Здесь вершился большой бизнес. Еще несколько лет назад ничего этого не было. Перед первой мировой войной Голливуд был всего лишь рядовым киноцентром, конкурировавшим с подобными ему в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Берлине, Лондоне, Париже, Риме и Стокгольме. Недостаток солнечного света и увиливания от заключения трастового патента заставили закрыться киностудии восточного побережья. Война положила конец европейскому кинематографу. После перемирия вдруг выяснилось, что у Голливуда почти нет конкурентов и что весь мир поклонников кино жаждет скрыться в волшебном мире Великого Немого, который был в равной степени любим и понятен в Шанхае и Нью-Дели, Москве и Паданге. Пикфорд, Чаплин и Фэрбенкс стали живыми богами, зарабатывали миллионы долларов и жили просто по-царски. Даже истинная аристократка Эдвина была ослеплена приемом, данным недавно поженившимися Мэри и Дугом, когда они приехали в Англию в 1920 году. Обычно спокойные и сдержанные, во время приема в саду Челси англичане просто обезумели и едва не разорвали все платье Малышки Мэри на клочки. Пришлось даже вмешаться полиции. Это совсем не было похоже на благоговейное низкопоклонство, выказываемое членам королевской фамилии. Это было что-то иное, новое, дикое, необузданное, необыкновенно волнующее!
Эдвина начала серьезно «доставать» Ника, прося помочь ей оказаться перед кинокамерой. Поначалу она встречала с его стороны сопротивление. Ник говорил ей, что она ничего не понимает в искусстве актерского мастерства, и это было истиной. Но со временем идея стала ему импонировать. Ник жаждал покорения все новых пространств. А узнав о том, что капиталовложения в киноиндустрию возрастают ежегодно на полтора миллиарда долларов, он и сам стал разделять мечту Эдвины о славе кинозвезды. Он считал, что лавровый венок королевы Голливуда явится лучшим подарком красавице-жене и лучшим доказательством его любви к ней. А какое приключение это будет для него самого?! Какая возможность заработать новые миллионы!..
Когда он узнал, что студия «Метрополитен пикчерз» выставляется на продажу по цене в четверть миллиона долларов, он сразу же телеграфировал своему тестю в Лондон и предложил выделить на это дело двести тысяч, пятьдесят из которых он обязывался выплатить наличными, а остальные должны были быть обеспечены Саксмундхэмским банком. Со времени окончания войны Ник успел учетверить свое состояние, и все же пятьдесят тысяч являлось крупной суммой для 1922 года. Понимая это, лорд Саксмундхэм увидел, что кинематограф для Ника не шалость и не забава, а дело серьезное. С другой стороны, старик почти ничего не знал о фильмах и кинобизнесе. «Голдвин и Майер тоже ничего об этом не знали», — телеграфировал в ответ Ник. И это было правдой. Вспомнив лишний раз то драматическое представление с автоматами, лорд Саксмундхэм решил, что его зять имеет бесспорный вкус к театральности. Он согласился на сделку.
«Метрополитен пикчерз» специализировалась на вестернах, выпускала авантюрные сериалы и временами фильмы ужасов. Скуповатый владелец студии, в прошлом венгерский меховщик, которого звали Александр Петёфи, сколотил на ней состояние, но умер от инфаркта. Через три месяца его вдова, робкая женщина, которая мало интересовалась бизнесом, выставила студию на бульваре Санта Моника на продажу. Площадь студии была восемь акров, имелось два крытых павильона, но цена была заломлена слишком высокая. Кроме того, и время для продажи было выбрано неудачно. Недавний скандал, связанный с Толстяком Арбаклом, повредил киностудиям по всей стране. Акции «Парамаунт» упали с девяноста до сорока пунктов. Охотников купить второразрядную киностудию не было. И тут появился Ник. Его предложение поступило первым, и миссис Петёфи, которая была рада поскорее избавиться от навалившейся на нее заботы, дала свое согласие. Таким образом Флеминг попал в кинобизнес.
Известие о сделанной покупке Ника Флеминга было встречено в кругу дельцов киномира в лучшем случае равнодушно, в худшем — насмешками.
