Бонкимчондро Чоттопаддхай - Клад вишнуита
— Это не новая невестка, — сказала она, — а та, старшая.
Хорболлоб даже вздрогнул. Так содрогается тигр, когда его во сне вдруг поразит стрела.
— Неужели правда? — испугался он. — Та, первая?
— Я ее сразу узнала, — призналась жена. — Да и Бродж мне сказал…
— Но ведь она уже десять лет как умерла!
— Разве мертвые воскресают? — с упреком сказала супруга.
— Где же она была все это время?
— Об этом я Броджешора не спрашивала и никогда не спрошу. Раз он привел ее в дом, значит, ничего дурного она не сделала.
— Ну а я спрошу, — нахмурился Хорболлоб.
— Заклинаю тебя, не делай этого, — испугалась его жена. — Ты уже однажды вмешался и чуть было не погубил сына. Он у нас один. Если ты теперь что-нибудь скажешь, то я наложу на себя руки. Так и знай.
Пришлось Хорболлобу уступить ей.
— Но людям придется сказать, что она новая жена, — предупредил он.
— Ладно, скажем, — согласилась супруга.
Она сообщила сыну благоприятную весть:
— Я ему все объяснила. Он обещал молчать. Так что не будем больше вспоминать об этом.
Броджешор поспешил поделиться с Профуллой своей радостью.
Что ж, его мать поступила очень мудро, как это и полагается хранительнице домашнего очага. В тех семьях, где хозяйка действует умело и осмотрительно, никому из домашних не приходится страдать. Она словно опытный и знающий свое дело кормчий, который ведет вверенное ему судьбой судно мимо рифов и опасностей.
13
Профулла захотела увидеться с Шагор, и Броджешор незамедлительно сообщил об этом матери. Та сразу же послала за ней — ей самой хотелось, чтобы все ее невестки жили вместе.
Принесенное слугой известие о женитьбе мужа вызвало в душе Шагор целую бурю чувств. Она и возмутилась, и огорчилась.
«Женился на старухе! — с омерзением подумала она. — Неужели ему нас недостаточно? Чем же мы плохи? Ах, зачем только создатель не уготовил мне выйти замуж за бедняка! Такой муж, наверное, не стал бы искать себе новых подруг, ему бы вполне хватило меня».
С такими мыслями она прибыла в дом свекра и сразу отправилась к Нойан выяснить, что и как. Нойан терпеть ее не могла, как, впрочем, не жаловала ее и Шагор, но общее несчастье сделало их союзницами.
Нойан встретила Шагор разъяренная, как змея, посаженная в горшок. Никто не отваживался в эти дни заговаривать с нею. Броджешор лишь однажды явился к ней, но под градом брани тут же вынужден был ретироваться. Больше всех доставалось собственным детям Нойан — она то и дело раздавала им тычки да подзатыльники.
— А, это ты пожаловала! — приветствовала эта лучезарная богиня Шагор, едва та ступила на порог ее храма. — Входи, входи! Зачем же тебе в стороне оставаться? Может быть, вместе с тобой еще какая-нибудь будущая сестра явилась?
— Значит, он все-таки женился? — спросила Шагор.
— Откуда мне знать, женился или сожительницу привез! — гневно воскликнула Нойан. — Может, она какая-нибудь вдова-мусульманка!
— Что ты! — остановила ее Шагор. — Разве можно говорить такое! Ведь она дочь брахмана.
— Не знаю, не видела, — сердито бросила Нойан. — Может, брахманка, а может, шудра или мусульманка…
— Не выдумывай! — пристыдила ее Шагор. — Кто станет позорить честь своей касты?
— О какой чести тут говорить, если он взял за себя великовозрастную? — возмутилась Нойан.
— А сколько ей лет? — осведомилась Шагор. — Примерно как нам?
— Сказала! — возмутилась Нойан. — Она тебе в матери годится!
— Седая?
— A то нет. Зачем ей тогда все время голову покрывать?
— Зубы есть?
— Да как им быть, если уж и голова побелела?
— Выводит, она старше мужа? — недоверчиво спросила Шагор.
— Да ты слушаешь меня или нет? — рассердилась Нойан.
— Но разве может такое быть? — не верила Шагор.
— У кулинов все случается.
— А какая она на лицо? — полюбопытствовала Шагор.
— Само совершенство! — фыркнула Нойан. — Толстомордая уродина, каких мало.
— И ты ему ничего не сказала?
— Ты думаешь, я его вижу? — зло спросила Нойан. — А то бы все высказала! Я его прочь выгнала отсюда…
— Ну что ж, пойду погляжу на эту соблазнительницу, — вздохнула Шагор.
— Иди, иди себе на здоровье! — выпроводила ее Нойан.
