Бонкимчондро Чоттопаддхай - Клад вишнуита
— Не сердись на меня, мать, — примирительно сказал брахман. — Ты ведь знаешь, что мы не считаем наше занятие грехом. Иначе никогда не избрали бы его. Ты и сама нас не осуждаешь в душе…
— Теперь я изменила свое мнение, — перебила его Деви. — Раньше я заблуждалась, но теперь не хочу обманываться. Поэтому больше я с вами не останусь. Что может быть хуже, чем грабить людей?
— Помилуй, о чем ты говоришь? — воскликнул брахман. — Неужели мне опять надо повторять все то, чему я учил тебя эти годы? Нас можно было бы обвинять в том, что мы творим зло, если бы мы присваивали себе хотя бы малую толику добытых богатств. Но ты прекрасно знаешь, что мы никогда даже пайсой чужой не воспользовались. Ведь мы чиним разбой только для того, чтобы вернуть людям отнятое у них. Ни я, ни Ронгорадж не обидели ни одного праведного человека, который нажил свое богатство честным путем. Мы никогда не нападаем на неимущих, не лишаем их последнего. Мы сводим счеты только с мошенниками и негодяями, теми, кто обманом и хитростью завладевает чужим состоянием. Отнимаем у них добычу и возвращаем ее пострадавшим. Но сами мы ни разу в жизни не воспользовались чужим добром. Все, что мы делаем — для того, чтобы восстановить справедливость, покарать преступников и помочь добропорядочным людям. Ты ведь сама знаешь, у нас в стране теперь безвластие: нет правителя, который наказал бы виновного. Потому-то мы и сделали тебя рани, чтобы от твоего имени вершить правосудие. Разве это грешно?
— Ищите себе других раджу и рани, — твердо ответила Деви, — а меня избавьте от такой чести. Не хочу больше быть вашей повелительницей.
— Но никто другой нам не подойдет, — возразил ей Бховани. — Ни у кого больше нет такого богатства, как у тебя. Благодаря ему у тебя и власть над наш.
— Все свои деньги я отдам вам, — сказала Деви. — Распоряжайтесь ими. А я отправлюсь в Каши.
— Дело не только в богатстве, — заметил Бховани. — Но и в самой тебе. Ты всем под стать рани — и красотой и характером. Многие считают тебя настоящей Бхагавати — ты скромна, строга к себе, жизнь ведешь подвижническую, но в то же время доброжелательна ко всем и щедра. Именно поэтому нам и удается вершить закон. А иначе кто бы стал повиноваться нам?
— Однако меня зовут разбойницей, — горестно произнесла Деви. — И, видно, обо мне и после смерти останется такая слава.
— Что тебе до славы, хорошая она или дурная? — упрекнул ее Бховани. — Зачем думать о ней? Скажи, кто из жителей Варендры стыдится разбоя? Но дело, собственно, и не в этом. Какое значение имеет людская молва для того, кто решил посвятить себя вере? Ты дала обет отрешиться от суетности этого мира, а о каком отрешении может идти речь, если тебя беспокоит, что о тебе говорят? Выходит, ты радеешь не за других, а за себя. А как же твои клятвы?
— Вы мудрый гуру, — ответила ему Деви, — и не мне, с моим женским умом, спорить с вами. Я просто говорю то, что думаю, — не хочу я больше быть рани. Не нравится мне эта роль.
— Зачем же ты тогда посылала вчера Ронгораджа на промысел? — спросил недоуменно Бховани. И добавил: — Видишь, мне уже кое-что известно.
— Если так, вы должны знать и то, что вчера Ронгорадж только изображал нападение. На самом деле он никого не ограбил.
— Зачем же было так поступать? — удивился Бховани. — Растолкуй мне.
— Нужно было задержать одного человека — вот и все.
— Кого?
Деви не хотелось называть своему учителю имени Броджешора, но хитрить с гуру она не могла. Пришлось ей сказать правду.
— Броджешора Рая…
— О, я его хорошо знаю! Зачем он тебе понадобился?
— Надо было поддержать брахмана, дать ему денег. Сборщик налогов угрожает тюрьмой его отцу.
— Напрасно ты это сделала, — недовольно произнес Бховани. — Хорболлоб Рай дурной человек. Собственную невестку загубил… Пусть теперь сам пропадает.
— Как же он загубил ее? — встрепенулась Деви.
— Выгнал из дому. Оклеветал ее мать, назвал нечистой и выгнал бедняжку из дому. Мать невестки умерла от горя, а других родственников у нее не было.
— И что потом сталось с невесткой? — спросила Деви.
— Я слышал, будто она тоже умерла. От голода.
— Ну что ж, меня это не касается, — холодно заметила Деви. — Я дала клятву помогать всем, кто в беде, вот и держу слово.
