Генри Вуд - Замок Ист-Линн

— Посмотрите на подследственного, — сказал адвокат. — Вы знаете его?

— Сейчас он известен мне под именем сэра Фрэнсиса Ливайсона, хотя еще до апреля я полагал, что его зовут Торном.

— Расскажите, что произошло в вечер убийства — точнее, то, что известно об этом Вам.

— В тот вечер я условился о встрече с Эфи Хэллиджон и отправился в коттедж…

— Одну минутку, — прервал его адвокат. — Ваш визит держался в тайне?

— Отчасти. Отец и мать не одобряли моих взаимоотношений с Эфи Хэллиджон, и я не особенно распространялся о своих визитах. Со стыдом должен признаться, что солгал отцу в тот вечер. Он увидел, что я, не закончив обед, выхожу из дома с ружьем, и спросил, куда я собрался. Я ответил, что иду в лес с молодым Бьючемпом.

— На самом деле у Вас были совсем иные планы?

— Да. Я захватил ружье, поскольку обещал одолжить его Хэллиджону на то время, пока чинили его собственное. Когда я пришел к коттеджу, Эфи отказалась впустить меня, сказав что она занята. Я был уверен, что Торн находится в доме вместе с ней. Она неоднократно отказывалась впустить меня, сама назначив свидание, и всегда выяснялось, что помехой было присутствие в доме Торна.

— Я полагаю, Вы с Торном ревновали ее друг к другу?

— Охотно признаю, что сам я ревновал. Что касается Торна — я не знаю, испытывал он ревность или нет.

— Могу ли я осведомиться, какой характер носила Ваша дружба с мисс Эфи Хэллиджон?

— Я любил ее столь же честно и искренно, как мог бы любить молодую девушку своего круга. Я бы не женился на ней против воли отца и матери, однако, я сказал Эфи, что, если она согласна подождать того времени, когда я буду сам себе хозяин, я сделаю ее своей женой.

— У Вас не было намерений иного рода?

— Нет. Я слишком любил ее для этого. К тому же, я очень уважал ее отца. Мать Эфи была настоящей леди, хотя и вышла за Хэллиджона, простого клерка у м-ра Карлайла. Нет: мои намерения были самыми честными.

— А теперь изложите нам события того вечера.

— Эфи не пускала меня. Мы немного поговорили с ней об этом, и вскоре я ушел, но сначала передал ей ружье, предупредив, что оно заряжено. Она прислонила его к стене, прямо возле двери, а я отошел в лес и решил подождать, чтобы узнать, был ли с нею Торн, ибо сама она это отрицала. Меня заметил Локсли и спросил, почему я прячусь. Я ничего не ответил ему и отошел подальше в лес, потеряв коттедж из вида. Некоторое время, менее чем полчаса спустя, до меня донесся выстрел, прозвучавший в той стороне, где находился коттедж. «Кто-то решил на вечерней зорьке пострелять куропаток», — подумал я. В это время из-за деревьев, неподалеку от меня, появился Отуэй Бетел и побежал к коттеджу. Милорд, — добавил Ричард, взглянув на судью, — этим выстрелом был убит Хэллиджон.

— Не мог ли Отуэй Бетел произвести этот выстрел? — спросил адвокат.

— Нет. Он прозвучал намного дальше от того места. Итак, Бетел исчез, а еще через минуту я увидел, что по тропинке, ведущей от коттеджа, несется человек. Это был Торн, чем-то смертельно испуганный: лицо его побелело, взгляд был какой-то остановившийся, он задыхался и дрожал, словно в приступе малярии. Он пронесся по тропинке мимо меня, и вскоре я услышал стук копыт его лошади, на которой он галопом уносился прочь. Она была привязана где-то в лесу.

— Вы последовали за ним?

— Нет. Я спросил себя, что бы это могло так испугать его, но поспешил не за ним, а к коттеджу, чтобы упрекнуть Эфи за ее двуличность. Я взлетел по лестнице, прыгая через две ступеньки, и споткнулся о распростертое тело Хэллиджона. Он лежал в дверях, уже мертвый. Мое ружье, только что разряженное в бок Хэллиджона, валялось на полу.

В зале воцарилась такая тишина, что слышно было, как муха пролетит.

— По-видимому, в коттедже никого не было, ни на первом этаже, ни наверху. Я позвал Эфи, но она не ответила. Схватив ружье, я бросился прочь, но в этот момент из леса вышел Локсли. Он заметил меня; я испугался, снова бросил ружье и убежал.

— Почему Вы поступили таким образом?

— Я запаниковал и, должно быть, утратил способность здраво рассуждать; в противном случае я ни за что бы так не поступил. Мысли мгновенно проносятся у нас в голове, особенно когда мы испуганы; вот и я испугался, что это преступление припишут мне. Это страх заставил меня схватить ружье, чтобы его не нашли возле трупа, и страх же заставил отшвырнуть его, когда появился Локсли — страх, исключающий всякий здравый смысл! Если бы я повел себя иначе, меня никогда не обвинили бы в этом убийстве.

