Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга первая
Теперь корабль, который минут двадцать просматривался только с дозорного поста, стал уже виден всем, этакая пирамида из парусов и снастей. Трубка капитана уже успела погаснуть, но лицо его по-прежнему озаряла еле сдерживаемая радость.
На борту «Проворного» царило глубочайшее, почти торжественное молчание. Господин де Отвиль подозвал к себе Лапьерьера и заметил:
— У этой посудины явно недобрые намерения. Мы ни на дюйм не отклонились от курса, а они по-прежнему идут прямо на нас. Похоже, им и впрямь не терпится поболтать! Надо пойти к отцу Теэнелю и попросить его отслужить молебен, ибо по всему видно, что драка не за горами. Думаю, у нас еще в запасе час времени. Воспользуемся же им, чтобы вознести Господу наши молитвы.
Молебен отслужили прямо у пушек, с тем чтобы канониры могли принять в нем участие, не покидая своих боевых постов. На палубе остались лишь матросы, чье присутствие было необходимо для возможных маневров, вахтенный офицер и впередсмотрящий. Жак последовал за капитаном, и вскоре взору его предстал облаченный в черную сутану отец Теэнель, который прибыл в сопровождении двоих матросов, несших небольшой столик с алтарным камнем.
Иезуит сложил руки, раскланялся со всеми, кто собрался вокруг, осенил себя крестным знамением перед импровизированным алтарем, который двое матросов поставили прямо посреди орудий, и поискал глазами тех, кто обычно прислуживал ему во время воскресных молебнов. Двое галисийцев выступили вперед и, крестясь, опустились на колени.
Тогда отец Теэнель приподнял сутану и, вытащив из-за пояса пару пистолетов, опустил их на столик неподалеку от священного камня.
Поначалу вокруг воцарилось глубочайшее безмолвие. Самыми сосредоточенными казались в своем углу галисийцы. Но и голландцам тоже, судя по всему, отнюдь не чужда была набожность. Заметно шевеля губами, они по-своему забормотали «Отче наш», производя шум, похожий на жужжание пчел в улье.
Капитан, тоже сложив руки, стоял по правую руку от священника, однако он то и дело отвлекался от молитвы и обводил взглядом свою команду. Лицо его выражало мрачную суровость, какой Жак еще ни разу в нем не замечал.
Теперь корабль сделался уже намного больше. Корпус поднялся над водой, и на нем можно было прочесть название: «Макарена». Он явно превосходил «Проворного» вместимостью и был вооружен тридцатью шестью пушками. Плыл он без всякого флага на мачте, как, впрочем, и сам фрегат.
На «Проворном» тем временем открыли оружейные ящики и кучками разложили по палубе копья, топоры и ножи. По приказу капитана гардемарин Лапьерьер поднял французский стяг, а канониры тут же приветствовали его огневым залпом.
Не прошло и десятка секунд, как у борта испанского судна появилось облако дыма, и даже прежде, чем они услышали залп, ядро, отскакивая от волн, понеслось прямо в их сторону и исчезло в морской пучине, не долетя какой-нибудь сотни шагов до «Проворного».
Господин де Отвиль снова взял в руки свой рупор и прокричал вахтенному офицеру:
— Давайте сигнал к атаке, сударь! Мы их верно раскусили! Что ж, ребятки, вперед, и пусть им будет хуже!
Ему ответил дружный воинственный клич, и не успел он стихнуть, как тут же до них донесся сигнал к атаке на борту «Макарены».
Все поспешили к своим местам: канониры к своим пушкам, офицеры — батареям, такелажные матросы каждый к своей снасти. Что же до капитана, то он немедля разместился на шканцах, держа в руках, как символ высочайшего ранга, этакий скипетр морского королевства, свой неразлучный рупор.
Испанцам, похоже, все больше и больше не терпелось. Едва корабли сблизились до полета ядра, как тотчас вдоль всего борта «Макарены» повисла густая дымовая завеса, прогрохотал громоподобный залп, и с десяток ядер плюхнулось в воду, совсем немного не долетев до «Проворного».
— Огонь, господа! — заорал капитан, направив рупор в сторону пушечных люков.
— Огонь! — эхом откликнулся тот, к кому была обращена команда.
В тот же момент весь корпус «Проворного», от киля до бом-брам-стеньги, содрогнулся от мощного залпа, а весь правый борт тут же заволокло подхваченное ветром сплошное дымовое облако. Стоя на своем боевом посту, капитан с нетерпением ждал, пока оно рассеется, чтобы воочию оценить, какие разрушения произвел этот залп на борту противника. Когда же у него перед глазами стали наконец снова вырисовываться очертания вражеского судна, он сразу заметил, что у него напрочь снесло грот-мачту, вся задняя часть «Макарены» была завалена парусами, а главный парус сплошь изрешечен осколками.
