Дафна Калотай - В память о тебе
— Ее платье… — Она хотела сказать «износилось», но вместо этого произнесла: — Старое.
— До сорока лет ее окружало богатство. Мы не можем понять, как ужасно потерять все и прозябать в коммуналке. До этого у нее была такая радостная жизнь! Когда всех уравняли… Ну… Она не понимает, почему мир изменился. — Виктор сжал Нинину руку. — Пожалуйста, не обижайся на нее! Она не может приспособиться к жизни, которой мы сейчас живем.
— Ты очень добр к матери, — не совсем уверенным тоном сказала Нина. — Ты очень милый.
В конце концов, ей тоже придется жить с этой женщиной под одной крышей.
Но сначала имел место ритуал официального представления Нины Ее превосходительству или Мадам, как невестка вскоре начала ее называть. Старушка переоделась в другое платье: подол стелется по полу, кружева порваны, но в целом не так уж плохо. Она, несмотря на слабость, держалась вполне «по-королевски». Сын придвинул ей деревянный стул.
— Спасибо, дорогой.
Губы поджаты, запавшие глаза внимательно разглядывают незнакомую девушку, которая лишь кивнула ей головой, а не поклонилась.
Они втроем сели за стол и стали пить чай с купленными в булочной пирожными и печеньем.
— Я всегда прячу серебро, — поведала девушке Мадам. — Повсюду воры. Особенно вороваты армяне, что живут слева. Они украли все четыре вилки. К счастью, я их нашла. А то бы мы ели сейчас руками.
Виктор многозначительно покачал головой. Нина посмотрела на свою вилку, не уверенная, что она на самом деле сделана из серебра, и, решив не перечить, занялась пирожным.
— Я бывала в их комнате, — продолжала между тем Мадам. — Там полно нашей мебели. Большое зеркало, например. Его подарил маме мой папа. Ничего не осталось. Даже пианино украли.
Нина не знала, что и ответить.
— А вы играете… играли раньше на пианино?
Мадам наклонила голову, и Виктор повторил Нинин вопрос, но уже громче.
— Говорили, что из меня может получиться профессиональная пианистка, — заявила пожилая женщина. — Но настоящим талантом была моя сестра Соня. Она пела как соловей. Думаю, поэтому люди считали, что я хорошо музицирую. Их сбивал с толку прекрасный Сонин голос.
Из комнаты за перегородкой раздался пронзительный птичий крик.
— У Лолы тоже хороший голос.
— А что это за птица? — поинтересовалась Нина.
— Вреднюга, — пошутил Виктор.
— Попугай ара из Южной Америки, — сообщила Мадам. — Подарок мужа.
Нина удивилась.
— Она, должно быть, очень старая.
— Тридцать два года, — с улыбкой сказал Виктор. — Старше меня. Все еще пользуется юлианским календарем, как моя дорогая мамочка. Не спрашивай меня, каким чудом Лола выжила.
— У этих попугаев продолжительность жизни — семьдесят лет, — гордо заявила Мадам.
Нина взглянула на Виктора, ожидая знака, как себя вести. Он не покачал головой, значит, это правда. Семьдесят лет. Немногие люди живут так долго.
— У нее хорошая родословная, — продолжала старуха, — как у меня.
В ее тоне чувствовалось недовольство Нининой худородностью. Ладно, Виктор уже объяснил ей, что матери трудно свыкнуться с произошедшими переменами.
— Даря Лолу, супруг сказал, что она всегда будет рядом со мной.
— В таком случае тебе придется дожить до ста десяти лет, — сказал Виктор.
— Я не умру, пока не увижу внуков. Мой дедушка любил повторять, что не оставит этот мир, пока не увидит своего внука.
Виктор ел пирожное и, казалось, не обращал на слова матери никакого внимания.
— Пришел Григорий Солодин, — сказала Елена, секретарь, как только Дрю переступила порог приемной. — В ожидании твоего прихода он осматривает галерею. Позвать?
— Дай мне минутку отдышаться, а потом зови.
В кабинете она потерла кончики пальцев и шевелила пальцами ног до тех пор, пока не согрелась.
Легкий стук в стену возле распахнутой настежь двери.
— Мисс Брукс! Надеюсь, я вам не помешал?
— Я только что с перерыва. Садитесь.
Несмотря на высокий рост и ширину плеч, Григорий Солодин вошел в кабинет как-то неуверенно, словно стесняясь чего-то. Красивое, располагающее лицо. От него пахло табачным дымом, не воняло, а именно пахло. Легкий, сладковатый табачный аромат.
