Тереза Крейн - По велению сердца
Она сонно улыбнулась.
— Как ты назвал меня, Лео? Как ты назвал меня?
Но уже не услышала ответ.
Ночью сквозь сон Кэрри слышала, как разгулялась непогода. От жажды и ноющей головной боли она просыпалась несколько раз, но потом снова проваливалась в глубокое, лишенное сновидений забытье. В конце концов ее разбудил солнечный свет, столь ослепительно яркий, что стало больно глазам. Прошло некоторое время, прежде чем Кэрри решилась открыть их вновь. Она поморщилась и застонала. Перевернувшись на живот, она попыталась спрятать голову, которая раскалывалась от боли, под подушку. Но это не помогло. Ей казалось, что ока умирает…
Постепенно до нее дошло, что она лежит полностью одетая, но без туфель.
Она лежала неподвижно, снова и снова пытаясь сосредоточиться и вспомнить события вчерашнего вечера. Она вспомнила, как забиралась в повозку, как ее обнимали крепкие руки Лео, а после этого — провал. Как же она добралась до постели?
Она застонала… Что подумал о ней Лео?
Вскоре Кэрри поняла, что солнце стоит уже высоко, и пора вставать. Не прятаться же под подушкой весь день. Тогда она села, свесив нош с кровати. Комната закачалась. Стоило ей крепко зажмурить глаза, как комната перестала качаться. Она посидела так довольно долго, прежде чем снова открыть глаза. Потом осторожно встала. Каждое движение болью отдавалось в висках. Руки и ноги были словно ватные. Она налила в таз воды из кувшина и плеснула в лицо несколько пригоршней. Прохладная вода слегка освежила ее. Но, подойдя к зеркалу, Кэрри ужаснулась: лицо бледное, глаза опухшие, волосы растрепаны, а брюки и рубашка измяты до неприличия. С отчаянной решимостью Кэрри принялась приводить себя в порядок.
Только через полчаса она, наконец, решилась спуститься на кухню. Передвигаться приходилось с величайшей осторожностью. Лео был там — запах кофе и тостов уже разнесся по всему дому. Аромат, который в любое другое время она назвала бы восхитительным, в это утро был почти невыносим для ее взбунтовавшегося желудка. Стараясь не делать движений головой, она отворила дверь и прислонилась к косяку, прищурившись от яркого солнечного света.
Лео улыбался ей.
— Доброе утро, любовь моя. — Он был отвратительно бодрым и жизнерадостным. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Не будь таким бессердечным. — Кэрри поморщилась, ее глаза ныли от боли. Наконец, ей удалось рассмотреть Лео. Аккуратно одетый в безукоризненно чистую, отглаженную рубашку и брюки из шерстяной фланели, он находился в прекрасном расположении духа. — Ты просто омерзителен. Почему только я страдаю от похмелья? Кажется, это так называется?
Его улыбка стала еще шире.
— Практика — великое дело, это именно так и называется. Тебе плохо?
— Я умираю, — простонала она.
Его лицо буквально расплылось в улыбке.
— У меня для тебя есть кое-что. — Он взял чистый стакан и подошел к шкафу. Кэрри с трудом добрела до стола и плюхнулась на стул, закрыв лицо руками.
— О, боже! Мне так плохо… Все! Пока я жива, больше не выпью ни капли. Клянусь!
Он рассмеялся.
— Знакомая песенка! Ты лучше скажи, что больше не будешь пить домашнюю настойку кузена Пьетро — по крайней мере, до тех пор, пока не привыкнешь к ней.
Она подняла голову и застонала.
— И как только тебе удается оставаться таким свежим? Клянусь, я никогда еще не чувствовала себя так отвратительно.
— Ну-ка, попробуй.
Она с подозрением взглянула на странного вида смесь, которую он подал ей в стакане.
— Что это?
— Коктейль «Устрица прерий». Пей залпом, чтобы не растекся яичный желток. Пей, это помогает.
— Не хочу. — Она скривилась от отвращения и оттолкнула стакан.
Но Лео упрямо подвинул стакан обратно.
— Пей, тебе говорят, — посмеиваясь, повторил он. В его словах слышалось участие и нежная забота. Кэрри невольно подняла на него глаза.
— Попробуй, любимая, — тихо добавил Лео.
— Что в этом коктейле?
Как бы плохо ей не было сейчас, Кэрри не могла отвести от него глаз. Она оперлась подбородком на ладонь и смотрела на него, как зачарованная.
Он присел на краешек стола и взял ее руку в свою.
— Яйцо, острая соевая приправа, соль, перец и чуточку собачьей шерсти для аромата.
— Фу, отвратительно.
— Зато здорово помогает.
— Ты когда-нибудь сам пробовал?
Он отрицательно покачал головой.
