Мэри Джойс - Страсть за кадром
Она сидела по-турецки на полу в библиотеке, ожидая, когда приведут дом в его обычное состояние. Свеча, зажженная для съемки, все еще горела на мраморной подставке.
- Ты выглядишь так, как будто могла бы выпить чашечку кофе или вина, сказал Лоренс, подойдя к ней.
- Мне бы хотелось рюмку вина - белого, если можно.
- Можно? Ты же видела винный погреб здесь. Все возможно! - Лоренс исчез и через несколько минут вернулся с запыленной бутылкой "Ле Батард-Монтраше" и рюмками и устроился рядом с ней на полу. - Тот последний снимок должен быть сенсацией! - Он разлил вино и поднял рюмку, чтобы чокнуться. - Ты хорошо работала, малышка, но я хочу сказать тебе, что, когда ты проклинала меня прошлой ночью, твои глаза метали искры. - Лоренс растянулся на ковре, опираясь на локоть.
- Спасибо, мистер Чапин.
- Я не сижу на полу и не пью вино с теми, кто называет меня так.
- Спасибо, Лоренс. - Бретт коснулась своей рюмкой его и отпила глоток. Яркий свет огня превращал густо-золотую жидкость почти в янтарную. Она вздохнула и вытянула на полу свои длинные ноги. - Эта комната действительно красивая. Она напоминает мне Кокс Коув, - задумчиво сказала Бретт.
Высокий потолок, стены с колоннами, полки, полные книг в красивых обложках, потрепанная прочная мебель из красного дерева и лимона навевали ей воспоминания о месте, где она прожила такие счастливые дни.
- Кокс Коув? А где это? - спросил Лоренс, сознавая, что ничего не знает о Бретт Ларсен, кроме того, что, как и он, она была американкой и чертовски хорошим фотографом - лучшим среди всех, кого он встречал, но слишком зеленым, чтобы получить баснословный гонорар. - Я жил в Нью-Йорке недолго, но никогда не слышал о городке с названием Кокс Коув, - сказал Лоренс.
- Нет, Кокс Коув это имение моей тети. Оно расположено в Сендс-Пойнт. Это красивое, действительно сказочное поместье.
Бретт не была уверена, что готова обсуждать подробности своей родословной с человеком, которого она едва знала, к тому же европейцы считали дурным тоном интересоваться, откуда у тебя деньги.
- Итак, ты из Нью-Йорка? - спросила Бретт, поворачиваясь к Лоренсу.
От него не ускользнул тот факт, что она перевела разговор, но он не понял из-за чего. Обычно он тоже делал так.
- Я жил там несколько лет, но родился и вырос в Буффало.
- Там действительно так холодно, как говорят?
- Когда ты подрастаешь, ты уже привыкаешь к этому, но однажды уехав, ты стараешься не приезжать туда зимой. "Хорошо, - подумал Лоренс, - теперь поговорим о погоде".
- Ты часто ездишь домой? - Бретт чувствовала, что разговор переходит в русло вежливых вопросов и ответов и думала о том, как долго он протянется.
- Нет, в последний раз я там был десять лет назад, в январе, на похоронах моего отца. Да, старый простак умер в январе. - Он увидел ужас в глазах Бретт в ответ на его, видимо, не очень почтительное замечание: она недостаточно знала Лоренса, чтобы понять, когда он шутит. - Я его всегда высмеивал. Мой отец считал справедливостью Господней, что я приехал домой в январе. Он с ума сходил по своему городу, с его погодой и всем остальным. Он понял мое решение уехать куда-нибудь, но держу пари, сам бы он никогда не покинул его. Он был его домом. - Лоренс не помнил, как давно он рассказывал о своем отце - или о себе самом; наиболее частыми в его кругу были разговоры о последней коллекции, новой зажигательной девочке, кто откуда уволился или кто кого сместил.
- Это говорит, что он был замечательным человеком. Чем он занимался? Бретт понравилась гордость в голосе Лоренса, когда он говорил об отце, но она расстраивалась от мысли, что у нее нет отца, которым бы она могла гордиться.
- Он был газетчиком. Издавал "Дейли экспресс", таким образом я вырос, окруженный чернилами и сроками. Сейчас моя сестра пишет очерки.
Почему он рассказывал ей все это? Что это была за девица, которая заставила его открыться? У Бретт была неистощимая энергия с целеустремленностью, которая раздражала его любопытство. Она была вперед смотрящая, а в деле притворства и жеманства - совершеннейшим новичком. Она ему нравилась.
Бретт повернулась на бок, подперев голову рукой и наблюдая за Лоренсом. Она была полностью заинтригована им. Он, казалось, очень отличался от того резкого, непоседливого человека, которого она знала. Бретт была так поражена, что не заметила, как бригада, приведя дом в порядок, ушла.
