Джойс Элберт - Безумные дамочки
Роберт поцеловал ее в губы и взъерошил ей волосы.
— Я позвоню. Береги себя.
Когда Лу вышла на улицу, снег уже покрыл тротуары толстым слоем, и казалось, что он будет идти всю ночь. К счастью, она надела сапоги, иначе туфли бы пропали. Первое, что Лу сделала, придя домой, это накормила мистера Безумца, который все три дня бешено ревновал ее к Джоан и сейчас восторженно замяукал. Потом Лу переоделась в свои любимые бледно-лиловые брюки и пуловер и постаралась не смотреть на рождественскую елку, которую купила специально для Джоан. Теперь, когда та уехала, елка выглядела неуместной рядом с прозрачной софой и полосатым полом. Только она уселась читать «Тряпье», зазвонил телефон.
— Привет, — сказал Питер Нортроп. — Счастливого Рождества и наилучшие пожелания.
— Ты где?
— Только что закончил работать. Можно тебя угостить?
Она вспомнила о Беверли и Йене.
— Почему же нет?
— Хорошо. Где встретимся?
Как будто сам не мог догадаться.
— Заходи ко мне. На улице не слишком приятно, как ты, наверное, заметил.
— Заметил. Уже еду.
Она положила трубку, не попрощавшись. Рука дрожала. Питер впервые позвонил ей после того, как они расстались после смерти Дэвида. Несколько раз в редакции он предлагал угостить ее обедом, но каждый раз она вежливо, но твердо ссылалась на недостаток времени.
— Мы даже поговорить не можем? — спросил ее Питер однажды.
— Не о чем разговаривать. Ты знаешь, как я себя чувствую.
— Я знаю, но это не имеет смысла.
— Для меня имеет.
— Этот человек скопытился. Так? Всем его очень жаль. Но не ты же его убила. Так почему мы не можем встречаться?
— Потому что Дэвид мертв и потому что я не хочу.
— Здорово. Вот что мне нравится. Чисто женская логика.
Этот разговор состоялся несколько месяцев назад, а вскоре после него Питер переехал к Беверли и перестал приглашать Лу на обед. Она много раз думала об их романе и, хотя помнила, что он возбуждал ее в постели, все-таки не могла припомнить, что такое особенное он делал для этого. Ей просто это нравилось, и ей хотелось знать, лучше ли память у Питера или у него тоже остались только туманные воспоминания. Лу казалось, что ауру занятий любовью с определенным человеком можно восстановить только повторением этого процесса.
Она раскрыла «Тряпье» и начала невнимательно листать. Была ее статья о мексиканском и испанском влиянии на одежду для дома с великолепным снимком испанского танца. Была колонка Питера с предсказаниями о влиянии показа парижской коллекции в январе. В следующем номере будут рекламные объявления разных домов «от кутюр». Лу прекрасно помнила их еще с прошлого года.
Грес, 1 Рю де ла Пэ.
Шанель, 31 Рю Камбон.
Кастилло, 95 Фобург Сен-Оноре.
Филип Вене, 62 Рю Франсуа.
Жак Пату, 7 Рю Сен-Флорентен.
Кристиан Диор, Париж.
Марк Бохан не соизволил дать адрес на авеню Монтань. Ему хватило слова «Париж».
Лу встала, обула лыжные ботинки и прошла в покрытый снегом сад. Слепила снежок и, когда через несколько минут пришел Питер, бросила снежок ему в лицо. Он попал в лоб, и Питер в удивлении отшатнулся.
— Какого черта?
— Ты заслужил, подонок.
— За что?
— За то, что утащил у меня из-под носа колонку и оставил в чертовом отделе женского белья.
Питер стер снег с лица и отряхнул пальто.
— Не поздновато ли говорить об этом? Тони принял решение несколько месяцев тому назад.
— Я не смогла тогда это сделать. Было лето.
— Сгодилась бы бутылка из-под кока-колы.
Она смотрела на него из угла комнаты, и долго сдерживаемое негодование прорвалось наружу. И не только из-за колонки (хотя и не в последнюю очередь из-за нее), но и из-за Дэвида, из-за возвращения к Беверли.
— А почему я не должен был вернуться? — спросил он, когда она бросила ему в лицо все эти обвинения. — Ты меня не хотела. Ты отказывалась даже просто пообедать. И что я должен был делать? Жить всю жизнь в Гарвардском клубе?
Можно подумать, что в Нью-Йорке больше негде жить. Можно подумать, что в Нью-Йорке свет клином сошелся на ней и Беверли.
— Почему ты такой глупый? — спросила она.
Питер хотел ответить какой-нибудь гадостью, но сдержался.
— Слушай, Лу, я пришел не для того, чтобы в меня бросали снежками и попрекали прошлым. Лучше я пойду.
Он уже повернулся, когда она неожиданно сказала:
— Нет. Не уходи. Извини, пожалуйста.
