Мила Бояджиева - Возвращение мастера и Маргариты
- Мы вознаграждены за страдания... Нас... Нас настигло счастье... лепетала Марго, чувствуя, что фальшивит.
- Настигло?! Настигает убийца. Или вот он. - Черный гость кивнул - за его креслом поблескивал стальными доспехами демон-убийца Азазелло. Прежде, чем позволить вам сделать необдуманное, я бы сказал, скоропалительное заявление, должен указать на ошибку, - Воланд поднял глаза, вспыхнувшие опасными искрами. - Вы заявили, что награждены Вечным приютом "тем, кто выше всех". Нонсенс, плод примитивного мировоззрения. Тьма не находится в подчинении Света. Это равноправные начала Вселенной, а следовательно, не стоит делать реверансы в сторону главнейшего.
- Прошу прощения. Привычка ставить добро над злом неискоренима. Даже у обитателей Приюта, - Мастер не опускал взгляд. - Мы знаем, что попали сюда по обоюдной договоренности сторон.
- Это точнее. Хотя... вы понимаете, что в качестве ориентации в законах мироздания имеете лишь достаточно тривиальную для православия модель. С отступлениями в пределах личной фантазии и представлений, Воланд взметнул отливающий сумраком ночи плащ. - Мой облик, признайтесь, театрален и несколько пыльноват. Дань милой, наивной традиции.
- Благодарю за понимание, мессир, за плащ и берет,- Мастер примирительно кивнул. - Оставим все, как есть. И ваш бархатный камзол, и мефистофельские усики, и мое невежество... А также то, что два верховных, противостоящих друг другу ведомства совместными усилиями определили нашу участь и прислали сюда.
- Вот это уже ближе к делу. Причем... - Воланд назидательно поднял бледный палец, на котором сверкнул лиловый глазок перстня. - Причем, заметьте: тот, кто заведует Светом, предполагал, что делает вам бесценный подарок. А другой, повелевающий Тьмой, - сильно в этом сомневался... Чем, позвольте поинтересоваться, вам не устроил Покой?
- Всякое начало во Вселенной имеет свою противоположность. Свету противостоит тьма, добру - зло, гармонии - хаос, жизни - смерть. Отсюда постоянное движение! А покой... Покой равен нулю. - Бросив вызов, Мастер смотрел твердо.
- У нас затевается весьма увлекательная беседа, - Воланд с усмешкой откинулся на спинку готического кресла и кивнул почтительно застывшему слуге. - Ужин, милейший, на шесть персон. Все, как обычно.
На большом овальном столе в блюде литого золота появилось нарезанное кусками сырое мясо, подобно стражам застыли возле него бутылки темного, запыленного стекла. У каждого из шести приборов искрились хрустальные бокалы и лежала острая длинная пика, похожая на миниатюрную шпагу.
- Прошу, - Воланд поднялся, стулья вокруг стола отодвинулись, приглашая на трапезу.
Места тотчас заняли те, кто был в комнате и кто появился незаметно: рыцарь в лиловом камзоле с бледным, никогда не улыбающимся лицом, демон в серебряных доспехах и худенький юноша - то ли паж, то ли молодой герцога с портрета Гойи.
- Представлять мою свиту не надо. Это ваши давние знакомые. Я позвал их, как только понял, что визит обещает быть интересным.- Мессир окинул взглядом сервированный стол. - М-да... должен заметить, дорогие мои... Ваши кулинарные запросы лишены изысков. Я просматривал смету содержания постояльцев Приюта. Огромная экономия в бюджете за счет дешевого кофе, вы полагаете? Но фабрики "Путь к коммунизму", выпускавшей кофе с цикорием "Здоровье" ценою в 28 копеек давно не существует. Воссоздать этот сорт было не менее сложно, чем краски, которыми писали мастера Возрождения. Но мы старались, выполняли условия договора - вы имели все, что могли пожелать. Желали, увы, бесхитростно, как постояльцы провинциального пансиона. Сегодня я слегка оживлю ваше меню. - Воланд движением век указал на слугу, водрузившего в центр стола нечто большое, горячее, шипящее.
- Что это? - Маргарита отшатнулась от металлического котелка на низких ножках. Под медным днищем, вспыхивая синими язычками, тлели угли, внутри кипело масло, распространяя аромат корицы и перца.
- Милая! Милая Маргарита Николаевна, а ведь ваш гость, господин Маяковский, проживавший в Париже и разных других интересных городах, которые вы так и не успели посетить, знает. И ел, с удовольствием ел. Запомните название: фондю. Делаем вот так... - он потянулся своей шпажкой к блюду с нарезанным на мелкие кусочки мясом. - Нанизываем кусочек, опускаем в кипящее масло, ждем, пока он примет необходимую вам консистенцию и отправляем в рот.
Воланд с наслаждение проглотил извлеченный из кипящего масла кусок и взялся за вино.
- Бутыль я узнал... Коварный напиток, - встрепенулся мастер. - Но ведь мы уже отравлены?
