Марджори Иток - Рассвет на закате
В течение всего дня нервы Элинор были страшно напряжены. Настоящий момент имел двусмысленную окраску. Элинор почувствовала, что ей не нужно быть дурой и не давать волю своему гневу. Она нуждалась в Тони Мондейне, и она нуждалась в Бентоне Бонфорде, поэтому ей следовало постараться сохранить на своей стороне обоих.
Но как сделать, чтобы мужчины повернулись лицом друг к другу и не стали бы агрессивны по отношению к ней?
Конечно, досадно, если Бентон может подумать, что она позволяет мужчинам переступать ее порог в любое время дня или ночи, но подозрительность Тони возмущала ее.
Да пошли они оба к черту! Ей эти сложности ни к чему.
Элинор почувствовала вдруг такое сильное отчаяние, что у нее даже свело желудок. Но она спокойно сказала:
— Ну конечно, вы помешали. Мистер Бонфорд и я как раз планировали полететь в Рио, чтобы провести там бурный уик-энд и предаться неприкрытому разврату. Бентон, это Энтони Мондейн. Владелец страшно элегантного антикварного магазина в Сент-Луисе, а также бесценный друг как Джулии, так и мой.
Мужчины пожали друг другу руки, произнося собственные имена, и это приветствие вполне могло бы показаться соревнованием в силе, — и почти так оно и было, — но тут оба опомнились.
Элинор сказала:
— Садитесь, Тони, хоть я и должна предупредить вас насчет кофе. И вообще, что вы здесь делаете, к тому же в три часа утра?
Тони сел рядом с ней, закинул ногу на ногу, не помяв безупречно отглаженных брюк, и отказался от кофе. Затем он произнес своим звучным, спокойным и притворно беспечным голосом:
— Я никак не мог заснуть и решил покататься. Увидев, что в доме горит свет, я подумал, что, может быть, у вас те же проблемы.
Естественно, он подразумевал, что ему предоставлена свобода явиться к ней в любое время дня и ночи. Элинор очень старалась сдержать себя, но, по правде говоря, ей очень хотелось лягнуть его. Вдруг сенбернар поднялся, как будто ожил ковер на полу, подошел и с любопытством обнюхал брюки Тони.
— Господи, Боже мой, ну и зверюга у вас! — сказал Тони.
Он явно не испытывал горячей любви к животным. Бентон небрежно сказал:
— Его зовут Чарли.
— Чарли?
— В честь короля Карла[24], в оные времена он спрятался на дереве, после того как битва была проиграна. Не слишком замечательный тип героя.
Бентон прислонился к кухонной стойке, скрестив ноги в районе лодыжек и сложив по привычке руки на груди. И еще его забавляло, что длинная белая шерсть прилипла к элегантным брюкам Мондейна после того, как Чарли потерся о них. Он как бы случайно обронил:
— Должен признать, что то, что Элинор не спит и сидит здесь, — это моя вина. Просто мы почувствовали, что нам надо обсудить целый ряд проблем.
— Я уверен в этом, — ответил Тони, бросив на Элинор открыто-вопросительный взгляд.
Она отказалась отвечать на его взгляд и прямо сказала:
— Мы думаем, что сможем договориться.
«Вот так. Пусть набьет этим свою трубку и покурит».
— Превосходно, — сказал Тони, отведя взгляд от своих облепленных шерстью брюк.
С сожалением решив, что с этого хлыща довольно страданий, Бентон тихо сказал:
— Чарли, лежать.
Чарли прошлепал в прихожую и со вздохом улегся на холодный мраморный пол.
— Я думаю, что последую собственному совету. Спокойной ночи, Элинор. Спокойной ночи, Мондейн, — сказал Бентон.
Любезно кивнув им обоим, он вышел. Они услышали, как он говорит: «Пошли, парень». Чарли снова встал с громким вздохом, и оба представителя племени великанов пошли вверх по ступенькам. Внезапно и с удивлением Элинор осознала, что кухня сразу стала больше и просторнее. Она поняла, что Тони ждет от нее каких-либо слов. Но она упорно хранила молчание. Элинор заметила, что Тони едва сдерживает раздражение. Он наклонился к ней и сорвал бигуди, которые по-прежнему были на ее макушке, а затем развязным тоном просил:
— Вам действительно надо это?
— Что?
— Для защитной окраски. Бигуди, да еще костюм для бега трусцой — вам действительно нужда маскировка? Бедная моя девочка, не слишком ли он стар и прост, чтобы быть достойным этого?
Элинор издала глубокий вздох, в котором не пыталась скрыть усталость.
— Я не знаю, Тони, я действительно не знаю. Отправляйтесь в мотель, пожалуйста. Мне нужно остаться одной, поспать.
— Ну конечно, — сказал Тони, хотя ему и показалось, что Элинор не уверена в своих словах. Он встал, скорчив гримасу при виде своих брюк, и проворчал: — Проклятая дворняга!