Она подошла к нему, вытерла мокрое лицо, обняла и поцеловала в губы.
— Извини, — повторила Лу. — У меня был ужасный день. Снимай пальто, а я принесу выпить.
— Только если не швырнешь в меня стакан.
Они рассмеялись и снова поцеловались. Позднее, уже в постели, на нее обрушился ураган воспоминаний. Питер, легкий лимоновый аромат от него, прекрасная фигура, глаза, меняющие цвет от синего до зеленого, электрический ток в пальцах. Как она могла это забыть?
— Было прекрасно, как всегда, — сказал он.
— Я знаю. Я удивлена.
— А я нет.
— Почему?
— Потому что я помнил, как хорошо было раньше. Такие вещи не меняются.
— Я тоже так считаю.
Где-то в глубине души она надеялась, что это не так, что им не будет столь хорошо, как прежде. Несправедливо, если им будет хорошо сейчас, когда они безразличны друг другу. Все мы, в конце концов, животные, подумала Лу, перекатываясь на живот.
— Тебе скоро возвращаться домой? — спросила она через минуту.
— Да. Беверли перед уходом положила подарки под елку. Надеюсь, дети не вскроют пакетов, когда Маргарет отвлечется.
Лу задумалась, знает ли он, где и с кем сейчас Беверли.
— Беверли становится все хуже, — сказал Питер, будто прочитав ее мысли. — Больше пьет и все чаще шляется с этим безмозглым англичанином. Не знаю, что с ней делать. Она не хочет пойти к врачу.
— Разведись.
— Нет.
— Она не даст тебе развода?
— Этого я не знаю. Не спрашивал. И не хочу спрашивать. Думаю, она хочет развестись не больше, чем я. Беверли двадцать девять лет, и это ее пугает. А мысль оказаться в тридцать лет без мужа пугает еще больше.
Лу подумала обо всех женщинах, которых пугает грядущее тридцатилетие. Ей самой осталось всего лишь два года.
— Беверли и я должны быть вместе. Мы не всегда будем вместе, но не разведемся.
— Почему это так важно?
— Мужчины не любят терять своих детей.
— Женщины тоже, — сказала Лу, подумав о Джоан.
Но Питер не знал о ее дочери. Лу никогда не рассказывала, и Питер решил, что она говорит о Беверли.
— Беверли знает, что я не заберу у нее детей, если только она не станет…
— Кем?
— Ничего. — Он сжал губы. — Забудь. Не надо было об этом говорить. Это нечестно по отношению к тебе. К тебе это не имеет отношения.
Она вспомнила, что то же самое говорил Дэвид относительно Лилиан. Лилиан — это его проблема. Но если мужчина тебе небезразличен, как тебя могут не волновать его проблемы? Как ты можешь оставаться равнодушной?
— Я оденусь, — сказал Питер, свешивая ноги с постели.
Лу не шелохнулась. Она думала о силе супружеских и родительских связей. Раньше она не представляла себе их могущества, того, как трудно и болезненно разрывать их. Даже Питер, отнюдь не идеальный отец и муж, игравший обе роли весьма своеобразно, не желал отказываться от них.
— Я хочу кое-что сказать тебе, — сказал он, поправляя перед зеркалом узел галстука. — Я приберег это напоследок.
— Да? — Теперь, когда Питер уходил, она чувствовала себя опустошенной, холодной и одинокой.
— Ну, раз у нас теперь нет Осведомителя, я решил, что кто-то должен сообщать хорошие новости. И на эту должность я нагло назначил самого себя.
— Какие новости? — Она его едва слушала.
— О парижских показах. Угадай, кто поедет писать о них в следующем месяце.
— Тони Эллиот в тридцатый раз.
— Нет, дорогая. Ты.
На этот раз Лу не шелохнулась, потому что оцепенела. Она сглотнула, как рыба на берегу. Потом села, отбросив простыню, и уставилась на Питера. Он рассмеялся.
— Ты бы себя сейчас видела. У тебя даже у сосков удивленный вид.
— Ты шутишь, — наконец-то вымолвила она.
— Нет же. Тони скажет тебе об этом в понедельник, так что изобрази полное недоумение. А я решил, что у тебя будет гораздо более приятный уик-энд, если ты узнаешь хорошие новости сегодня. Ты же знаешь, каким мерзавцем становится Тони, когда объявляет такие решения. Он, если бы мог, ждал бы до момента отлета в Париж, а потом сообщил бы об этом по большому секрету. Странный человек. Странные мозги.
— Питер, не знаю, что и сказать. Не могу поверить. Я потрясена.
— Помолчи. Выпей. Поспи. Все будет хорошо. У тебя впереди блестящая карьера.
После того как Питер поцеловал ее и ушел, Лу решила, что лучше впереди иметь блестящую карьеру, чем ничего. Вшивая мысль. Сейчас ей дают поручение, о котором можно только мечтать, а она почувствовала еще большие усталость, страх, одиночество. Однажды Симона сказала:
