Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
Будучи человеком, давно обитавшим в крепости и наизусть знавшим все переходы и закоулки, Байардель быстро поднялся на второй этаж, нырнул в узкий, точно корабельный проход, коридорчик и, оказавшись наконец в просторной прихожей, остановился прямо перед дверью нужной комнаты. Тут же по доносившимся изнутри громким голосам понял, что генерал с женой не одни, там есть кто-то еще. И не кто иной, как Мерри Рул.
Генерал же тем временем говорил:
— Не могу же я делать все сам! А стоит мне попросить вас о чем-то, как у вас с уст не сходит имя Байарделя! Черт побери! Ведь и Байардель тоже не может одновременно находиться повсюду, где в нем есть нужда! Вы ведь сами видели, какой блестящий маневр удалось ему исполнить, не так ли? Только благодаря ему мы смогли очистить город от этих негодяев! Это была идея, которая никогда бы не пришла в вашу голову, майор!.. Так вот, а теперь я требую, чтобы вы подумали, как накормить всех этих людей. Конечно, у нас есть кое-какие запасы, но если мы станем потреблять их без меры, то не пройдет и трех дней, как у нас больше не останется никакого провианта, и тогда нам грозит настоящий голод… Надо как-то приспособиться к создавшимся условиям, объяснить им, ведь должны же они, в самом деле, понять! И никто из них не должен оставаться в крепости более двух дней и ночей, надеюсь, вы меня поняли, не так ли? Если они привыкнут жить здесь в полной праздности, то рано или поздно им станет казаться вполне нормальным, что их здесь кормят, поят и дают кров. Как только удастся переловить всех беглых негров, они должны незамедлительно вернуться на свои плантации. Только так нам удастся снова возродить колонию! Боже правый, у вас такой вид, будто эта земля уже умерла навеки! У вас, майор, просто нет никакого опыта! Уверяю вас, даже если одновременно окажутся уничтожены, сметены с лица земли все дома на свете, то уже минуту спустя, успев прихватить с собой пищу, одежду и множество всяких ненужных вещей, из руин поднимутся тысячи людей, а не пройдет и пары часов, как повсюду закипит торговля!.. Пусть все разойдутся по домам и каждый сам позаботится о хлебе насущном. Пусть каждый сам построит хижину или любую лачугу для себя и своего семейства, а потом попробует заняться охотой или рыбной ловлей! Уж чего-чего, а рыбы и дичи здесь в избытке! Да и плоды растут на каждом шагу! Ведь деревья-то еще остались, черт побери!.. Эх, если бы не эта окаянная рана, которая не дает мне сдвинуться с места, вы бы увидели, как бы я расшевелил всех этих людей!..
В тот момент Байардель постучался в дверь и, услыхав, как генерал крикнул: «Войдите», повернул ручку и вошел к комнату.
Жак Дюпарке лежал, растянувшись на походной койке. Одна штанина оторвана, на голом бедре окровавленная повязка. Подле него, полулежа на соседней кровати, отдыхала его жена, а перед ними, вытянувшись, бледный как полотно, стоял Мерри Рул.
— А, это вы, капитан! — воскликнул генерал, сразу подавшись вперед, будто намереваясь вскочить с постели, но это движение заставило его поморщиться от нестерпимой боли.
Он уронил голову на аккуратно сложенный мундир, служивший ему вместо подушки, и снова заговорил:
— Наконец-то, капитан, я ждал вас! Примите мои поздравления! Должен признаться, я премного вами доволен! Только благодаря вам удалось избавиться от опасности, которая нависла над всеми нами из-за этих черных тварей!
Жестом он указал на свое бедро и добавил:
— Вы только поглядите, что они со мной сделали! Представьте, пырнули меня копьем!
— Но как это могло случиться? — удивился Байардель.
— Нашим солдатам, которых мы направили в сторону Карбе, пришлось отступить. Так вот, я послал одного из них сюда за подкреплением, приказав найти вас, чтобы вы взяли на себя командование одним из отрядов, а потом попытался увлечь за собой остальных. Вот тут-то я и получил этот удар копьем! Они подумали, что я мертв! Впрочем, по правде говоря, поначалу я и сам так тоже подумал! Сразу скатился в какую-то яму. И тут же потерял сознание. Когда рассвело, оказался совсем один, вокруг ни души, несмотря на рану, мне удалось самому, без посторонней помощи, добраться до крепости.
— Генерал очень ослаб, — вступила в разговор Мари. — Он не сказал вам, что у него жар, новый приступ лихорадки! Надо дать ему отдохнуть. Поверьте, эта рана вкупе с лихорадкой ставят под угрозу его жизнь…
Дюпарке заворчал, недовольно передергивая плечами.
— А как же наш дом?! — воскликнул он. — Замок, который я так любил и который теперь наполовину в руинах!
— Не тревожьтесь об этом, мы непременно его восстановим, — заверила Мари.
Жак снова покачал головой. Лицо было бледное как полотно, а нос заострился, словно у покойника. Только тут Байардель впервые заметил, что лоб его сплошь усеян капельками пота. И это открытие растрогало его до глубины души.
— Генерал, — уже направляясь к выходу, обратился к нему Рул, — я сделаю все, что вы сказали. Ваши приказания будут выполнены.
— Надеюсь, так оно и будет! — только и бросил ему в ответ Жак.
— Позвольте и мне тоже откланяться, генерал, — промолвил Байардель. — Вы нуждаетесь в отдыхе. А как вы, мадам? — обратился он к Мари. — Надеюсь, не слишком пострадали?
— Ах Боже мой, — воскликнула она в ответ, — разве так уж важно, что дом наш разрушен, коли все мы остались в живых! Подумайте о тех, кто в этот час оплакивает близких или не имеет крыши над головой!..
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
После бедствия
В дни, последовавшие сразу за страшной ночью извержения вулкана, на всем острове было совершено множество зверских преступлений.
Многим рабам удалось сбежать, но они подались не в город, а затаились на холмах. Скрывались там, стараясь как можно дольше не показываться никому на глаза, питались плодами, собирая их вдоль дорог, сосали сахарный тростник, но главным их занятием стало убивать всякого, кого пощадил вулкан или кто слишком поторопился вернуться домой.
Тем не менее по приказу генерала почти все колонисты уже возвратились на свои земли. Им приходилось помогать друг другу, и не только в том, чтобы как-то снова наладить нормальную жизнь — иными словами, наскоро построить хижины, очистить поля от вулканического пепла, снова посадить сахарный тростник, банановые пальмы и кофейные деревья, но и чтобы сообща защищаться от негров, по-прежнему остававшихся в бегах. Для этого они объединялись в вооруженные отряды, организовывали настоящие военные походы в места, где были замечены очередные бесчинства беглецов. И после каждого из них следовали акты возмездия, жестокость которых с трудом поддавалась описанию.
Ни одного из пойманных таким образом рабов, даже если он и не совершал никаких преступлений, не оставляли в живых. Никакой жалости, никакого снисхождения! Специально дрессировали собак, и те умели по запаху находить места, где прятались негры. Эти звери терзали и загрызали их до смерти прямо на глазах хозяев, всячески подстрекающих их на жестокую расправу. Негров заживо сжигали, взрывали, набив предварительно порохом рот и заднепроходное отверстие. А некоторым просто отрубали обе руки и бросали на произвол судьбы, которая, впрочем, никак не могла оказаться к ним милосердной — рано или поздно все они неминуемо умирали с голоду. Кому же на острове могло бы прийти в голову проявить сострадание к безрукому негру? Кто стал бы кормить раба, который уже не в состоянии работать? Их полосовали, заживо сдирали кожу, разрубали на мелкие кусочки, четвертовали, привязывая за руки и за ноги к молодым необъезженным коням. Их хватали и тащили в уцелевшие после пожаров винокурни, где лили на головы кипящую жижу сахарного тростника, пока окончательно не сварятся мозги, а потом открывали череп и содержимое бросали псам. Привязывали за руки и за ноги к четырем столбам, затем разжигали на животе костры; некоторым выдергивали все зубы, другим отрезали половые органы, третьих заживо закапывали в землю, предварительно обмазав лицо сахаром, чтобы приманить муравьев. Некий колонист из Карбе, поймав одного из своих беглых негров, который, кстати, не сделал ему ничего дурного, живым привязал его к трупу убитой извержением и уже кишащей червями лошади. Бедняга умер медленной, мучительной смертью, пожираемый теми же самыми червями…
В общем, жертв было предостаточно. И негры, зная об этих жестоких казнях, мало-помалу притихли, смирились со своей участью. Каждый плантатор, вернув себе большинство своих рабов, снова заставил их трудиться в поте лица. Жизнь постепенно входила в свою колею…
Генерал не ошибся: торговля и вправду не замедлила возродиться с прежней силой.
В разрушенном Сен-Пьере то тут, то там вырастали лавчонки, их строили из досок от затонувших лодок и Бог знает из какого еще подручного материала, в основном же — просто-напросто из пальмовых веток. В хижинах со стенами, сплетенными из стеблей сахарного тростника, оптом и в розницу продавали вина из Франции и Малаги, ром и пунш, который мало-помалу становился здесь традиционным напитком. В других лавках торговали рыбой и дичью.
