Любовь Шапиро - Дневник романтической дурочки
— Может, он археолог?
— Не знаю. Никто не хочет говорить на эту тему.
Мне казалось, что Ольга многое привирает, чтобы казаться взрослее и значительней, но все равно было очень интересно.
— А здесь кто живет? — указала я на следующий участок.
— Один очень известный певец. Харитонов. Он все время слушает свои пластинки. А так как он бас, то впечатление такое, будто трубит слон. Но сказать ему ничего нельзя — сразу включает еще громче и начинает петь сам в унисон с пластинкой. Волосы встают дыбом. Я в детстве все время плакала, когда он пел. Родители пытались умерить его пыл. Но он доказывал им, что, если дитя плачет, значит, он настоящий трагический артист, и ребенок это чувствует.
Я слушала завороженно. Ничего подобного в моей жизни не происходило. Ольга рассказывала даже вроде как буднично, но и сама немного удивлялась своим потрясающим знаниям.
— Вот это интересная дача. Здесь еще недавно жила балерина, которая принимала у себя каких-то высоких гостей. Ей покровительствовал сам… Я забыла кто. Ну в общем она «летала», как говорит моя бабушка, очень высоко. Мама называет ее «Кшесинской».
— Кшесинская давно уехала за границу и там умерла. Я точно знаю, — обрадовалась я возможности соответствовать разговору.
— И без тебя знаю, — огрызнулась подружка. — Просто эта была такая же разухабистая и веселая, как и та. Ты знаешь, Лер, мне очень нравилось жить здесь. А теперь я только тайком иногда прибегаю и то так, чтобы не заметили и не передали моим. На станции-то все встречаются.
Мы прошли еще несколько заборов. Услышав очередную фамилию, которую называла Оля, я просто падала в обморок, не может быть, чтобы они все жили в одном месте.
— Наоборот, глупая. Они специально отделяют себя ото всех, чтобы к ним не приставали. Знаешь, если бы почитатели видели их в некоторых ситуациях, они бы были не в восторге.
— Это тоже твоя бабушка говорит?
— Да… — нехотя призналась Оля. — Но это еще не все. На одном из участков постоянно что-то празднуют. Там живет огромная семья какого-то знаменитого тенора, по-моему, дети от всех его жен, любовниц и дети этих любовниц от других браков. Раньше они все бесконечно ссорились и отвоевывали себе места в доме. И били посуду. Домработница выносила целые мешки с битыми сервизами. Мои называют его семью толстовцами.
— А перемирия у них случались?
— Конечно. Когда Александр Филиппович приезжал, они все становились шелковыми. Сразу накрывали стол, огромный такой, и тихо переговаривались. Было очень красиво — скатерть белая, вино в бокалах красное, много фруктов. Все празднично одеты, в бриллиантах, с пышными прическами. Как будто спектакль играют. Александр Филиппович тоже наряжался. Надевал галстук на голое тело и длинные семейные трусы. Анастасия Павловна просто рыдала каждый раз.
— Ну это и похоже на спектакль для одного зрителя — их хозяина.
— Не для одного. За забором стояли его фанатки, да и жители других дач собирались посмотреть… Представления-то каждый раз были разные. То одному сыну, дочери или внуку что-нибудь надо, то другим. Вот они и спорили, кто сядет рядом. Глава семьи как подопьет, так добреет и начинает раздавать деньги или подарки. У него такая коллекция камней была…
— У тебя, Оленька, потрясающая память. Чешешь как по писаному.
— Что ты имеешь в виду? Я дружила с одной из его внучек, Мартой. Она меня как-то раз повела в спальню бабушки и дедушки и показала их драгоценности. Там целые комплекты — с диадемами, браслетами. Бриллианты, гранаты, сапфиры, еще что-то.
— Это все дедушке дарили?
— Нет. Бабушке. Анастасия Павловна была красавицей… Еще до дедушки у нее было немало поклонников, и от родителей кое-что осталось. А хозяин, как напьется, так дарил целыми пригоршнями.
У меня начала кружиться голова — то ли от жары, то ли от безумных рассказов подруги, то ли от долгого пути.
— Оль, мы уже обошли почти все участки. Может, пойдем в деревню? — предложила я. — А то меня хватятся дома…
Мы развернулись с малой дорожки и вышли на основную аллею, которая вела в ближайший совхоз. Домики, которые попадались на нашем пути, были довольно аккуратные, чистенькие. Хозяйство считалось образцово-показательным. В одном из первых, слава тебе Господи, огородов мы увидели тетю Машу, которая, ворча, собирала какие-то овощи.
— Тетя Маша, я пришла! — радостно пропищала Олька. — Молоко дадите?
Маша разогнулась и оказалась женщиной чрезвычайно высокого роста, но с очень тихим голосом.