— Я проходил мимо, — садясь на стул, несколько неуклюже объяснил он, — и решил заглянуть. Хотелось бы знать, как продвигаются дела с определением аутентичности янтаря.
— Лаборатория запаздывает, — чувствуя неловкость из-за еще одной неоправданной задержки, сказала Дрю, — но волноваться нет причины. Результаты станут известны к концу недели. Это простая формальность.
Ее слова явно не успокоили Солодина.
— Это хорошо, что вы зашли, — продолжила Дрю. — Я как раз работаю над дополнениями и хотела бы с вами переговорить.
— Над дополнениями?
— Ну, это скорее сопроводительная брошюра, которая раздается участникам во время обеда, который дается перед началом аукциона. Она дополняет фотографии и описания драгоценностей, которые печатаются в каталоге. Для крупных аукционов мы иногда составляем брошюрки с менее официальной информацией, что-нибудь интересное, развлекательное, любопытное… Я напишу о янтарных украшениях в целом, но если у вас есть дополнительная информация о кулоне, буду очень рада.
Солодин уставился в пол, и Дрю поняла, что сказала лишнее.
— Я уже попросила Нину Ревскую вспомнить все о людях, даривших ей драгоценности, и о нарядах, которые она носила с тем или иным украшением. Пусть расскажет, при каких обстоятельствах были куплены или подарены ее драгоценности. Большего не надо.
— Удачи, — сухо пожелал Солодин.
— Любые сведения могут оказаться небезынтересными, — борясь с самолюбием, продолжала Дрю. — Я и вас прошу сообщить все, что вы знаете о кулоне, даже самые пустяковые сведения. Аукцион вызвал настоящий ажиотаж. Мне бы хотелось «одухотворить» каждую драгоценность, сделать неповторимой, особенной для потенциального покупателя.
Лицо Григория Солодина оставалось неестественно безучастным.
— Нет никакого риска, что ваша анонимность будет нарушена, — заверила его Дрю. — Я буду писать о кулоне. Ни строчки о вас. Неплохо было бы сфотографировать коробочку, в которой куплен кулон, или раздобыть открытку, которую обычно прилагали к подарку.
Солодин слегка кивнул головой. Его губы были плотно сжаты.
— Понятно, — наконец сказал он и тут же сменил тему разговора. — А такие брошюры часто составляют?
— Если аукцион обещает привлечь к себе повышенное внимание, то да. Вы когда-нибудь присутствовали на аукционе, организованном «Беллером»?
— Нет. Я только раз был на аукционе в Беркшире. Моей жене нравились восточные ковры. Там есть место, где продают с аукциона вполне приличные и недорогие ковры.
Его лицо стало печальным. Дрю не могла определить, то ли он в разводе, то ли овдовел. Что бы ни случилось с его браком, Солодин, судя по всему, привык, говоря о жене, употреблять прошедшее время. Сколько ему лет? В его словах сквозила определенная мудрость, которую люди привыкли ассоциировать с прожитыми годами.
— А вы? — спросил мужчина. — Вам разрешается участвовать в аукционах, проводимых «Беллером»?
— Да, но только во внерабочее время. В противном случае может сложиться впечатление, что мы играем на повышение цены. К тому же, если не находится покупатель на тот или иной лот, мы имеем право купить его по начальной цене.
Дрю показала Солодину украшавший ее правую руку перстенек и рассказала, как бабушка оставила ей по завещанию немного денег.
— Не так уж много, но два года я ломала голову над тем, куда их потратить. В завещании бабушка особо оговорила, что я должна купить себе что-нибудь красивое.
— Перстень и впрямь красивый, — улыбнулся мужчина.
На его щеках заиграли ямочки.
— Спасибо. В прошлом году я купила на аукционе акварель японского художника.
Теперь эта картина висела на стене ее спальни. Незамысловатая картинка: маленькая черная птичка стоит в пустоте. Художник не изобразил ни земли, ни неба, лишь белый фон чистого листа. Покупателя на аукционе не нашлось, и Дрю смогла купить акварель меньше чем за две сотни долларов. Часто она ловила себя на том, что смотрит на нарисованную птичку так, словно она живая, словно может и сама смотреть на свою хозяйку. Дрю привлекала простота рисунка, его прямолинейность. Одинокая птичка на белом фоне создавала иллюзию основанной на скромности горделивости. Объяснить все это кому-то было бы сложно.
— Мы просим вас присутствовать на аукционе. Ваше инкогнито от этого не пострадает.
— Спасибо, — внезапно неуверенным голосом поблагодарил Солодин. Взяв шляпу и перчатки, он добавил: — Когда будут готовы результаты лабораторных исследований?