— Ну да ладно, — заключил Бховани, — что сделано, то сделано. Только следует и другим посодействовать. Теперь многие обнищали — сборщик податей лютует, совсем обобрал народ. Надо бы поддержать людей — тогда они соберутся с силами и возьмутся за дубинки. Вот и постоят за себя. Пора созывать совет.
— Что же, я согласна. Передайте, что в следующий понедельник я всех созываю сюда.
— Нет, — возразил Бховани. — Сюда нельзя. Англичане узнали, что ты тут, и собираются тебя захватить. Целый отряд снарядили — пятьсот солдат. Поэтому здесь проводить совет опасно. Я уже объявил, что он состоится неподалеку от Бойкунтхопура, и день назначил — понедельник. Идти в тот лес солдаты не отважатся. Ну а если все-таки рискнут, то все до одного и погибнут. Так что ты не медли. Бери свои деньги, сколько считаешь нужным, и сегодня же отправляйся в путь.
— Хорошо, — согласилась Деви, — на этот раз будь по-вашему. Но в будущем на меня не рассчитывайте. Не лежит у меня душа к таким делам.
Она попрощалась с Бховани и вернулась на баркас. Там она позвала Ронгораджа и шепотом, чтобы никто не слышал, приказала отчаливать.
— В следующий понедельник я провожу совет в лесу около Бойкунтхопура, — сказала она ему. — Но вначале надо будет заехать в Девигор за деньгами. У меня при себе их недостаточно. Предупреди ратников.
Тут же на мачте развернулись белые паруса и надулись на ветру. Перед носом баркаса появилась лодка. В ней сидели пятьдесят молодцов с короткими веслами в руках.
— Да здравствует рани! — раздался клич, и баркас стремительно понесся по реке.
Тут же из лесу выскочили и побежали вдоль берега вслед за баркасом сотни людей, вооруженных палками. Они напоминали путников или дровосеков. Это и было воинство Деви. Их оружие — щиты, пики, ружья — находилось на судне.
Убедившись, что ее войско в полной боевой готовности, Деви направилась на кухню готовить свою обычную скудную трапезу.
Ах, Деви, Деви! В какой строгости ты себя держишь! Во всем ограничиваешь!
11
Ранним солнечным утром следующего понедельника среди высоких раскидистых деревьев открылся совет Деви. Его скорее можно было назвать судебным разбирательством особого рода, — на нем не присутствовали истцы и ответчики, а решения принимались одинаковые — оказать людям щедрую помощь.
В густой чаще расчистили от подлеска громадный участок — около трехсот бигхов земли, так чтобы всем присутствующим — а их собралось около десяти тысяч человек — хватило места.
Над поляной натянули огромный тент, привязав его концы к ветвям лесных исполинов. Под ним на серебряных столбах соорудили другой навес, из шелка, украшенного золотыми цветами, с бахромой из ниток жемчуга. Опирались эти столбы на постамент из сандалового дерева, покрытый ковром. На нем стоял небольшой трон из чистого серебра, с царской подушкой, тоже обшитой жемчугом. На ней сидела Деви. На этот раз ее наряд отличался особенным великолепием. Роскошное сари из тонкой парчи сверкало алмазами, руки были закрыты множеством браслетов, так что светлая кожа едва виднелась сквозь украшения. Бесчисленные жемчужные нити обвивали шею и спускались на грудь, а на голове сверкала драгоценными камнями высокая корона. Деви являла собой само воплощение королевы. Четыре прекрасные девушки, по две с каждой стороны, обвевали ее чудесными опахалами с золотыми рукоятями. Тут же стояли многочисленные слуги, державшие на плечах громадный серебряный жезл. Но самое сильное и яркое впечатление производили ратники с пиками и щитами в руках. Почти пятьсот воинов вытянулись стройными рядами справа и слева от своей повелительницы. Они были в красных чалмах, красных куртках и дхоти, в красной обуви. Рядом с ними, воткнутые в землю, стояли красные штандарты.
И вот собравшиеся, все десять тысяч человек, одновременно закричали, приветствуя Деви: «Да здравствует рани Деви!» Потом вышли вперед десять нарядных юношей и спели ей хвалу. После этого Ронгорадж стал по одному подводить к ее престолу просителей. Люди падали перед ней ниц. Даже седобородые старейшины и брахманы совершали глубокий пронам, ибо многие верили, что Деви не кто иная, как сама Бхагавати, сошедшая на землю для того, чтобы спасти людей. Именно поэтому никто никогда не мог даже подумать о том, чтобы выдать Деви англичанам.
Деви ласково расспрашивала каждого о его житье-бытье и насущных нуждах, а потом одаривала золотыми монетами, которые брала из кувшинов, что стояли подле нее. Давала столько, сколько считала необходимым.