- Почему ты не пошел по стопам отца, в газетный бизнес? - тихо спросила она.
Ее вопрос был настолько разумным, что он повернулся взглянуть на нее. Она наклонила голову в сторону камина и уставилась на огонь. Настолько серьезным было выражение ее лица, что, казалось, она размышляла о смысле жизни. Второй раз неподдельная естественная красота поразила его. Огонь прибавлял золотые блики к ее зеленым глазам, и вдруг его охватило неожиданное желание освободить ее темные кудри от стягивающего их длинного шнура.
Прополоскав горло вином в попытке овладеть собой, он ответил на ее вопрос.
- Я занимался этим немного. Но война изменила мои взгляды на достоверность новостей. Я понял, что разочарован военной журналистикой.
- Ты, должно быть, был совсем молоденьким, - заметила Бретт.
- Я думаю, да, но юность была моей привилегией и продолжалась потом очень долго.
И снова Бретт заметила печаль в его глазах.
- Это ты получил там, - спросила она, нежно проведя пальцами по шраму, почти скрытому под левой бровью, и отдернула руку, смущенная своим порывом. "Что я делаю? - думала она. - Это же мой заказчик, мой первый заказчик. Как я могла зайти так далеко?" - Извини, - нежно пробормотала она.
- Ничего, - ответил он, ловя ее взгляд. Это прикосновение зажгло в нем сильное желание, которое он до сих пор подавлял: она так молода, и это была работа; он знал, что может накликать на себя беду. Лоренс приблизился к ней и после длинной паузы продолжал:
- Это не так благородно, как рана войны: мне попали по голове хоккейной шайбой. - Улыбка промелькнула в уголках его губ.
Он сидел так близко, что Бретт могла сосчитать крошечные морщинки вокруг его глаз, почувствовать тепло его дыхания.
- Это, должно быть, очень больно. Не успела она закончить, как губы Лоренса отыскали ее губы. Все ее тело ощутило тепло его сильных рук. Его язык устремился в нее, задавая вопрос, ответа на который у нее не было.
- Не так сильно. Я посидел период, а потом вышел на поле для своего победного гола. - Он встал, поднял Бретт на ноги и немного дольше, чем следовало, задержал ее руки в своих.
- Уже поздно, мне надо идти.
Как это случилось? Было достаточно непорядочно, что она получила свой первый шанс из-за ошибки швейцара, принявшего ее за модель. Она боялась дать Лоренсу повод думать, что хотела стать его любимой взамен на будущие предложения.
Они молча собрались и вышли из дома. Тишина была свидетелем их неловкости. Они остановились на мостовой; их машины стояли по разным сторонам арки. Сотни звезд мерцали на полуночном голубом небе, и только шум с площади Де Голля нарушал эту тишину.
- Спокойной ночи, - безучастно сказал Лоренс. - Ты действительно хорошо работала сегодня.
- Спокойной ночи, - ответила Бретт и направилась к своей машине.
Двигатель черного "ситроена" Лоренса ожил, и он нажал на сцепление, вспоминая нежность ее щеки и представляя ее тело.
Бретт положила ногу на акселератор своего "пежо", помня тепло прикосновения Лоренса и стремительность его поцелуя. Она никогда еще не была так смущена.
В конце арки они сошлись и, нерешительно мигнув фарами, разъехались в противоположных направлениях.
Глава 9
Фотографии Бретт в "Слишком горячо" были настолько впечатляющими, что с ней подписали контракт на следующие шесть выпусков, если "Вуаля!" еще будет существовать. Она также отослала сюжет о лыжниках в Лузанне для январского выпуска с уже быстро согласившимся Джо, приглашенным на вторую съемку в журнале. Он решил использовать шутку до конца.
За исключением редакторских совещаний, перед каждой съемкой Бретт практически не видела Лоренса Чапина. Он вернулся к своей обычной грубоватой манере, а от деятельности редактора отошел со словами: "Ты знаешь, что мне надо". И Бретт инстинктивно понимала, что он хотел.., в фотографии. Она понимала достаточно хорошо, что не должна ждать присутствия главного редактора во время съемок, но смущало, что он явно избегает ее. Может, он ошибся в ней из-за случившегося? Чувствовал себя виноватым? Она старалась гнать от себя воспоминания о том вечере, предпочитая свалить все на рискованное сочетание вина и усталости. Кроме того, при встрече с Лоренсом она вспоминала и каждое слово их разговора, и как тоска в его глазах обернулась в долгий поцелуй. Она избегала горячих споров с ним, но страстно желала отмены смертного приговора! Бретт необходимо было увериться, что Лоренс пригласил ее еще на шесть номеров не из благодарности...