Затем он наклонился и коснулся ее губ, но не коротким, а чувственным и любящим поцелуем. Обоим в этот момент захотелось узнать, не подсматривает ли тайно Бентон Бонфорд за ними.
— Спокойной ночи, крошка. Вы уверены, что все в порядке? — сказал Энтони.
— Я прекрасно себя чувствую, только с ног валюсь от усталости. Тони…
Тони остановился на полпути, и в свете блуждающей луны он казался еще более красивым и чувственным мужчиной, почти самым красивым.
— Он говорит, что в доме был кто-то еще, — сказала она.
Тони сжал губы.
— Я же говорил вам, — последовал терпеливый ответ, — что это почти преступление — оставлять этот дом незапертым. Теперь вы верите мне?
— Я полагаю, что да.
— Может быть, вам нужна собака. Не тот банный коврик, Господь свидетель, а кто-то поприличнее. Я достану вам кого-нибудь.
— Но я не уверена, что мне нужна собака.
— А что вам нужно, Элинор, чего вы хотите?
Внезапно оказалось, что его вопрос очень серьезен.
— Я не знаю! — ответила Элинор с тоской.
Он повернулся назад, протянув ей руки, а она была слишком усталой, слишком исстрадавшейся, слишком нуждающейся в человеческом сочувствии. Она оказалась не в силах сопротивляться и сделала шаг в его объятия. Руки сомкнулись вокруг нее, и он произнес, дыша в ее серебристо-пепельную макушку:
— Зато это знаю я. И я покажу тебе. Когда-нибудь.
Когда он отпустил ее, на его лице появилось самодовольное выражение.
— А теперь — быстро в кровать. Как вы сами сказали, в вашу собственную кровать. И в одиночестве. Утром увидимся.
Она подождала, пока рокот мотора «порше» не затихнет в темноте, и только тогда погасила свет на кухне. Затем на мгновение застыла в испещренных трепещущими тенями от листьев лучах луны, зажмурив глаза, вне себя от гнева на собственное поведение, на Тони, на весь мир.
Проклятье! Что с ней случилось? Она никогда не относилась к породе тех безвольных женщин, которые абсолютно не могут обойтись без мужской поддержки. Никогда. Даже в худшие времена. На самом же деле мужчины, которые встречались ей за все эти годы, даже побаивались ее. Принято считать, что девушки со Среднего Запада, живущие в маленьких городках, нуждаются в поддержке, по крайней мере, те, которые принадлежат к ее поколению. Она и сама говорила это.
И смеялась над собой. Так что же мучит ее теперь? Что бы это ни было, нужно забыть!
Утвердившись в благоразумном решении крепко стоять на собственных ногах, она прошла через холл; лунный свет проникал через высокое окно с витражами, отбрасывая рубиновые и сапфировые блики на пол. Затем поднялась по ступенькам, цепляясь за перила усталой рукой, и наконец достигла верхнего холла. Он был тихим, но его едва ли можно было назвать пустым.
Бентон Бонфорд стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки, но лица его не было видно из-за полумрака, царившего в коридоре.
Его глубокий голос был мрачным, но спокойным:
— Когда вы говорили о себе, то забыли упомянуть о нем.
Вот так. Надо разбираться с обоими. Она огрызнулась:
— А с чего это я должна упоминать его?
— А с того, черт возьми, что я должен знать все правила, а не часть их.
Элинор почувствовала, что в ней растет волна гнева.
— Тогда, черт возьми, вот вам правило номер один: я сплю в своей кровати, Бентон, а вы — в вашей. Уяснили? Спокойной ночи.
Щелк — и ее дверь захлопнулась. Она замерла и прислушалась; кровь стучала в ее висках. Я вам не цыпленок! Она не станет вести себя, словно девственница из монастыря. Ей надо бороться, и эта борьба с Божьей помощью началась прямо сейчас.
Щелк — и его дверь захлопнулась.
И больше того — довольно отчетливо — клик! — сработал замок в его двери.
У нее отвисла челюсть. Кровь прилила к ее щекам, но пульсация в висках прекратилась. Не время. Она сказала:
— Ах ты… — и добавила коротенькое словцо, довольно грязное, которое приличные дамы обычно не употребляют.
Но, по крайней мере, она наконец-то добралась до постели.
Да, успехом это не назовешь. Но, во-первых, она жила здесь раньше него. Во-вторых, псиной все еще пахнет.
Она вздохнула, встала, снова открыла окно и на секунду выглянула наружу, вдыхая чистый, освежающе холодный воздух и надеясь, что ее мысли прояснятся и голова охладится. А когда она достаточно охладилась, то подумала, что весь остаток жизни ей предстоит безуспешно бороться с соплями, слезами, фырканьем и сопеньем, а также с постоянной краснотой глаз.