— В таком случае тебе легко давать советы!
Он засмеялся и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.
— Просто мне это не нужно, а тебе обязательно поможет.
— Мне кажется, ты пытаешься меня отравить, — пожаловалась Кзрри, — чтобы в конце концов унаследовать дом.
Наступило долгое молчание.
— Извини, — Она обреченно подняла стакан и бросила на него виноватый взгляд. — Не очень удачная шутка.
— Не очень, — спокойно согласился он.
Она неуверенно улыбнулась, и поднесла стакан к губам.
— И не очень умная. Ведь в любом случае ты — не единственный наследник. Придется все делить с Артуром. Боже, что я несу!.. Так ты говоришь, что это надо пить одним глотком?
— Да. Только так.
Она быстро проглотила адскую смесь и закашлялась.
— О Боже! И в самом деле отвратительно.
Он быстро поднялся.
— Ну вот м умница! Это первая половина лечения. А вторая — завтрак.
— Лео, я не могу…
— Завтрак! — твердо повторил он. — Кофе и кусочек тоста. И ты сразу же почувствуешь себя лучше. Я обещаю. Чуть позже ты сможешь вздремнуть где-нибудь в холодке. И через пару часов будешь в полном порядке.
— Ты меня балуешь, — вздохнула она. — Я этого совсем не заслужила. — Она почувствовала, что краснеет. — Это ты уложил меня вчера ночью в постель?
Он убрал волосы со лба и потянулся за кофейником.
— Да. Ты спала мертвецким сном, когда мы добрались до дома, и даже не шелохнулась. Возьми, выпей немного.
Она положила в кофе сахар и стала задумчиво помешивать ложечкой.
— А ты? Где спал ты?
Он стоял у плиты спиной к ней.
— Я остался здесь, на вилле, — ответил он. — На случай, если тебе понадобится помощь. Спал в соседней комнате. Сегодня утром наведался в Сан-Марш за чистой одеждой.
— Лео? — На дереве за открытым окном поразительно красиво запела птица. Воздух был наполнен нежным ароматом цветущей магнолии. — Почему ты так добр ко мне?
Он обернулся. С его лица исчезла безмятежность, уступив место настороженности, которая время от времени появлялась на его лице и внушала ей смутную тревогу.
— Потому что я люблю тебя, — медленно произнес он. — Я пытался не допустить этого. Один бог свидетель, чего мне это стоило. Но… оказался бессилен. Я люблю тебя…
По-прежнему самозабвенно пела птица. Легкий ветерок шелестел молодой листвой.
Лео подошел и взял ее за руки. Кэрри позволила привлечь себя.
Ночью, когда ты спала, я долго смотрел на тебя, — признался он. — Ты была, как дитя. Прелестное, невинное дитя. Я еще никогда не чувствовал… — он замолчал.
— Что? Что ты еще никогда не чувствовал?
Лео был смущен и с трудом подбирал слова.
— Я еще никогда не был так тронут. Никогда и никого мне не хотелось так защищать, как тебя. — Он крепче прижал ее к себе. — Ия никогда еще никого не желал так сильно. Никогда.
В ее памяти невольно всплыло непрошенное видение — прекрасная Анжелика. Просто друт, а еще очень красивая женщина и сложный человек.
— Ты уверен? — услышала она свой голос.
— Да, уверен.
— Тогда… — она замолчала, не смея продолжить. Кэрри была словно в плену. С одной стороны ее преследовал глубоко укоренившийся страх перед физической стороной любви, а с другой она всем своим существом жаждала познать это с Лео. Кэрри боялась и в то же время мучилась неутоленной потребностью любить и быть любимой.
Он слегка улыбнулся, качая головой.
— Нет. Еще не время.
— А когда?
Он нежно обнял Кэрри и она склонила голову на его плечо. — Ты еще не готова. Пока не готова. — Она почувствовала, как он сотрясается от еле сдерживаемого смеха. — Между прочим, похмелье — не самое удачное состояние для любви. Ты уснешь прежде, чем почувствуешь хоть что-нибудь.
Она вздохнула, у нее действительно слипались глаза, но какое это было удовольствие — чувствовать его рядом, ощущать запах его кожи, волос, слушать его голос. Какое блаженство!
Они долго стояли в тишине, тесно прижавшись друг к другу. Наконец она тихо спросила.
— Это, наверное, грешно, то, что мы делаем?
— Да.
— Я замужняя женщина. Мы — двоюродные брат и сестра. А когда были детьми, то были почти что родные.
— Да.
— Это грех. Большой грех!..
— В глазах общества? Да, грех.
Она подняла голову и взглянула на него широко распахнутыми ясными глазами.
— Тогда почему у меня нет ощущения вины? Почему я не чувствую, что совершаю дурное? Почему? Почему я так счастлива?
