Хизер Грэм - Покоренная викингом
Он шептала какие-то слова так близко, что его борода щекотала ее тело, словно на ней и не было никакой ночной рубашки.
- Дорогая жена! Был момент, когда я решил совладать с собой. Чтобы доказать тебе, что я воспитан на законах более древних, чем английские. Я намеревался вести себя, как самый благородный дворянин, чтобы тебе показать все лучшие стороны моей натуры.
В его тоне была насмешка, но не было ни капли нежности. Его тело зажгло ее огнем. Она ощущала сквозь тонкую ткань рубашки его прекрасное тело, его силу, напряжение его члена, и это было гораздо большей издевкой, чем то, что он говорил. Она бы лучше умерла, чтобы освободиться от волнующей близости его тела и страшной насмешки в голосе, от прикосновения бороды и груди, от крепких мускулов его ног, которыми он сжимал ее.
- Пожалуйста, - выдохнула она. Она была словно в тумане, молилась, чтобы сознание покинуло ее, чтобы она провалилась в бездну, где можно не бояться, что он вот-вот войдет в нее своим членом, чудовищным и жестоким.
Лучше бы уж она умерла. Или пусть он убьет ее.
- Да, я хотел казаться цивилизованным! Ты посылала в меня летящие стрелы, дралась со мной, как дикая кошка. Но я пытался поверить в твою невиновность. Даже когда я застиг тебя, свою нареченную, в лесу с любовником, я пытался тебя понять. Но ты стала танцевать и петь... красноречиво. Ты причиняла боль моему сердцу и душе. И я подумал об этих моих далеких предках, которые приплыли в Линдерсфарн и так жестоко его разрушили. Я подумал о боевых схватках и потоках пролившейся крови, о том, что темная жажда насилия действительно у нас врожденная, Рианон...
Он скатился с нее, но не отпустил ее. Пальцы крепко сжимали ее запястья, он потянул ее на себя и рывком поставил на ноги рядом с постелью.
- Ты назвала меня язычником, увы! Грубая и примитивная сторона моей натуры выплеснулась наружу. Я увидел тебя во всем великолепии твоей наготы. Я видел, как ты срывала одежды перед любовником, как самая искушенная шлюха, а потом я увидел твои движения во время танца. Я увидел, как извивались твои бедра и вздымались твои груди, и вожделение вошло в мою кровь, и я не мог больше терпеть. Я понял, что мне надо действовать, как мои предки, жестоко, безжалостно...и утолить свою страсть.
Последние слова были сказаны глубоким волнующим страстным шепотом. Это быстро вернуло ее к жизни.
- Нет! - в отчаянии она стала вырываться. Но ей не удалось добиться своего, и она быстро это поняла. Он ослабил хватку и освободил руки специально, чтобы в любой момент схватить ее снова, притянув к себе за край рубашки. Когда он с силой разорвал материю, его пальцы коснулись напрягшихся грудей. Легкая материя расползлась под его пальцами, будто растаяла. Рианон хваталась за нее, но он не позволил ей прикрыться. Судорожно и беспощадно он рванул оставшуюся материю с ее плеч. Она повернулась к нему, пытаясь ударить его, но он успел схватить ее и бросить на постель, теперь совсем обнаженную. Она попыталась встать. Ей хотелось обманом успокоить его.
- Ты - не язычник! Ты ирландец, христианин. Я была не права с самого начала. Я нахожу, что ты даже добр...
- Ты находишь меня добрым? О, нет, леди, ты лжешь! - пригрозил он и упал на нее снова. Она чувствовала на себе каждую частичку его тела. Он коснулся ее губ своими, и она начала извиваться под ним. Она уже больше не надеялась его утихомирить.
- Зверь, проклятый волк, гнусная собака!
- О, твои слова подливают масла в огонь, моя прелесть! Нами правят страсть и вожделение, и ничего больше!
С диким ожесточением она снова попыталась ударить его, но снова ее руки были пойманы и прижаты к постели. Она продолжала обзывать его, потому что это было все, что она могла сделать, чтобы перебороть свой страх.
- Волк, собака, дикое животное, язычник! - повторил за ней он. - Что же еще вы хотели, леди, пробудить в мужчине, танцуя сегодня вечером?