— Флеминг дилетант и прожектер, — говорил владелец одной студии, который подцепил эти словечки от какого-то своего сценариста. — Он не протянет и полугода.
Восхитительные волны Schadenfreude[8] накатились на колонию киноиндустрии, правила в которой были таковы, что достижение успеха понималось не только как твое личное счастье, но и как одновременное банкротство всех твоих коллег по кинобизнесу. Ник прекрасно был осведомлен о том, что говорят его критики, когда входил в железные ворота в испанском стиле, за которыми начиналась «Метрополитен пикчерз». Взглянул на жалкого вида оштукатуренный домишко, который только что купил… Ему было плевать на критиков. Ник Флеминг знал, что делает. И, как всегда, держал в рукаве свой козырь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Террасы величественного беломраморного султанского дворца тянулись вдоль берега красивейшего Босфорского пролива на европейской стороне Константинополя на полмили в длину. Входя в ворота дворца, Диана Рамсчайлд думала о деньгах, власти, продажности и, в не меньшей степени, о мести Нику Флемингу. Годы, прошедшие со времени смерти Альфреда, были тяжелыми для Дианы и едва не обернулись полной катастрофой для «Рамсчайлд армс компани». Альфред готовил Ника в свои преемники, так что смерть босса и предательство Флеминга нанесли фирме двойной удар. Управление ею было дезорганизовано. Наследовали Альфреду его вдова и дочь; они вдвоем держали на руках пятьдесят семь процентов всех акций компании. Арабелла полагала, что во время выборов нового главы компании Диана будет голосовать за вице-президента Арнольда Хастингса. Однако, к ее удивлению, дочь оспорила эту кандидатуру. Арнольду было шестьдесят три года, близилось время ухода на пенсию, да и потом сам он был в лучшем случае одаренным бухгалтером. Компания нуждалась в молодом и энергичном руководителе…
— В таком, как я, — смело заявила Диана.
— Ты? — удивилась мать. — Диана, сейчас не время шутить.
Но ее дочь не шутила. Двойной шок, который она пережила из-за смерти отца и из-за Ника, который, как она считала, ее предал, сильно встряхнул ее. Она чувствовала, что отныне ее миссия — идеи по стопам своего отца. В конце концов, у нее высшее образование. Почему бы женщине и не возглавить оружейное производство? Ну может женщина, но крайней мере, попробовать?
Ей удалось все-таки склонить мать к компромиссу. Они договорились, что Диана становится вице-президентом и начинает постигать тайны бизнеса. Затем через два года, когда Арнольду Хастингсу подойдет пора идти на пенсию, если у нее все еще будет желание возглавить компанию и если совет директоров сочтет ее достойной этого поста, она его получит. Диана приняла условие и с такой энергией окунулась в работу и учебу, что даже Хастингс, который поначалу имел глубокое предубеждение против нее, вскоре стал ее ближайшим соратником и учителем. Диана обладала уравновешенностью, была умна и красива — это всем было известно. Но, кроме того, она, как оказалось, унаследовала от отца и деда поразительную твердость. Вскоре она прослыла в компании «железной девой», хотя в глаза никто так называть ее не осмеливался. В 1920 году Арнольд подал в отставку, и совет директоров единогласно избрал Диану его преемницей. Клеветники ехидничали, что, мол, у директоров не было выбора, так как Диана и ее мать держали контрольный пакет акций. Но директора на самом деле поверили в Диану. Она показала себя настоящим деловым человеком и жестким администратором. А дела стало вести трудно. Перемирие принесло покой на истоптанную войной планету, но одновременно поставило на грань краха военную промышленность. Акции компании Рамсчайлдов упали со 126 пунктов в 1917 году до 30 в 1920 году. Заказы составляли теперь лишь одну пятнадцатую от той цифры, которая была в годы военного бума. Диана сократила штат служащих, снизила зарплату, включая и свою собственную, и отключила почти треть всех производственных мощностей. Она решила, что является потенциально лучшим торговым агентом компании, и начала поиски «горячих точек» на планете, где были вероятные покупатели продукции «Рамсчайлд армс».
