Хизер Грэм - Покоренная викингом
Но он же не любит ее! - напомнил он себе. Ему не нужна ее нежность. Но ему и не хочется заниматься любовью с женой, которая трясется от страха при одном его приближении.
Но ведь она и не трясется от страха. Она никогда не прекращала бороться с ним, - повторял он себе, восхищаясь, и одновременно теряя силы от ее сопротивления. Даже теперь. Уголком глаза он заметил, как она напряглась, готовая сопротивляться снова.
Она спрыгнула с постели, но он уже был около нее. Его пальцы вцепились ей в волосы, и он сам запутался в них:
- И не думай! Даже не думай бежать от меня! Если ты убежишь ОТ меня на край земли, я тебя найду и притащу назад. Теперь ты - моя собственность, как меч, который я ношу и как лошадь, на которой я скачу.
- Я не тоже самое, что лошадь! - бросила она ему.
- Нет, конечно, потому что белый конь - прекрасный скакун, а тебе еще нужно показать свои качества.
Разъяренная Рианон замерла, а затем ударила его по лицу с неожиданной быстротой и силой. Звук удара показался оглушительным в наступившей тишине. Она увидела красный отпечаток своих пальцев у него на лице.
Его реакция напугала ее больше, чем мог бы испугать ответный удар. Он не двинулся с места, выражение его лица не изменилось, и если бы она не видела, как бешено пульсирует жилка на его шее, она бы подумала, что он вовсе и не почувствовал ее удара. Она подумала, что лучше бы он ударил ее в ответ, и попыталась отступить подальше, но его пальцы держали ее волосы и не отпускали. Перепуганная и чуть не рыдающая, она попыталась освободить свои волосы от его хватки.
Ее обнаженные груди коснулись груди Эрика. Он почувствовал твердость ее сосков, призывно касающихся его плоти и, несмотря на свой гнев, а может быть, как раз из-за него, почувствовал новый прилив желания. Резкого и непреодолимого желания овладеть ею. Ее губы были на расстоянии вздоха от его губ.
- Рианон, - сказал он мягко. - Ты-моя жена. И хотя я действительно не хотел причинить тебе боли, но клянусь Господом, силой или нежностью я овладею тобой этой ночью.
Ее глаза встретились с его взглядом. Ее глаза были открыты и сухи.
- Нет, - прошептала она.
- Да!
Он отпустил ее волосы. Его рука коснулась ее затылка, и он взял ее на руки, повернув спиной к кровати. Она задрожала, но неотрывно смотрела ему в глаза, и ему опять казалось, что он попал под очарование ее танца, ее соблазна.
Он лег рядом с ней, но прежде чем она успела сделать; какое-либо движение, прижал ее ногой, не переставая всматриваться в ее серебряные глаза.
- Ты сказал, что не будешь меня бить или насиловать. Ты обещал.
- Я ничего не обещал, но разве я тебя ударил или овладел тобой силой?
- Но ты хотел...
- Это не насилие. Перестань сопротивляться. Битва проиграна. Она была уже проиграна, когда мы вошли в эту комнату.
- Нет, - повторяла она, мотая головой. В ее широко открытых глазах было отчаяние. Она понимала, что ее протесты напрасны. Он улыбнулся, положив руку ей на грудь, и почувствовал неистовое биение сердца. Он сжал одну ее грудь своей мощной рукой, и, вздрогнув от этого нового ощущения, она затаила дыхание и больше не говорила ничего, не сопротивлялась.
Она не могла протестовать, она боялась сопротивляться, она боялась даже пошевелиться. Она презирала его, напомнила она себе, и правда, так и было, он был ее врагом до самых ворот ада, она была уверена в этом, но что-то в его самонадеянности и уверенности притягивало ее. Он всегда будет действовать, как сочтет нужным, не думая о последствиях! В его голосе было тоже что-то неуловимое...
А это его прикосновение...
Она вся затрепетала, ей некуда было деться от его мускулистых бедер, от его сильных рук, от магнетической энергии его взгляда. Она сомкнула ресницы, но могла еще видеть его большую загорелую руку, которая двигалась по ее телу цвета слоновой кости. Она действительно ненавидела и его, и его руки, и свои ощущения, хотя они были совершенно новыми. Наслаждение неожиданно окутало ее. Ей казалось, что медленно разгорающийся огонь воспламенился в ней, и она не могла определить его источника. Потом она поняла, что пылает под его рукой, касающейся ее соска, а потом этот жар проник в то место между бедрами, которое было сутью ее женского естества.
- Пожалуйста... - прошептала она.
- Никаких пожалуйста...
- А что, если...
- Ты лгунья, Рианон, - сказал он ей, не переставая гладить ее.
Это было сумасшествие, это было великолепно, было божественная мечта, это было греховное наслаждение.
- Но...