— Сейчас налью. Сегодня хорошее молоко. Мы коров на дальний луг водили, а там трава — не чета нашей.
Не глядя на нас и даже не обернувшись ни разу, хозяйка отправилась в хлев и уже оттуда крикнула Ольке, чтобы та зашла. Я осталась во дворе и чувствовала себя неуютно. Думала о том, что, конечно, дома меня уже ищут с собаками и жаль, что у меня нет бидона и я не могу порадовать своих свежим молоком, чтобы спастись от выговора. Наконец Оля и Маша вышли из помещения.
— А ты что стоишь как неприкаянная. Хочешь парного? — спросила тетя Маша. — Или с собой возьми.
— Я бы взяла, спасибо, но мне и не в чем, и денег нет с собой.
— Это ничего, бидон я дам, а деньги потом принесешь.
— А можно передать через Милу, она же завтра к нам придет, — сказала Оля.
— Нет. Не будет Милы, — мрачновато проговорила тетя Маша. — Ее теперь долго не увидим.
— А… что случилось? Мне что бабушке передать? Когда она вернется?
— Не знаю. Может, и никогда. Я теперь сама убирать у вас буду и здесь на этих артистов тоже сама пахать стану. Не привыкла я людей обманывать. Да и деньги сейчас очень нужны.
Мы молча и бестолково переминались с ноги на ногу в ожидании продолжения рассказа или его окончания.
— Ладно, не ваши это ребячьи проблемы, — горько усмехнулась тетя Маша, — идите. Берегите себя, девочки. — Она ласково потрепала нас по головам шершавыми, пахнущими неизвестными мне деревенскими запахами руками.
Мы поблагодарили и пошли.
— Что-то она не такая какая-то, — глубокомысленно заметила Оля. — Они, наверное, с Милкой поругались, и та сбежала. Они все время ссорятся. Дочка ее не любит эту жизнь.
Оля театрально широким жестом указала на окружающий мир.
Я не стала осуждать неизвестную мне Милу, так как и сама была бы не рада этой навозной судьбе, я на даче-то с трудом отсиживала.
Мы снова оказались в поселке, но шли уже по другой аллее.
— Давай, Лер, иди быстрей.
— А что, пожар? Молоко расплескаем, — недовольно пробурчала я.
— Не хочу здесь задерживаться.
— Тебе хорошо, ты длинноногая, а я еле поспеваю.
В этот момент мы услышали чье-то трескучее пение.
— Пошли быстрей, — потащила меня за руку подружка.
— Здравствуй, Лелечка, ангел мой.
Вдоль забора шла дама в непонятном одеянии. Я просто онемела и остолбенела от ее внешнего вида.
— Не заставишь же ты меня бежать за тобой? Стой, я сказала, — приказала она.
Олька застыла как вкопанная и тихонечко пролепетала:
— Добрый день, бабушка.
То, что на нас надвигалось, можно, конечно, было назвать и бабушкой, и еще неизвестно как. Дама была одета в кружевное одеяние, в парике с буклями, с наклеенными безумной длины ресницами, густо подведенными бровями, нарумяненными щеками, в перчатках и с веером.
Ольга окончательно приросла к месту, а мне стало весело. Существо показалось очень занятным, а это все было так непохоже на мою будничную однообразную жизнь, что я могла бежать за старушкой куда угодно.
— Девочки, вижу ваши изумленные лица. Это костюм из «Марицы». Надо же мне чем-то себя занимать. Я целый день одна, мне скучно. Заходите.
Мы продолжали стоять.
— Я что сказала — бегом! Я хочу в дом, проводите меня.
— Хорошо, бабушка, — вяло ответила Оля.
— Меня зовут Руфа, я не твоя бабушка. Ты, девочка, тоже заходи. У тебя глаза веселые, мне нравится.
Мы пошли за Руфой. Она что-то напевала. Сад был очень заросший, совсем непохожий на все остальные участки. Среди высоких зарослей травы и сорняков виднелись головки высоких цветов. Они возникали на нашем пути, и Руфа требовала, чтобы мы были осторожны.
— Вот оранжерея. Норма, Аида, Бони, — указывала нам веером на цветы старая дама.
— Какие странные названия, я никогда не слышала о таких сортах, — промямлила я.
— Пфр, — фыркнула Руфа и ворчливо пояснила: — Это любимые роли. А это любимые цветы. Когда-то мне их дарили охапками. И все мои поклонники знали, какие предпочтительнее. Остальные я просто выбрасывала в окно!
Наконец мы доковыляли до дома, и здесь меня ждало очередное потрясение. Я не смогу описать обстановку, так как все было завалено театральными костюмами, шляпками и какими-то причудливыми аксессуарами.
— Сегодня я решила отметить тридцатилетие со дня моего последнего выхода на сцену. Вот и декорации. Нравится? — утвердительно-вопросительно звонко спросила бывшая актриса.
