Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах
Домашний кабинет учителя Акменьлаукса был похож на библиотеку и одновременно на лабораторию. На полках и на столах громоздились книги, приборы, карты, барометр. Артур сосредоточенно решал какое-то сложное математическое уравнение. Работал уверенно, быстро, от нетерпения еле дописывал хвостики знаков и цифр. Учитель Акменьлаукс — прямой, костистый, с чеканным профилем (за что получил прозвище Архимед) — расхаживал по комнате, заложив руки за спину, изредка поглядывал через плечо своего великовозрастного ученика и удовлетворенно хмыкал:
— Резонно… резонно. — Вдруг насторожился, нахмурил брови: — Что, что? Ну нет, дружище, это не резонно.
Артур не ответил, только еще быстрее заскрипел пером по бумаге. Акменьлаукс напряженно следил за ходом доказательства. И когда Артур уверенно подчеркнул равенство, одобрительно кивнул:
— Ну что ж, так тоже можно. И тоже — резонно. — Он оглядел парня и улыбнулся. — Молодец, ничего не скажешь, — наморщил лоб, проговорил твердо и уверенно: — Ты должен поехать и официально оформить перерыв в учебе. Предъявить свидетельство о смерти отца, остался-то всего один курс.
— Но за этот год я все забуду…
— Будешь заниматься со мной. Возьмешь книги. Отец хотел, чтобы ты стал капитаном.
Артур молчал, задумавшись. Акменьлаукс посмотрел на него, улыбнулся, потрепал по плечу:
— Я понимаю, что тебя гложет. Но ведь это зависит только от вас обоих. За счастье нужно бороться. Тогда и Озолс ничего не сможет с вами сделать.
Артура передернуло:
— Неужели люди не могут быть просто людьми? Дружить, любить, не спрашивая, сколько у кого в сундуке?
Акменьлаукс помолчал, похрустывая, сцепленными за спиной пальцами, потом сказал:
— Я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Но… это гораздо серьезнее, чем ты думаешь.
Артур захлопнул тетрадь, резко поднялся, отошел к окну, проговорил с болью:
— Ничего не понимаю. Тот же отец… Были же друзьями с Озолсом, оба с нуля начинали. А потом? Один стал хозяином, другой у него работником. Артель, организовали — тут уж вроде бы все равны. Ничего подобного: один из лодки не вылезает, а ничего, кроме долгов, не прибавляется, другой сидит себе на берегу и жирок нагуливает. Умнее они нас, способнее, что ли?
Акменьлаукс криво усмехнулся:
— Это, Артур, и сложнее, и проще. Брать — не отдавать. Всю жизнь грести только под себя… Дай Аболтиньшу возможность, он бы собственные кишки сожрал. Умнее? Их ум — это совесть наизнанку. Лощеные, благородные, щедрые. А чуть что, за свое барахлишко глотку перервут. Неважно кому — женщине, старику, ребенку. Нагляделся я…
Учитель пристально посмотрел в глаза парню.
— Ты когда едешь в Ригу?
— Завтра. Нас с Лаймоном за сетями посылают.
— Тогда вот что… — Акменьлаукс достал из ящика стола запечатанный конверт:
— Возьмешь это письмо.
— Хорошо, я опущу.
— Нет, на этот раз опускать не надо. Видишь, здесь даже адреса нет. Нужно передать из рук в руки. Понял?
— Да.
Но учти, дело опасное. Если боишься, лучше откажись. Ладно, ладно, — заметив возмущенный жест Артура, улыбнулся учитель. — Тогда запомни. У входа в Верманский парк есть газетный киоск…
По шоссе мчался красный автомобиль Рихарда. Рядом с ним в машине сидели трое айзсаргов с винтовками. Они были навеселе, больше других шумел Зигис:
— Ну что? — он вертел в руках серебряный кубок. — Приз-то я получил не зря? Выбить девяносто шесть из ста возможных!
— Жалко, что там не было парусной регаты, — язвительно перебил его Бруно, — вот где ты бы себя показал.
— Ладно, Бруно, — вступился за Зигиса Рихард. — В конце концов, он же не морской айзсарг. Зато на земле стоит твердо. Верно, Зигис?
— Я думаю, — вмешался в разговор старший сын лавочника Волдис, — что этот наш экстренный слет неспроста. Заметили? И полковник в своей речи намекнул — мол, должны быть готовыми ко всему и держать порох сухим.
— Главное, не передержать, — усмехнулся Рихард. — Чтоб из него дух не вышел.
— Как, как вы сказали? — переспросил, не дослышав, Зигис.
— Говорю, что красные наглеют с каждым днем.
— Боитесь переворота?
— А ты не боишься, что у твоего отца отнимут трактир, а тебя заставят петь «Интернационал»? — съехидничал Бруно.
— Пусть только сунутся.
— Когда сунутся, будет поздно, — жестко отрезал Рихард. — Бить надо всегда первым.
Машина, остановилась на площади возле трактира.