- Вы слишком подозрительны для интеллигента, отсидевшего десятилетие в Вечном Приюте. Расслабьтесь, уважаемый. Сегодня юбилей. Никто никого не травит. Компания старых друзей собралась за скромной трапезой, чтобы вспомнить былое... - Подняв заигравший рубином бокал, Воланд сквозь него посмотрел на влюбленных и покачал головой. - Понимаю, понимаю... Десять лет - не шутка, если они протекли сквозь пальцы. За них, господа. За трудный покой!
- Гроза отменяется, мессир? - поинтересовался Бегемот.
- Не станем торопить события, мальчик. Туча подождет. Мне нужна тишина - я готов выслушать Мастера. - Воланд поднял на сидящего визави человека свой пустой глаз. - Так вы, как я понял, намерены отказаться от полученного с высочайшего соизволения дара? От возможности время от времени потолковать вот так, за дружеским столом с нами? Жаль... Мы полагали, что симпатичны вам. - Воланд оглядел свою свиту, принявшую прежнее обличье. За столом сидели грязнуля Коровьев в треснувшем пенсне, рыжий, бельмом сверкнувший Азазелло и черный кот средней пушистости, ловко поджаривающий в кипящем масле ароматный кусок телятины. - Обаятельные, по-моему, ребята.
- Да, да! О, да! - Маргарита сжала ладони. - Клянусь! Вы были так добры к нам... Я знаю, что возмездие и жестокость не одно и то же. Знаю, что в вашем ведомстве, мессир, идет борьба против злоупотреблений, ну... против превышения власти, бесчинств, бессмысленной бойни, крови... Смутившись, Маргарита опустила глаза.
Воланд с сожалением покачал головой:
- Злоупотребления неизбежны. Возмездие часто оборачивается жестокостью, а справедливый гнев превращается в тупую ярость. Трудно удержать равновесие.
- Но позвольте заметить, у них там, - вмешался Коровьев, закатив глаза к потолку, - у них там, в ихнем хваленом Свете, тоже нередко берут через край... Распевают на все лады: святость, святость! Великомученничество, воздержание, лишения... Брр... вот уж мерзость! Противно даже вообразить... Непонятно и противоречиво: раз уж ты даровал жизнь и наделил человека инстинктами... Ну, вы знаете, о чем я говорю. - Он стал загибать пальцы с грязными ногтями. - Инстинкт выживания, размножения, то есть еды, питья, житья-бытья... Наделил, значит, всем этим сомнительным добром с превеликой щедростью и объявляет: грех! Тяжкий грех! Размножаться со смаком, вкусно питаться, обогревать свой задик пуховичками всякими в виде, так сказать, материальных благ - скверно! И как же, скажите на милость, обходиться в такой кошмарной ситуации живым людям? Может, пошлем ноту протеста, мессир? По поводу воздержания и хваленого ихнего Приюта. Они подпишут! - Растянув рот в любезной улыбке, Коровьев кивнул на притихших влюбленных.
- ТАМ, как известно, не приемлют возмездия. Подставляют вторую щеку, врачуют скверны добром... И что же получается, извольте видеть? - сверкнув бельмом, мрачно проворчал Азазелло: - Насвинячат, а нам разгребать. В результате совершенно запустили ситуацию. Ведь это же парадокс! Надо стать ведьмой, чтобы свершить святое, извините за выражение, возмездие, и справедливо наказать врагов!
- Верно, - молвила Маргарита выпрямившись и вздернув подбородок. - Я наслаждалась расправой с литераторами, травившими Мастера. И не жалею об этом.
- Вот, милая! - прорычал Азазелло, ощерив желтый клык. - А не вмешайся мы - сидели бы, подставляя другую щеку. По уши в... неприятностях, со всеми своими добродетелями.
- Именно! - подхватил Коровьев. - Вообразите хотя бы на минуту: никакого дьявола нет, как утверждал покойный Берлиоз. Никто не являлся майским вечером на Патриаршие пруды. МОССОЛИТ процветает. Затравленный мастер в дурдоме, да не в таком уж ладненьком, как мерещилось ему сквозь пелену бреда. А в натуральном - с двадцатью коечками в палате и милейшими сотоварищами по страданию. Естественно, он буйствует, прогрессирует в своем слабоумии, глядишь - и ручки на себя наложил! Что ж случается в результате сего с вами, Маргарита Николаевна? Вы туда же, уверяю, дражайшая. Таблеточек из пузырька наглотались - и в ящик, мужа - в лагеря отправляют за неполадки на стройке. А уж жертв, жертв!.. - Он скорбно закачал головой, сжав виски с сутенерскими баками неопрятными руками.
- Жертв и так оказалось не мало, - нахмурилась Маргарита, увидевшая прошлое по-другому. Не так, как виделось из вечного Приюта - сквозь розовую пелену предзакатных лучей, а в упор - с побежавшими по коже мурашками. - Мы пережили страшные дни.
