Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"
— Только жить им, детям, в своем настоящем, — задумавшись, Джамала произносит последнюю мысль вслух. Она одна сейчас. Талгат и Ольга в Москве, Зоинька с Ложкиным ушли на обед, во всем огромном офисном массиве тишина.
«Как будет жить в этом обществе маленький, незаконнорожденный человечек?»
«Как будет принят он этим обществом?»
«Мы ведь не отшельники, мы все очень друг от друга зависимы».
«…а Талгат и вовсе возненавидит меня, если или когда узнает…»
«И как бы я себя не убеждала, что мне неважно его мнение — это неправда! Он очень, очень нужен и важен мне».
Как ни сопротивлялась Диана, а к вечеру Рита с Соней вернулись в Городок.
«Не рассказывай Сонечке, что я уезжаю. Пока она будет с тобой на даче, она и не заметит, в Городке я или нет, — просила Рита мать перед отъездом. — У нас еще буквально два дня и два вечера с ней, а после я не могу сказать точно, когда увидимся. Я это делаю ради себя и ради нее. Просто постарайся понять…»
Диана впервые не нашла, что возразить Рите. Ее решимость прозвучала для Дианы фатальностью и безумием в одном наборе, но одно она поняла, хотя никак и не могла согласиться с этим окончательно — удержать Риту уже невозможно. Невозможно запретить ей, как в детстве, простым строгим «нет!» с объяснением «я взрослый и больше знаю».
Невозможно спрятать в свои ладони чужую расширяющуюся вселенную, аргументируя истерическим — не чужая же она мне!
Но и не твоя.
— Ваши дети — не дети вам, — чувствуя боль и растерянность жены, процитировал Павел за семейным обедом. Диана знала продолжение наизусть, но никогда раньше она не проживала так эту боль, как сейчас.
— Они дочери и сыновья тоски Жизни по самой себе. Они приходят благодаря вам, но не от вас. И хотя они с вами, они не принадлежат вам.
«Вы можете дать им вашу любовь, но не ваши мысли, — сидя с дочкой на заднем сидении автомобиля, ведомого Стефаном, проговаривает в сотый раз мысленно Рита. — Вы можете дать пристанище их телам, но не их душам, ибо их души обитают в доме завтрашнего дня, где вы не можете побывать даже в мечтах».
«Вы можете стараться походить на них, но не стремитесь сделать их похожими на себя. Ибо жизнь не идет вспять и не задерживается на вчерашнем дне, — помахав на прощание и пообещав Соне еще раз «покататься на грузовичке», Стефан едет дальше, унося в своем сердце знакомую, но впервые облеченную для него словами истину: — Вы – луки, из которых ваши дети, как живые стрелы, посланы вперед. Так пусть стрела в вашей руке станет вам радостью».
Ольга делает глоток и отставляет бокал. В угоду Вере сегодня она пьет вино.
Уютный ресторан, столики островками, свечи.
— Не ожидала я такого твоего решения, — произносит, чувствуя, как теплой волной топит ее спокойствие и опьянение.
Вера смотрит на Ольгу поверх граней своего бокала. В ее глазах, цвета холодного моря, отражаются свечи и московские сумерки. Она трагически красива сегодня. Словно встретились они, не договариваясь, не в центре большого города и с разрешения третьих лиц, а случайно, на каком-то неведомом вокзале среди поездов времени, пересечения судеб.
— Так будет лучше,— тихо и уверенно отвечает Вера, — так будет правильно и, главное, не помешает тебе.
После трудного дня, после нескольких месяцев, перевернувших Ольгину жизнь знакомства и событий, ей сейчас кажется все прошедшее сном. Не было Риты и Городка, Золотаревых с этим своим житейским прошлым.
— Прости меня, — искренне произносит она.
Вера накрывает руку Ольги своей ладонью. Молчит.
«Она боится заплакать», — понимает Кампински, берет ее руку и касается кончиков пальцев губами.
— Это прощай? — голос Веры предательски тих, но слова легко читать по губам, если ты прочел их уже в ее глазах…
— Я любила тебя, — шепчет Ольга, — прости за двусмысленность. За откровенность.
— Ты ее любишь? — словно пощечина. Беззвучная, невидимая, но… возможно, заслуженная.
Ольге никогда не понять Вериных чувств, ее жертвенности, мазохизма и черт знает, чего еще.
— Я не знаю — опускает глаза, а за ресницами темная ночь. За ресницами неизвестность.
