Лорел Гамильтон - Начнем сначала
- Как знать... - От звука его голоса у нее пошли по коже мурашки. - Откуда же тогда я знаю, какую еду и какую музыку ты любишь? Откуда я узнал про твою собаку? Мартин подарил тебе ее щенком на день рождения, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. Ты была убита горем, когда собака в прошлом году умерла. Ее звали, Сам.
Она и забыла, что он знал много подробностей о ее жизни. Во всяком случае, события дня отодвинули эти мысли на задний план. И вот сейчас это все нахлынуло на нее вновь: и чувство оскорбления, и отвратительное ощущение, что по ее жизни беспардонно расхаживает незваный гость.
- Я скажу тебе сам, раз ты не решаешься спросить, - сказал он, прервав ее молчаливую оборону. - В это время они сворачивали к набережной Темзы. - В течение многих лет Мартин рассказывал мне о тебе. Расхваливал тебя. Именно мне. От него я и узнал так много. Он любит тебя как родную дочь.
Селина закрыла глаза из-за внезапно нахлынувших слез. Она всегда знала, что Мартин любил ее больше, чем Ванесса, которая была ее кровной родственницей. Его любовь и его стремление уверить растерявшуюся сироту, что у нес есть вторая семья, которая душой болеет за нее и всегда будет ее опорой, позволили ей пережить внезапную в невосполнимую утрату одновременно обоих родителей.
Она подумала, что никогда не узнает, откуда у Мартина появилась эта сумасшедшая идея рассказывать о" ней Адаму - причем в течение многих лет, как он сказал, а это значит, что отношения отца с сыном не оборвались после его совершеннолетия, как это утверждала Ванесса.
Одно было ужасающе ясным. Адам знал, как любил ее Мартин, что он относился к ней как к собственной дочери. Его угроза заставить ее силой выйти за него замуж теперь начинала приобретать какой-то извращенный смысл. Этим он отнял бы ее у Мартина так же, как отнял дом и дело. Она знала, каким горем было бы для Мартина видеть свою приемную дочь в браке без любви с его врагом.
Когда Адам повернул свой "мерседес" к берегу реки, отпустила закушенный уголок нижней губы и передумала убегать. Ситуация уже не была такой однозначно черно-белой, как ей казалось чуть раньше. Да и была ли она когда-нибудь такой?
Он остановил машину на мощеной дорожке у кирпичного дома розового цвета, и ее невидящие глаза вдруг уткнулись в вазоны с цветущими зимними цикламенами, которые стояли по обеим сторонам резной двери красного дерева.
Его представили ей, как врага Мартина, а эта угроза разорить своего отца и сводного брата диким образом подтверждала это. А его угроза заставить ее выйти за него замуж, совершенно очевидно, была грубой формой мести.
Он был наделен завидной внешностью и обаянием, которые невозможно было не заметить. И ума ему, явно, не занимать. Так что же так глубоко ранило его психику? Что же заставило его упрямо следовать зову силы и мести?
Не потому ли, что, по его мнению, когда он был маленьким, отец не признавал его? Не здесь ли был ядовитый корень проблемы? Был только один способ узнать это. И, может быть, когда ей удастся выяснить, что им движет, она сможет что-то изменить?..
Не задумываясь, почему ей не хочется послать его к черту, она молча сидела, ожидая, когда он обойдет машину и поможет ей выйти. Но она вскочила прежде, чем он до нее дотронулся, зная, что его прикосновения будят в ее теле физическое желание, а таинственные флюиды, идущие от него, туманят ее разум и волю.
Комната, куда он ее провел, была отделана старым полированным дубом и обставлена чисто по-мужски функциональной мебелью, без излишеств. Он сбросил дубленку и протянул руку к ее кожаному пальто, но она отрицательно покачала головой, глубже засовывая руки в карманы.
- Ты ела? - Его глаза смотрели на нее с вежливым спокойствием, как будто он знал, что она видела в пальто свою защиту и не желала уступить ему хоть в чем-нибудь. Она снова покачала головой, потом к ней вернулся голос.
- Я не голодна.
- Тогда кофе. - Это не было вопросом. Она внимательно следила, как он вышел из комнаты, не в состоянии оторвать глаз от его элегантной и красивой фигуры. Оставшись одна, она вздохнула и крепко сжала губы. От его облика исходила какая-то языческая колдовская сила. Она действовала без каких-либо усилий с его стороны, но Седина должна бороться с ней - самое главное! Она это может и сделает.
Подойдя к прямоугольному зеркалу в позолоченной старинной раме, она с ужасом заметила, что ее широкий рот слегка приоткрыт, а глаза стали темными и мечтательными, как никогда раньше. Такой она себя раньше не представляла.
