Мэри Уэсли - Опыт воображения. Разумная жизнь
— А, эта. Но ей же было всего пятнадцать.
— Но сейчас-то должно быть больше.
— Нет, — Милли как будто оттолкнула от себя что-то. — Я не думаю, что она…
— Ее отец стал большим человеком в Индийской гражданской службе. Не помните? Его имя было в газетах, когда проходило отделение Индии в 1947 году. Вы должны помнить. Очень важный.
— Правда? А я как-то не связала. Так это тот самый сэр Денис Тревельян? А, понятно. У него ужасная жена. Я ее помню.
— Ну несчастье, которое не помешало его карьере.
— Как интересно. Как очень… ну да… И как глупо, что я не уловила. Ангус бы заметил. Я так скучаю по Ангусу.
— А потом про него еще раз писали газеты. Были статьи о нем и о жене.
— Скандал? — Милли открыла рот.
— Нет-нет, более странное. Они решили остаться в Индии, когда все оттуда уезжали. Это стало сенсацией. Они заявили, что представить себе не могут, чтобы поселиться в Челтнеме или в Танбридж-Уэлсе.
— Людям кажется это трудным. Наверное, это похоже на то, как овдоветь, вырвать корни. И что же, они там зачахнут и умрут? Наверное, девочка присматривает за ними?
— Я слышала, — сказала Фелисити, — что она отказалась ехать к ним, и решила жить самостоятельно. Она практически…
— О мой Бог! — воскликнула Милли. — Вспоминаю. Ее мать что-то писала о ней. Девочка стала проституткой.
— На самом-то деле она работает у моих друзей на западе. — Фелисити изнывала от скуки. Она думала: „Или я забуду этот разговор с годами, или он выльется и по капле попадет на бумагу“.
— Она сейчас, наверное, уже как следует поистрепалась. — („Вот это тоже надо запомнить“.) — Сколько разных людей вы знаете из разных кругов.
— Ну, я всегда думаю о людях. Я очень ими интересуюсь. И все очень связаны между собой, — сказала Фелисити вежливо.
— Ну да, вы вставляете их в книги. Вы же умница. Но чем я могу быть вам полезна, вываливая на вас кучу проблем, семейные тревоги? Я буду стареть, как говорит мой зять, и буду устраивать рождественские елки, как когда-то прежде. И я позову Джойс помочь мне. А она знает многих молодых людей, и мне пора вытащить палец, как выражается мой внук, ужасный мальчик.
— Вы знаете, что это означает?
— Да он объяснил. Я сказала, дорогой мальчик, я родилась не вчера. Я приглашу Джойс, она будет кстати. И для нее хорошо, она пока свободна между своими браками.
— А я думала, вы осуждаете разводы, — сказала Фелисити.
— Да, осуждаю. Но Джойс — другое. Она старинная подруга. Мы привыкли к ее отчиму, такому приятному человеку, мы охотились у него на куропаток в Пертшире.
ГЛАВА 51
Когда Флора прочитала о женитьбе Хьюберта в 1949 году на некой Виктории Рэглэн, она с удивлением и удовольствием отметила, что это ее никак не тронуло. Кто бы она такая ни была, она не испытает того свежего чувства, того порыва страсти, которое она сама испытала с Хьюбертом в Провансе. Медовый месяц не будет для него тем впервые изведанным ощущением, независимо от того, помнит он его или нет. Флора стала критерием для сравнения со всеми остальными. Виктория Рэглэн, может, гораздо симпатичнее, богаче, но она не будет такой. „Я была его первой любовью, — подумала Флора, — я была его первым приключением“. Но ни тогда, ни сейчас она не сравнивала себя с Джойс, она знала, что такое Джойс, и та всегда ей нравилась, с первых дней в Динаре. Джойс — развлечение. В Джойс не было зла, и она думала, что отношения с Джойс — необходимый курс сексуального обучения для таких молодых ребят, как Хьюберт и Космо. Мальчиками в школе они тоже прошли определенную практику. Флора обрадовалась за Хьюберта и надеялась, что он счастлив со своей женой так же, как удачлив в карьере. Она пошла созывать коров на вечернюю дойку с легким сердцем, а потом, когда загнала их под навес, где доила, подумала, что и Феликс тоже, вероятно, прошел через уроки какой-нибудь опытной женщины, вроде Джойс. С годами она вспоминала о Феликсе уже с меньшей болью. Очень часто в мыслях она видела его все тем же холодным мраморным любовником из полудетских грез.