Он снова поднес ко рту рупор и прокричал:
— Отлично сработали, ребятки! Пусть теперь похлопочут! А мы пока займемся остальными снастями!
На сей раз канониры выполнили приказ господина де Отвиля в буквальном смысле слова и следующим залпом напрочь снесли все нижние мачты. Ванты, штаги и фалы — все словно ножом срезало. Судя по всему, вражеское судно потерпело и более тяжелые повреждения, ибо ответный залп заставил себя ждать, а когда он все-таки грянул, то оказался не лобовым, а ударил как-то вкось. Отчего привел к еще более прискорбным последствиям, ибо целиком пришелся на борт и палубу. Хотя по счастливой случайности и не задел трех мачт. Были снесены лишь отдельные снасти — беда не такая уж страшная, ибо никак не мешала управлять кораблем.
Со своего наблюдательного поста господин де Отвиль хозяйским взглядом обвел судно. Он заметил, что потерял только людей, и хотя ему было искренне жаль моряков — уж кому, как не ему, было знать цену своей команде, — он все-таки был рад, что сможет и дальше без труда скользить по волнам.
— Право руля! — крикнул он. — Подойдем к ним с левого борта! Бортовая команда, на абордаж!
С юношеским проворством он покинул свой наблюдательный пост и вскоре оказался рядом с Дюпарке. Веселый, с горящими от возбуждения глазами, он воскликнул:
— Еще один залп, сударь, и испанский кораблик станет лысым, как старый баркас. У меня для этих дел припасен отличный тесачок, вот увидите, как он исправно стрижет. Сейчас мы пойдем на абордаж. Вы с нами?
Вместо ответа Жак поднял руку, в которой блеснула шпага.
— Отлично, сударь! — одобрил капитан. — Но я бы все-таки посоветовал вам не слишком подставляться. Враг — это наша забота, а вам предстоят дела поважнее, чем образумить какого-то жалкого пирата!..
— Единственное дело, какое я почитаю для себя важным, — это побеждать врагов его величества!
Господин де Отвиль одобрительно кивнул головой.
Вражеская шнява при первом же маневре «Проворного» сразу поняла коварный замысел врага и попыталась сорвать его, повторив тот же маневр. И только приступила к его осуществлению, как на борту раздался страшный треск: грот-мачта, уже наполовину срубленная первым залпом, задрожала и почти сразу, словно вырванное с корнем дерево, рухнула вперед, покрыв гротом и снастями всю палубу корабля.
Только теперь капитан понял, что так задержало ответный залп шнявы.
— Они ваши, ребятки, прямо так и просятся сами в руки! — громовым голосом проорал он в рупор своим матросам. — Последний разок разгружу пистолет — и на абордаж!
«Проворный», подчиняясь команде, точно хорошо дрессированная лошадь, послушно заскользил навстречу врагу. «Макарена» же, окончательно потеряв маневренность, была полностью в его власти. Конечно, фрегат мог без труда расстреливать ее из пушек, пока она навеки не исчезнет в морской пучине, но, пренебрегая такой легкой победой, он устремился прямо на шняву и, соприкоснувшись с ее реями, бросил малые якоря.
— Цепляйте бушприт за портик юта! — скомандовал господин де Отвиль.
В мгновение ока оба корабля были крепко сцеплены друг с другом. Капитан бросил уже ненужный рупор и еще дымящиеся пистолеты и со шпагой в руке, следуя давней судовой традиции, первым ступил на борт захваченного корабля.
И в тот же момент — используя бушприт, леера, реи, малые якоря, словом, все, что годилось, дабы переправиться на вражескую шняву, — отовсюду, точно перезрелые плоды с раскачиваемой ветром яблони, посыпались матросы «Проворного».
Но тут испанцы, столпившиеся в носовой части судна, внезапно расступились, и все увидели, что за ними стояла каронада, которую они успели развернуть дулом к нападающим. И тотчас же обрушился шквал огня и металла. Добрая половина команды «Проворного», искалеченная, с тяжелыми ранами, полегла на вражеской палубе, среди криков, стонов и проклятий.
Как раз в тот самый момент на «Макарене» появился Дюпарке.
— Все, кто еще жив, за мной! — крикнул он.
Господин де Отвиль оказался неподалеку. Услышав его слова, он расхохотался и проговорил:
— Черт побери, сударь! Кажется, теперь я могу умереть спокойно, есть кому занять мое место!
Тут началось какое-то чудовищное столпотворение, рукопашный бой, напоминавший всеобщую дуэль. Вспышки пистолетов и пушечные залпы чередовались со сверканием клинков — оружия более бесшумного и куда более верного, особенно в руках бывалых матросов.