Седина сжала губы и постаралась удерживать их в таком положении, пока пыталась пригладить непослушную копну золотистых волос, но ее густая шевелюра, как всегда, упрямо отказывалась подчиняться.
Услышав его приближение, она без суеты, но быстро повернулась, твердо решив, что он не должен увидеть ее перед зеркалом. Он несомненно решит, что она прихорашивается для него.
Принеся поднос, он поставил его на маленький раскладной столик, и, в то время как он наливал кофе, Седина выпрямилась и равнодушно спросила:
- Так что же это все значит, Адам? Ты явно держишь зло на Мартина и всю его семью. Ты говоришь, что можешь их разорить - и я тебе верю. Мне ничего не остается делать, пока у меня нет доказательств уличить тебя во лжи. Но я хочу знать, почему?
Она заметила, как напряглись его широкие плечи и все тело замерло на секунду, потом он продолжил свое занятие и сказал с оттенком самоиронии:
- Это долгая история!
- У нас есть целый день, - заметила она, мысленно удивляясь своей словесной выходке. Она вовсе не хотела находиться целый день в его компании; чем меньше она будет его видеть, тем в большей безопасности будет чувствовать себя. Повернувшись, он сухо, почти бесстрастно улыбнулся и она еще больше пожалела о сказанном, особенно когда он протяжно сказал:
- Понял. Но ты могла бы гораздо лучше провести время.
Седина не ответила. Это было единственное, что она могла сделать. Она взяла протянутую чашку и пошла с ней к камину, притворившись, чтобы выиграть время, что ее заинтересовала висящая над ним маленькая акварель, на которой был нарисован дом из камня, стоявший где-то высоко в горной долине, а потом примостилась на край кресла с коричневой льняной обивкой и подголовником. Она поклялась уйти, если он не начнет говорить до того, как выпьет свой кофе. А если он, посмеет еще раз заикнуться о замужестве, она его ударит!
Когда же он мягко спросил ее:
- У тебя есть какие-то серьезные возражения против замужества? Я не думаю, что ты собираешься уйти в монастырь. Мартин говорил, что парни увивались за тобой с шестнадцати лет, - она только закрыла глаза, скрипнула зубами и так сильно сжала блюдце, что чашка издала дребезжащий звук.
- Ну, и что? - выдавила она, подняв ресницы и бросив на него воинственный взгляд.
С, какой стати вздумалось ее дяде рассказывать этому негодяю всю историю ее жизни в их семье? Да, у нее было довольно много ухажеров, но никогда ничего серьезного. Она была слишком занята поиском своего места под солнцем, своим самоутверждением, чтобы у нее оставалось время на постоянные привязанности. Но тут одна мысль ужаснула ее своим скрытым смыслом: возможно, ее чувства так и не проснулись, остались нетронутыми из-за того, что ей ни разу не встретился настоящий мужчина, например, такой, как Адам Тюдор.
Она вздрогнула, а он подсыпал ей соль на рану.
- Итак, ты не принимала обета безбрачия, и я тоже. И, как я тебе уже сказал, мне давно пора жениться. А поскольку ты не в состоянии отказать мне, то, пожалуй, самое время строить планы.
Он включил газовый камин, имитирующий настоящий, и, присев на решетку у экрана, спиной к нему, стал не спеша потягивать кофе.
Селина отставила свою чашку, чтобы не поддаться соблазну плеснуть ее горячее содержимое ему в лицо. Она быстро встала, обжигая его взглядом своих разгневанных глаз:
- Я ухожу. Не хочешь говорить откровенно - что ж, остальное я не хочу слушать!
Но ее остановил его нежный вкрадчивый голос:
- А как насчет полутора миллионов фунтов стерлингов? От них ты можешь отмахнуться также легко? - Повернувшись, она встретилась с его холодным напряженным взглядом и признала, что давно ей было так не по себе.
Но он не должен этого знать. Не должен знать, что от страха у нее пробежали по спине мурашки. И она произнесла еле слышным голосом, заглушаемым ударами ее собственного сердца:
- Я не понимаю, о чем ты говоришь...
- Нет, понимаешь! - Он криво усмехнулся. - Ты лжешь.
В отчаянии Селина вглядывалась в холодную зеленую глубину его глаз, но не нашла там ничего, кроме презрения, которое разожгло ее гнев. Она до боли закусила нижнюю губу. Что толку кричать: это ни к чему хорошему не приведет, а только еще глубже затянет в трясину их непонятных отношений!
Глубоко втянув воздух в легкие, она повторила:
- Я не понимаю, что ты имеешь в виду. И я не лгу.