Когда ее хозяева продали большую ферму торговому банку (банку Нигела, заметила Флора с удивлением), она согласилась переехать с ними в их новое небольшое имение, которое они приобрели. Они обещали ей предоставить собственный домик и определить больше обязанностей. Флора была довольна. И только после переезда поняла, что новая ферма совсем недалеко от Пенгапаха. Ей не надо было проходить мимо него и беспокоиться из-за этого. Но, если бы она захотела, она могла туда легко попасть. Это не так далеко, не за тридевять земель. И вот однажды, желая успокоить болезненные воспоминания из-за подслушанного разговора, после которого она убежала, Флора доехала до деревни на автобусе и отправилась через лес посмотреть.
В доме никого не было. Он печально приник к земле, окна закрыты, и дом казался слепым, таким, как когда она впервые увидела его вместе с Хьюбертом. Маленький садик зарос сорняками, и ползучие растения, посаженные кузеном Типом в разрушенной части дома, разрослись и закрыли стену. Пять ванн затянулись илом от сгнивших листьев, рыба исчезла, а старая пара, которую Хьюберт нанял следить за домом, должно быть, уже умерла. И ей показалось вполне естественным почистить русло ручья, ванны, выбросить сухие ветки. Она с удовольствием это делала, время от времени приезжая сюда по выходным. Она смотрела теперь на дом под другим углом зрения, и новые впечатления как бы накрыли собой и вытеснили из памяти прежние болезненные ощущения.
Иногда она замечала следы гостей — пустые бутылки из-под молока, отпечатки автомобильных колес, оставленный инструмент, уменьшившаяся куча дров. Однажды Флора, подходя к Пенгапаху со стороны скалы, услышала голоса. Она посмотрела на бухточку и увидела крепкого, седеющего и лысеющего — сверху было видно — Хьюберта. Он играл с детьми, они кричали ему:
— Папа, папа, посмотри, что мы нашли! Посмотри. — Они тащили охапки водорослей.
— Не давай им вымокнуть, дорогой. Помнишь, какая у них была ужасная простуда. — Виктория, когда-то Рэглэн, а теперь жена Виндеатт-Уайта, гибкая и девственная на свадебной фотографии на ступеньках церкви Святого Спасителя и всех ангелов, повиснувшая на руке Хьюберта и глядевшая на него с полным доверием, сидела теперь на сухом камне в окружении семьи — мужа и троих детей — и вязала нечто похожее на носок.
Флора стояла спиной к кусту утесника, наблюдая, как Хьюберт строит песчаный замок, окружив его рвом, сделав целую систему запруд на ручье, протекавшем через пять ванн к морю.
Она услышала, как Хьюберт сказал старшей девочке:
— Нет-нет, стой как следует, а то все разрушишь. Виктория! Забери Эмму, она растопчет запруду Джулиана!
Флора подумала, глядя на Хьюберта, а обращался ли он с Викторией так же по-хозяйски, как когда-то с ней? „Но я с ним долго не жила, разве во Франции. Я испортила его, позволив привезти себя в Пенгапах, так же как испортила путешествие на поезде с Космо во время войны. Я была резкая и нервная, и мне надо было выйти в Труро. Не поддаваться ему и не оставаться с ним до отлета. Хорошо, — подумала она, возвращаясь обратно по скале, — хорошо, что Хьюберт и Виктория пользуются Пенгапахом. Хорошо и радостно, что у Хьюберта так сложилось с женитьбой, с семьей“. Направляясь в обход, чтобы еще раз взглянуть на дом, Флора с удовольствием посмотрела на внушительный фургон Хьюберта и увидела плетеные ящики для винных бутылок в багажнике. Возвращаясь домой на автобусе, она думала о Хьюберте с удовольствием и с любовью. А потом прочитала о регистрации брака Космо в Челси. Он смеялся на фотографии. На заднем плане стояли Хьюберт и Виктория с серьезными лицами. Было трудно прочесть выражение лица Милли.
ГЛАВА 52
— А как было в Индии? Ты здорово загорел. — Космо критически оглядел племянника, надеясь под внешним сходством с Мэбс увидеть основательность Нигела. — Что будешь пить? — спросил он.
Они сидели за ленчем в его клубе, и он с удивлением заметил, что Чарлз надел костюм.
— Воду, пожалуйста, — сказал Чарлз. (Господи, какой добродетельный!)
— Трезвенник? — спросил Космо.
— Не совсем.
Космо сказал:
— Твой отец выпивал в твоем возрасте, ну, под стрессом.
— Но больше нет. Мама заставляет его беречь печень.
— Какой разумной она стала, — насмешливо сказал Космо. — Раньше она любила устраивать ссоры.
Чарлз засмеялся:
— А ему это нравится. Это заставляет его всегда держаться в форме.
Они заказали еду.
Космо, казалось, был счастлив посидеть молча. Чарлз несколько напряженно произнес:
— Гм… Мама сказала, что вы хотите со мной поговорить, дядя Космо.
— А она сказала, что я собираюсь делать?