— Выпьем? — поднимает бокал красивая женщина.
— А помнишь тот случай в примерочной? — Вера смеется до слез.
Ольга лишь смущенно качает головой. Бокал в ее руке наполовину полон крови Юпитера.
— Алька уходит от нас в другую компанию, — между делом официант приносит новую бутылку итальянской классики, показывает дамам этикетку. Ольга пожимает плечами на слова Веры: — Да хоть в декрет, мне без разницы.
Талгат, как оговорено, встречает Кампински у дверей ресторана.
— Спасибо, — она отдает ему ключи от машины. Он делает вид, что Вера, обнимающая Ольгу за талию, абсолютно трезва и адекватна.
На заднем сидении ауди тесно, темно.
— Ты с ним и правда спала? — шепчет Вера, слегка прикусывая Ольгину мочку уха.
Исин везет их в Ольгиной машине по адресу, названному Верой. Не смотрит назад и старается не подслушивать — тут дело и вопрос чести, несовременного/невыгодного качества.
Кампински передергивает плечами:
— Ты же знаешь, я могу быть только сверху, — холодно звучит в ответ ее голос. — А он ни разу не женщина.
Когда Рита решается набрать Ольгин номер, Кампински давно спит в собственной кровати мертвым сном.
Занятый разбором проектной документации на Ольгином компьютере, Талгат тоже не слышит.
Оставленный на вибрации аппарат смущенно умолкает, зажигая слабый ярлычок «пропущено».
Мир накрывает ночь.
Тьма укрывает все наши мысли, мечты и сомнения. Что там чужая душа, когда в собственной разобраться не у всех хватает ума и/или смелости.
Возвращаясь к Семенову, Вера клянется себе забыть Ольгу, мастурбирует в ванной. В следующей жизни она обязательно…. вспомнит этот момент и захочет напиться, но доведет до конца (себя) и устало решит отложить пьянку до следующей жизни.
Решение о смене руководителя проекта наверняка было принято им и поддержано ею.
Никите Михайловичу не спится. Он меряет шагами кабинет — стенные часы тактами земное время.
Они оба попросту «умыли руки» из щекотливой ситуации… тьфу ты, господи! Кому я вру? Он кряхтит и грузно опускается в потертое кожаное кресло.
— Кого и когда в нашей стране останавливали слухи? Кто с кем спал, а кто не успел.
Здесь дело в другом — в новом времени, в новой политике, пусть и замешанной на старых традициях, но уже переползающей на уровень Х. И в этой обновленной расстановке сил им не нужен старый Золотарев — местный феодал с безграничной властью над Филиалом. Необходим послушный и верный адепт-управленец. Тот, кто не будет спорить или продвигать свои проекты. Тупо проводить волю Центра и ревниво следить за точностью ее исполнения.
«Я не смог бы так, и Семенов знает это. Поэтому он сам все курировал, пока я не сдал последний проект Мишке. Миша не боец. Он неплохой инженер, средненький управленец. Он идеально впишется в это их новое корпоративное время».
Он… один раз пытался бунтовать и побыть мужиком. Даже отвоевал себе право жениться на этой пигалице из Москвы, и вот что теперь из этого вышло?
Муж огромной Компании отправляет любовницу жены в ссылку, а она заводит шуры-муры с местной дурочкой. О, времена! О, нравы! Муж местной дурочки, местный идиот ни хера не понимает (или делает вид), но чтобы он и дальше смирно работал на компанию, нужно спрятать концы в воду. Сыграть в испорченный телефон, чтобы при случае неверной трактовки происходящего смахнуть все на несовершенство связи. В итоге местному дураку меняют руководителя-бога на обычного человечка-проводника воли божьей, сами всевышние скрываются за облаками. Любовницу забирают с собой — без нее им скучно, а что до дурочки, так ее дело просить у церкви милостыньку всю ее оставшуюся жизненьку. Она расходник, тряпка, соломенная кукла на сожжение.
Усталый Никита Михайлович покидает свой кабинет, выключает свет, идет в старую спальню к старой жене и признает — я устал, пусть будет как будет. Мишка займет свое прочное место вассала, не самый плохой вариант в текущей реальности, и с его способностями он нормально доживет до старости. Семеновы позаботятся о процветании и нерушимости Компании в целом. Пути Кампински не поддаются логике и анализу, да и кто когда бы прогнозировал шута?