Он натянуто улыбнулся:
- Прекрати свои протесты. Я не монах, и не собираюсь вести монашескую жизнь. И ты не такая уж желанная и нежная невеста. Тем не менее, мы скоро узнаем всю правду о твоей встрече с Рауеном в роще. Тебе нечего бояться. Хоть ты и называешь меня язычником, я не буду причинять вреда невинному младенцу. Если ты носишь семя другого мужчины, этот ребенок просто будет обещан святой церкви. Я никогда не убил бы ребенка, даже твоего.
- Я... Я не верю тебе, - она облизнула губы. Ее протесты были напрасны. Он скоро обнаружит сам, что ее свидание с Рауеном было вполне невинным.
Но даже если бы это было не так, с Рауеном она никогда бы не почувствовала того, что ощущала сейчас. Она любила Рауена, но его поцелуи и ласки не зажигали в ней такого странного ошеломляющего огня, как прикосновения этого ненавистного ей человека.
Он улыбнулся, и теперь это была странная, мальчишеская улыбка, задумчивая и печальная.
- У меня девять братьев и сестер. Шесть братьев и три сестры. Моя мать потеряла только одного ребенка, но и по нему она глубоко горевала, сильно и долго. Может быть, я и язычник, но меня всегда учили, что жизнь - это святыня, а особенно жизнь ребенка. Говоря по правде, Рианон, сначала я хотел оставить тебя в покое сегодня ночью. Да, я хотел сначала помучить тебя, а потом оставить нетронутой, пока не закончится война, и я смог бы убедиться, что земли, которые мне дал Альфред, завоеваны честно. Но я не верю, что ты действительно когда-нибудь имела любовника, и, поскольку ты наговорила на себя, теперь придется за это расплачиваться.
- За что расплачиваться? - выдохнула она. Свечи бросали на них отблески, и он выглядел угрожающе и в то же время привлекательно. Расплачиваться... таким образом? Она никогда не сможет признать мужем этого незнакомца, который так близко был от нее, этого викинга с золотыми волосами и бородой, с пронзительными северными глазами и тяжелым мускулистым телом. В нее снова закрался страх, она протянула руки к его руке, но быстро поняла, что это жест бесполезный. Его жилистая мускулистая рука была крепка, как сталь.
Он поймал ее запястья и держал их крепко над ее головой, лаская ее взглядом.
- Сегодня вечером, Рианон, многие могли бы умереть из-за твоей дерзкой насмешки. Договор - вещь ненадежная. Я приехал сюда, чтобы сражаться с Альфредом, потому что я верю в правоту его дела, и я верю, что он великий король, человек, который может сравниться с Аэдом Финнлайтом, моим дедом. Он мудр и религиозен, и он король-воин, безгранично смелый. Я приехал сюда, чтобы найти мое собственное место, обрести свою страну и свою крепость, и я не позволю ни тебе, ни кому-либо другому разрушить то, к чему я стремился всей душой.
Она поняла, что он говорит это со всей серьезностью. Его рот прильнул к ее губам. Его язык раздвинул ее губы и проник в глубину ее рта. Его язык ласкал ее, приводил в восторг... Он все глубже и глубже проникал в нее, прижимаясь к ее губам. В мерцающем свете свечи Эрик, казалось, украл ее сердце и душу, а потом вернул их ей, и снова забрал. Она старалась обуздать пылавший в ней огонь, но это ей не удавалось. Она хотела вывернуться, но не смогла, потому что поцелуй был сильный и требовательный, такой, что ей ничего не оставалось делать, как ответить на него.
Оставив ее рот, его губы начали медленное движение, прокладывая путь от щеки до мочки уха, затем она почувствовала горячее влажное дыхание на своей шее. Их взгляды встретились. Она провела языком по губам и попыталась протестовать, но у нее не хватило дыхания, чтобы что-нибудь сказать. Он оставил ее запястья, но поймал пальцы, сплетя их со своими собственными. Он осторожно опустился на нее. Она чувствовала грубые волосы, когда его бедра легко касались ее тела, а когда он раздвинул ее ноги и оказался между ее бедер, она ощутила всю тяжесть его тела. Трепещущий атрибут его мужественности был в опасной близости, и она издала отчаянный стон. Его рот накрыл ее губы, заглушая слова и протесты. Потом его губы снова начали путешествие. Он медленно прошелся по ее шее, остановившись в том месте, где бился пульс в нежной голубой жилке. Его язык облизывал ее тело, он спускался все ниже и ниже. Медленно он взял в рот ее сосок, и она задохнулась от нахлынувших на нее ощущений. Какое-то время его язык двигался вокруг розового бутона ее соска, а зубы слегка покусывали его, а затем он двинулся дальше. Она что-то шептала пылко и неистово, ее голова металась по подушке. Она извивалась под ним, пытаясь высвободиться, но ее пальцы были сплетены с его пальцами.