Новую невестку Шагор разыскала возле пруда, где та старательно чистила посуду песком. Шагор подошла к ней сзади и спросила:
— Послушай, это ты у нас новая жена?
Та повернулась к ней.
— О Шагор! — воскликнула она. — Наконец-то ты приехала!
Изумленная Шагор не поверила своим глазам.
— Госпожа рани!
— Т-с-с! — остановила ее Профулла. — Госпожа рани умерла.
— Профулла?
— Она тоже умерла.
— Кто же ты тогда? — с недоумением спросила Шагор.
— Я ваша новая невестка.
— Но как это все произошло?
— Здесь не место об этом рассказывать, — заметила Профулла. — Идем ко мне, и ты все узнаешь. У меня тут теперь есть своя комната.
Они заперлись, и Профулла поведала Шагор о всех своих злоключениях.
— Но сможешь ли ты примириться с ролью домашней хозяйки? — с сомнением спросила ее Шагор. — Понравится ли тебе чистить посуду и мести комнаты после твоей прежней жизни, когда ты восседала на серебряном троне с короной на голове и распоряжалась судьбами людей? Там под твоим началом находилось две тысячи молодцов, готовых в любую минуту исполнить любое твое повеление, а тут, наоборот, всякий будет давать тебе указания! Там ты изучала шастры, а здесь станешь слушать сказки старой бабки!
— Да, такая жизнь мне по сердцу, — ответила Профулла. — Женщина должна заниматься домом, а не властвовать. Не думай, что дело это легкое! Нет в мире ничего сложнее семейной жизни. Подумай сама, с какими разными людьми нам приходится постоянно сталкиваться! Многие из них темны и неграмотны, себялюбивы и невежественны, а всех нужно приветить, оделить радостью и счастьем. Вот где настоящий искус для женщины. Это же истинное подвижничество. Нет занятия более важного и долга более святого. Его я и выбираю.
— Прими тогда и меня на время в ученицы, — попросила Шагор.
Между тем, пока Профулла и Шагор беседовали о смысле жизни, Броджешор отдавал должное кулинарным способностям старой Брахмы.
— Ну как, Бродж? — поинтересовалась та. — Вкусно?
Броджешору вспомнился разговор, который они вели десять лет назад. Они оба не забыли его.
— Да, очень, — ответил он.
— А молоко хорошее? Коровы не испортились?
— Нет, не испортились. Славное молоко.
— Смотри, уж десять лет миновало, а ты так и не отнес меня к Ганге! — напомнила ему старушка.
— Совсем позабыл об этом! — признался ей Броджешор.
— Теперь ты для такого святого дела не годишься, — предупредила его Брахма. — Стал нечистый. Так что не понесешь меня.
— Ш-ш, молчи, старая, — шикнул на нее Броджешор. — Не говори об этом.
— Ладно уж, — примирительно заметила старая Брахма, — захочешь — можешь сам отправить меня в последний путь. Я не возражаю. И говорить об этом больше не стану. Только прошу тебя, присматривай, чтобы они не ломали больше моих веретен.
14
Несколько месяцев спустя Шагор убедилась в том, что Профулла достигла-таки своей цели. Она принесла мир и довольство в семью. Домашние не могли нарадоваться на нее. Она настолько покорила свою свекровь, что та доверила ей все свои обязанности, а сама занималась теперь только сыном Шагор. Даже свекор признал таланты старшей невестки — никто не умел так угодить ему, как она. Родители мужа во всем советовались с нею и ничего не предпринимали без ее одобрения. Старая Брахма тоже передала ей свои дела по кухне, и теперь там распоряжались невестки. Однако еда никому не доставляла удовольствия, если Профулла сама не готовила одно-два блюда и не присутствовала при трапезе. Последней покорилась ей Нойан. Она не только перестала ссориться с ней, но и прекратила свои скандалы с другими домочадцами. Теперь без совета Профуллы она и шагу не могла ступить. Даже своих детей — и тех Нойан передала на воспитание ей, ибо убедилась, что никто так не заботится о них, как она. Шагор тоже все время тянуло к Профулле, она стала меньше времени проводить у своего отца.
Конечно, вряд ли кто-нибудь другой, кроме Профуллы, смог бы вызвать в семье такие чудесные превращения. Для нее же такое благотворное воздействие на людей было само собой разумеющимся, потому что она всегда и во всем руководствовалась принципом бескорыстия. Она являла собой образец самоотверженности, ничего не требовала для себя, а только искала, как принести пользу другим. Тот, чьи мысли сосредоточены на собственных интересах и желаниях, всегда бывает эгоистом, он радеет о себе, а тот, кто занят работой, исповедует труд, — тот старается для блага других. Такой и была Профулла. Поэтому все, чего она касалась, как бы обретало иной смысл — простой металл превращался в золото.