Она умолкла, боясь отвечать. Блеск его глаз мог соперничать лишь с силой мышц его рук и ног. Его губы снова скривились в усмешке, и он коснулся ее грудей, сжав их напрягшиеся округлости руками. Она замотала головой, стиснула зубы, стараясь не закричать, когда он провел ладонью по мягким бугоркам, схватил ее соски и сжимал их, пока они не налились и не затвердели, поднявшись наряженными пиками. Она лежала потрясенная, едва дыша. Она чувствовала ужас и унижение от того, что ее тело так реагировало на его прикосновения. Она презирала этого мужчину, ненавидела его сильнее, чем это можно было представить. Но ее тело не слушалось, огонь пробегал по ее жилам, и хотя ей и хотелось закричать, язык не слушался ее. Она могла только лежать и молиться, чтобы выражение лица не выдало ее чувств, чтобы оно выражало презрение, а не замешательство. Он наблюдал за ней как хищник, уставившись прямо ей в глаза, и ждал реакции с острым любопытством. Тогда она начала яростно браниться. Она старалась изо всех сил в диком и безудержном испуге, но не достигла ничего и только почувствовала, что он еще сильнее вклинился между ее ног, постепенно, все ближе и ближе. Она чувствовала его горящий и трепещущий член между своих бедер и снова подумала, что лучше было бы ей впасть опять в беспамятство...
- Рианон...
Снова он тихо и нежно прошептал ее имя, и его шепот был как трепещущие языки пламени на ветру. Он коснулся большими пальцами ее сосков и стал ласкать полные груди, а затем провел пальцем по ложбинке между ними, и она почувствовала, что это прикосновение как ножом резало ее плоть.
- Увы, я - викинг, животное. И этому виной ты, ты сама хотела, чтобы я стал таким. И более того, причиной этому твоя несравненная красота. Я хотел быть добрым и нежным, правда. Я намеревался молча страдать от твоих стрел. Я хотел забыть, как ты с таким нетерпением жаждала другого, будучи помолвленной со мной. Я хотел уехать и оставить тебя, пока не свершится битва. Но твоя соблазнительная красота победила меня. А эти глаза! Они отливают серебром звезд в ночи, они - васильки, растущие на весенних полях. Они отражают в себе все, загораясь страстью, добрые, когда ты смеешься, призывные и хитрые, а потом снова невинные. А твои волосы! Красные, как огонь, золотые, как солнце. А эти груди, которых я касаюсь, такие красивые и полные, твердые и с розами вместо сосков. Я - викинг, как ты и сказала. Я дикарь, и я - жесток. И я сгораю от вожделения, леди! Я умираю от желания проникнуть в тебя, в слепой страсти обладать тобой.
Его интонация была завораживающей, несмотря на его слова, его тело было крепким, как сталь, а глаза - как синее пламя. Его голос проникал глубже, глубоко в нее, и она дрожала и трепетала так, что он не мог этого не заметить. Его лицо было так близко. Черты его красивого лица потемнели и посуровели, а губы скривились в презрительной усмешке.
Она не должна так трусить. Начиная эту борьбу, она боялась куда меньше. Прикосновения его рук ошеломляли ее и обжигали тело огнем. Она не могла больше терпеть горячий угрожающий трепет его напряженного члена, она не могла больше терпеть его обнаженную плоть.
Ни секунды больше!
- Довольно! - выкрикнула она. - Ударь меня, насилуй меня, делай что хочешь со мной, только быстрее!
Но он никуда не торопился. Он мягко очерчивал ее груди снова и снова, так, что она готова была стонать от такого нового, такого ошеломляющего наслаждения, унижавшего ее больше, чем боль.
- Нет, - сказал он и сел. Он спокойно посмотрел ей в глаза, но она не смогла прочесть там ничего.
- Что? - прошептала она.
- О Рианон! Я не собираюсь бить тебя, или насиловать, или делать еще что-то в этом роде. Ты соблазнительница, и я убежден, что у многих мужчин роились в голове дикие мысли сегодня вечером - как у саксонцев, так и у викингов, и сказать по правде, хотя я и язычник, я изо всех сил стараюсь не совершить над тобой насилия.
Да, он старался. Выругавшись, он оттолкнул ее, поднялся и стал шагами мерить замкнутое пространство комнаты. Он хотел насмеяться над ней в наказание за все ее проступки, а потом холодно отвернуться и оставить ее ни с чем.
Но это оказалось не так-то просто. Она была ему женой, и вызвала в нем адский огонь желания. У него были все права на нее, и она действительно заслужила, чтобы над ней надругался самый жестокий завоеватель, когда-либо вторгавшийся на эту землю.
Он не хотел даже, чтобы она молила его о пощаде, она была отчаянным борцом, но она не должна никогда ставить под сомнение его твердое, как сталь, решение.
Но она преследовала его. Даже когда он был с ней, даже когда он смотрел в ошеломляющую глубину ее серебряных глаз, он не мог выбросить из головы картины недавнего прошлого. Он не мог забыть, как она сбрасывала одежды перед любовником. Возможно, их прервали до того, как они осуществили свои намерения, но он до сих пор видел ее с глазами, горящими светом звезд, и с печатью нежности на лице.
Но он же не любит ее! - напомнил он себе. Ему не нужна ее нежность. Но ему и не хочется заниматься любовью с женой, которая трясется от страха при одном его приближении.
