Юрий Слёзкин - Ольга Орг
Но когда Скарынин пришел и начал расспрашивать об Ольге, сказал, что она его невеста, хозяйка сразу переменила свое мнение и стала рисовать всякие ужасы.
Раиса скрыла от жениха ночное исчезновение Ольги. Сказала только, что она недавно ушла, и вот — пропала.
Так они сидели, перебрасываясь отрывочными фразами, и ждали. Наконец, Ольга и Желтухин позвонили у двери. Желтухин попросил позволения войти в квартиру.
Ему хотелось познакомиться с Ольгиной хозяйкой и Раисой.
Кстати, он познакомился и со Скарыниным, которого видал в кабачке, но не был представлен.
Писатель нашел комнату очень удобной и сделал несколько лестных замечаний тающей хозяйке.
Посидев немного, Ольга попросила оставить ее вдвоем со Скарыниным.
— Мне нужно поговорить с ним,— заявила она,— и я хотела бы сделать это сейчас… Анна Ивановна не откажет вам, Николай Герасимович, и Раиса посидит пока у нее…
Хозяйка, конечно, ничего не имела против, но Желтухин предложил Раисе пройтись:
— Сегодня очень мягкая славная погода. Нужно пользоваться,— уверял он.
XXIIКогда Раиса вернулась, Скарынина уже не было.
Ольга сидела за столом и перебирала какие-то бумаги.
Лицо у нее было бледное, как и утром (обморок все-таки чего-нибудь стоил), но спокойное и решительное.
— Где же Скарынин? — спросила она, сваливая на стол целый ворох разных пакетов.
— Он ушел…
— Скоро вернется?
Раиса во все глаза смотрела на подругу.
— Ах, да не спрашивай ты! Ну, придет, не придет, почем я знаю!.. Ты лучше скажи, откуда у тебя все это?
Раиса замялась, потом, хитро прищурившись, ответила:
— Богатой стала, вот и купила. Здесь лекарство тебе, масло, булки, ветчина, кефир, целая уйма вкусных вещей…
Уже догадываясь, в чем дело, Ольга прикрикнула:
— Не дури, Райка… говори толком!
Тогда обиняками Раиса рассказала, что говорил ей Желтухин, как он узнал об их голодовках, как сам до всего додумался и вместе с нею пошел покупать все это. Право, она ничего не говорила ему, потому что он все знал и без нее. И не нужно сердиться…
Раиса еще долго заступалась за Желтухина, а Ольга слушала ее и улыбалась.
— Да я и не думаю злиться,— наконец сказала она,— откуда ты взяла?.. Он очень славный. Его помощь только приятна.
Раиса чуть не прыгала от радости.
— Ну вот молодец, Ольга, вот люблю!..
Хозяйка принесла яичницу. Старуха была очень внимательна. Она присела на стул рядом с девушками, красная от жара плиты, долго говорила о том, как полезно кушать яйца, и можно было подумать, что она так всегда заботливо относилась к своим жиличкам.
Когда наконец она ушла, Раиса спросила Ольгу:
— Нет, ты мне все-таки скажи, что со Скарыниным? Я чувствую, у вас с ним опять неладно…
Ольга ответила спокойно:
— Я отказала ему. Я сказала, что не гожусь в жены.
Раиса всплеснула руками:
— Ах, боже мой! А он что же?..
Ольга молчала. Потом, отойдя к окну и глядя на морозные узоры, ответила:
— Он казался таким несчастным, когда уходил…
— Ну, я думаю. Это черт знает что такое!.. Это бессовестно, бесчеловечно!.. Так нельзя играть с людьми… О чем ты думаешь, Ольга?
Не поворачиваясь, Ольга прошептала:
— Если бы ты знала, о чем я думаю…
И больше не прибавила ни слова.
Смотрела на искристые цветы в окне и молчала. Раиса тоже принуждена была замолчать и, расстроенная, раздосадованная, легла на кровать.
Вечером опять заглянул Желтухин.
Он принес мадеру и бисквиты и объявил, что останется у барышень весь вечер — так понравилась ему их комната. Он старался быть веселым и оживить всех. Заставил хозяйку приготовить ему ужин «по его вкусу», сам помогал ей, а хозяина упросил играть на виолончели и восторгался его игрой.
Раиса смеялась до упаду. Ольга улыбалась.
Потом писатель отвел Ольгу в сторону и просил серьезно его выслушать.
Она крепко пожала ему руку, без слов благодаря за его заботы о ней.
Он смутился, покраснел, стал поправлять пенсне и, наконец, сказал, что все это глупости. Что нужно устроиться иначе и надолго. Рассказал, что нашел ей другую комнату — с пансионом, где она будет пользоваться всеми нужными удобствами и не станет забывать есть, как она это делала здесь. Кроме того, пусть не думает Ольга, что он старается даром,— нет, она будет служить в одной редакции, где ей дадут место, и, кроме того, он бы попросил ее пока вести корректуру его книги, выходящей на этих днях.