— Продолжайте.

— Вскоре я наткнулся на Бетела. Я знал, что он, пустившись к коттеджу после выстрела, должен был встретить Торна, бежавшего прочь. Но он заявил, что прошел несколько шагов по тропинке, а потом снова углубился в лес. Я поверил ему. Итак, я пустился дальше.

— Вы ушли из Вест-Линна?

— В ту же ночь. Этот глупый, роковой шаг был результатом моей трусости. Я узнал, что во всем обвиняют меня, и решил исчезнуть на денек-другой — посмотреть, как будут развиваться события. Затем последовало дознание, был вынесен вердикт, и я уехал насовсем.

— Вы говорите правду?

— Клянусь, что это истинная правда о том, что известно лично мне, — взволнованно ответил Ричард. — Даже перед самим Господом я не смог бы поклясться более искренно.

Его подвергли строгому перекрестному допросу, который не выявил ни малейших противоречий в его показаниях. Пожалуй, никто из присутствующих не сомневался в том, что он говорит правду.

Эфи Хэллиджон была вызвана повторно и ответила на несколько вопросов о визите Ричарда. То, что она сообщила суду, полностью совпало с показаниями Хэйра-младшего, хотя и было вытянуто из нее чуть ли не клещами.

— Почему Вы отказались принять Ричарда Хэйра в коттедже после того, как сами назначили встречу?

— Мне так захотелось, — ответила Эфи.

— Расскажите суду, почему Вам этого захотелось.

— Ну… у меня был друг. Это был капитан Торн, — добавила она, понимая, что ее все равно спросят об этом. — Я не впустила Ричарда Хэйра, так как думала, что, оказавшись вместе, они могут затеять ссору.

— Вам известно, для чего Ричард Хэйр принес ружье?

— Он одолжил его моему отцу. У того что-то случилось с его ружьем, которое он отдал в починку. За день до этого я слышала, как он попросил м-ра Ричарда одолжить ему одно из своих, что тот и сделал.

— Вы надежно прислонили ружье к стене?

— Вполне.

— Вы или обвиняемый более не прикасались к этому ружью?

— Я не прикасалась, да и он тоже, насколько мне известно. Это было то самое ружье, которое позже нашли разряженным в моего отца.

Следующим свидетелем был Отуэй Бетел, вызвавший немалое любопытство публики, хотя и не сравнимое с интересом к Эфи Хэллиджон, не говоря уже о Ричарде Хэйре. Он показал следующее:

— В тот вечер, когда был убит Хэллиджон, я находился в Аббатском лесу и увидел Ричарда Хэйра, шедшего по тропинке с ружьем.

— Ричард Хэйр заметил Вас?

— Нет, он не мог видеть меня, ибо я находился в самой чаще. Он подошел к двери коттеджа и уже собирался войти, как вдруг из дома выскочила Эфи, прикрыв за собой дверь и придерживая ее рукой, словно боясь, что он все-таки войдет. Они о чем-то поговорили — я был слишком далеко, чтобы услышать их разговор, после чего она взяла ружье и вошла в дом. Вскоре я снова заметил Ричарда Хэйра, спрятавшегося за деревьями на некотором расстоянии от коттеджа, несколько дальше от него, чем находился я. Он явно наблюдал за тропинкой. Я еще подумал, к чему это он прячется, как вдруг услышал выстрел, раздавшийся, как мне показалось, где-то поблизости от коттеджа, и…

— Подождите минутку, свидетель. Мог ли Ричард Хэйр произвести этот выстрел?

— Нет. Он был почти в четверти мили от дома. Я находился ближе к коттеджу, нежели он.

— Продолжайте.

— Я не мог даже представить себе, что означал этот выстрел и кто произвел его. Нет, я не заподозрил ничего дурного, да и браконьеры, насколько мне известно, не охотились в такой близости от дома Хэллиджона. Я отправился выяснить, в чем дело, и, как только за поворотом тропинки показался дом, я увидел, как из него выскочил капитан Торн — так его называли, по крайней мере. Лицо его побелело от ужаса, он задыхался — короче говоря, я за всю свою жизнь не видел столь взволнованного человека. Когда он пробегал мимо меня, я схватил его за руку. «Что Вы натворили? — спросил я его. — Это Вы стреляли?» Он же…

— Погодите. Почему Вы заподозрили его?

— Потому, что он был так возбужден и смертельно испуган. Я был уверен, что случилось что-то неладное. Да и вы подумали бы то же самое, увидев его. Он, казалось, еще сильнее разволновался и попытался отшвырнуть меня, но я достаточно крепкий человек и, вероятно, он решил, что лучше будет выиграть время. «Помалкивайте об этом, Бетел, — сказал он. — Я Вам заплачу. Я сделал это непреднамеренно, сгоряча. Зачем, спрашивается, он оскорбил меня? Девушке я не причинил ни малейшего вреда». Говоря это, он свободной рукой — за другую я держал его — вытащил бумажник…