— Ну как? — обратился к компании Зигис. — Предлагаю всем выпить из этого кубка. Омыть мой трофей.
— Гуляйте, друзья! — Рихард приятельски хлопнул его по плечу. У меня, к сожалению, дела. И, высадив айзсаргов, круто развернул машину.
К стене дома Озолса была прикреплена большая металлическая табличка с надписью: «Управляющий отделением Акционерного общества «Рыбак»». Озолс с заброшенным за спину ранцем опрыскивал в саду яблони.
— Ты куда собралась? — спросил он вышедшую на крыльцо Марту, заметив у нее перекинутое через плечо полотенце.
— Не волнуйся, не на свидание, — с вызовом ответила та, широко распахивая калитку.
Отец сокрушенно посмотрел вслед дочери, тяжело вздохнул. Уже на самом берегу ее догнала Бирута и быстро затараторила:
— Один человек просил тебе передать… — она чмокнула Марту в щеку.
— Что передать?
— Да вот это самое, — Бирута поцеловала ее еще раз. — Догадалась, от кого? Они с Лаймоном в Ригу поехали, за сетями. Артур — еще насчет училища похлопотать.
— Надолго они, не знаешь?
— Ну если Лаймон не затеет на фабрике какой-нибудь митинг… Ему же всегда больше всех надо. Ох и жарища!
— Я окунусь. — Скинув платье, она побежала к воде.
Марта невольно залюбовалась стройной, бронзовой от загара фигурой девушки в сверкающих на солнце брызгах.
— А вода холодная! — крикнула Бирута.
Пока Марта скинула туфли, расстегнула халат, подруга успела вернуться.
— Тебя не дождешься, — растираясь полотенцем, сказала она.
— Да я сейчас, погоди!
— Нет, побегу. Отец сердиться будет, в огороде работы полно. — Бирута подхватила платье и, помахав на прощанье рукой, бросилась к дому.
Марта уронила халат на песок рядом с полотенцем, подобрала узлом волосы, но в воду идти не спешила, разморенная жарой. Опустилась в тень у старого карбаса, подперла голову руками, задумалась. Все складывалось неважно: отец продолжал вести себя круто и неумолимо — Артур это чувствовал и ершился. Резко изменила к ней отношение мать Артура. Порой Марта ловила на себе неприветливые взгляды Зенты, и… вообще теперь ей все чаще казалось, что все вокруг настроены к ним враждебно и неискренне. Нет, она нисколько не сомневалась в своей самостоятельности, но неприятности, по всей видимости, только начинались. Девушка так ушла в свои думы, что не обратила внимания, как сзади кто-то подошел. Обернулась лишь тогда, когда почувствовала на себе чей-то пытливый взгляд — перед ней стоял Рихард. Пряча под неловкой улыбкой смущение, он восхищенно смотрел на Марту. Она поспешно поднялась.
— Адская жарища, — осипшим голосом сказал Лосберг.
— Купайтесь, — улыбнулась девушка.
— Только вместе с вами.
— Нет, я передумала. Вода слишком холодная.
— Странно. Казалось бы, по законам логики…
— Вероятно, здесь свои законы. И своя логика. — Она набросила ка плечи халат. — А я считала, что вы уехали. В поселке говорили, будто вы продаете дачу.
— Отец болен, отъезд откладывается, — помолчал, хмуро добавил: — И потом, откровенно говоря, лично я вообще не собираюсь уезжать.
— Да, я тоже не представляю себе, как можно жить вдали от родины. Но как вы отпустите отца одного? У вас, наверное, есть для этого серьезные причины?
— Да, серьезные, — коротко ответил Рихард и переменил тему: — Я заходил к Артуру. Мне сказали, он в Риге. Хотите, поедем к нему? Поищем. А не найдем — тоже не беда. Погуляем.
Марта отрицательно качнула головой:
— Спасибо.
— Боитесь, Артур приревнует? — улыбнулся Лосберг, отшвыривая носком туфли обглоданный морем сучок. — Ну и напрасно. Вы же знаете, как я к нему отношусь. Я перед ним в большом долгу.
— В долгу-то, к сожалению, он, — грустно, как бы про себя заметила Марта.
— Да слыхал. Мне очень хотелось бы ему помочь, но не знаю как. Такой самолюбивый парень…
— Нет, он гордый и очень честный.
— Ему нелегко будет жить, — убежденно сказал Рихард, подходя к машине. — Все-таки садитесь. Прокатимся, поговорим, подумаем, нельзя ли ему как-то помочь, — Видя, что она колеблется, решительно взял за локоть. — Садитесь! Хотя бы до дому вас довезу.
— Ну разве что…
Артур с Лаймоном вернулись под вечер. Усталые брели по берегу. Легкий ветерок отдельными незлобивыми порывами налетал на зеркальную гладь моря. Огромное, основательно потускневшее солнце, опускаясь в его пучину, окрасило горизонт синевой и багрянцем.