— Я думаю, ваш жених ничего не будет иметь против этого? — нерешительно спросил он.
— У меня уже нет жениха,— я отказала ему!
У Желтухина вырвалось почти радостно:
— Ах да, тем лучше!..— и сейчас же он добавил, извиняясь: — У вас теперь будет больше времени — вот что я хотел сказать… Хотя вообще все бывает к лучшему…
Ольга печально ответила:
— Бог весть!.. Я вспугнула бедного мальчика, а как знать, могу ли я жить одна… могу ли работать…
Тогда, точно набравшись решимости, быстро-быстро заговорил Желтухин:
— Конечно, можете; конечно, будете счастливы; конечно, туман рассеется и выглянет солнце!.. Зачем унывать, зачем пугать себя химерами… Не бойтесь и только верьте; не бойтесь разочарований… надо только верить, верить и верить, и жизнь будет иметь смысл. Я познакомлю вас с моим другом. Нет, не возражайте. Он действительно хороший, удивительный человек и знает вас, хотя и не знаком с вами.
И, целуя ей руки, он добавил, точно молил о любви:
— Так вы согласны? Скажите…
С сильно бьющимся сердцем, с пылающими щеками Ольга ответила едва слышно, как возлюбленному:
— Да, да, согласна… Только не сейчас… я напишу вам, мне слишком страшно…
XXIIIДни шли за днями и вытягивались в длинную непрерывную нить жизни. Собственно, не так уж много дней уплыло, но те изменения, которые произошли вокруг Ольги и в ней самой, делали представление о времени более длительным. Человек никогда не верит календарю.
Ольга переехала в другую комнату, тоже на Петербургской стороне.
Комната эта была значительно больше, и мебель была здесь новее. Подавала обед молодая горничная в белой наколке и кружевном переднике; хозяева, муж и жена,— оба молодые.
По вечерам и муж, и жена любили играть. Он — на скрипке, она — на пианино, и это у них выходило недурно.
В первый день у Ольги отпраздновали что-то вроде новоселья.
Опять, извиняясь, краснея и поправляя в смущении пенсне, притащил Желтухин всякой всячины; пришла Раиса с Левитовым.
Желтухин уже раньше был знаком с хозяином. Тот познакомил всех со своею женой. И сейчас же устроился литературно-музыкальный вечер. Молодые хозяева играли, Левитов пел; вслед за тем упросили петь и Раису. Желтухин пришел в восторг от ее голоса и за это должен был прочесть свои стихи…
Ольга опять стала веселой и оживленной. Она даже протанцевала вальс с Левитовым. Но больше всех все-таки радовался Желтухин.
Так светло началась новая жизнь Ольги в новой квартире.
Ольга быстро поправлялась; исчезла слабость, не кружилась больше голова, только румянец еще проступал едва заметно, ночами она не могла подолгу заснуть.
Места в редакции еще не нашлось, но на столе у Ольги лежала корректура новой книги Желтухина.
Работа эта была легкая, почти излишняя, так как писатель стал просматривать листы, но Ольга исполняла ее с удовольствием.
О художнике ни она, ни Желтухин больше не заговаривали. Ольга молчала, молчал из скромности и Николай Герасимович.
Думала о нем Ольга ночами, когда приходила бессонница. Днем она даже не могла бы объяснить, что это были за думы. Днем ее снова охватывал страх, и она откладывала решительный ответ на после.
Но все же в глубине души она знала, что рано или поздно свидание ее состоится, что она не сможет отказаться от него. Все-таки она была женщиной; любопытство брало верх над страхом. Она чувствовала, что это была ее последняя ставка, и сердце ее бешено билось каждый раз, когда она думала об этом. Она закрывала глаза на будущее, чтобы острее чувствовать соблазн,— он ведь заменял ей все радости…
О Скарынине она ни разу не вспомнила,— так эгоистична была ее жажда жить.
Раз только, увидав револьвер брата, подумала она о том, как далеки ей теперь все когда-то близкие…
Но судьба точно хотела испытывать ее. Мы всегда приходим в те места, откуда вышли; редко мы навсегда теряем тех, кого знали раньше,— свет так мал, так ограниченна наша жизнь.
Как-то вечером пришла к Ольге Раиса со своим неизменным Левитовым. А с ними еще трое. Их даже Ольга и не узнала в сумерках. Две женщины и мужчина. Они все смеялись и кланялись, и никто ничего не говорил. Хотели устроить сюрприз.
— Да ведь это ты, Ленка!
