Запрещенные друг другу (СИ) - Александер Арина

В первый рабочий день Алла Николаевна дала добро не проводить занятия, предоставив детям возможность поближе познакомится с новой воспитательницей. Спасибо, Наташа, выполняющая обязанности нянечки, всегда была под рукой и помогала не перепутать имена.

Были среди её воспитанников и более спокойные, и более шубутные. Те, кто тянулся в поисках тепла и любви, и те, кто с яслей заявлял о самостоятельности. Были из благополучных семей и не очень. Те, кто любил манную кашу и без проблем спал в обед и те, кто тихо играл в игровой и помогал собирать разбросанные игрушки. Всё как всегда, с одной лишь особенностью: меняли лица, имена, судьбы…

Двадцать три маленьких человечка. Все такие разные, но уже не по годам смышленые, с серьёзными, внимательными глазками. Так хотелось поделиться с ними знаниями, удачно подготовить к школе, привить любовь к учёбе.

— Голова не болит? — заглянула на пять минут Зыкина, кивая в сторону орущей толпы.

Юля закрыла журнал посещаемости и откинулась на спинку стула, поправляя волосы.

— С чего бы? Ты разве забыла, как мы вместе начинали после университета? Меня таким не возьмешь.

Таня рассмеялась. Что есть, то есть. Нервы у Осинской всегда были крепкие. Всем коллективом тогда удивлялись, откуда у столь хрупкой девушки столько терпения. А ответ оказался прост: человек она такой, правильный, душевный. Действительно воспитатель от Бога. Выбрала профессию непросто так, а по зову сердца. Не каждому дано так любить чужих детей, перебирать на себя их проблемы, стараться помочь. Лично у Тани, сколько бы ни старалась — ничего не получалось. Детей любила, но и выводили из себя частенько. Ни одни успокоительные не помогали. То ли она — такой человек, то ли дети такие попадались.

— Тань, — обратилась к ней Юля, поднявшись со стула, — а что там за пятно в спальне в левом углу? Я когда в пятницу приносила документы, Николаевна и словом не обмолвилась, а сегодня смотрю, пипец просто.

— Да, пипец. Аварийная ситуация, если кратко. Пятно давно, — принялась вводить в курс дела, спрятав руки в карманах белоснежного халата, которые в их дошкольном учреждении носили все без исключения. — Крыша течет, будь она трижды неладна. Второй год мучаемся. И к мэру на прием ходили, и письма писали — всё до задницы. То денег у них нет, то ума. За счёт родителей, говорят, делайте ремонт. Совсем охренели, — перешла на шепот, подойдя поближе. — Студинский, значит, когда шли выборы, наобещал в три короба, а сейчас руки разводит, мол, не одни мы у него такие. А мы и так уже с родителей на что только не тянем. Стыдно уже.

— Ясно, — вздохнула Юля, наблюдая за сыном. Он как раз играл с двумя девочками «в магазин». Права была Маринка, утверждая, что у него отбоя не будет от невест. Так и вышло. Как не с одной познакомился, и та угостила его конфеткой, так со второй сел рисовать. А их, девчушек этих, аж шестнадцать в её группе. Сашке будет где развернуться и на ком тренировать свое умение обольщать женские сердца ещё сызмальства. — Слушай, Тань, а может, я с Глебом переговорю по этому вопросу. Он с разными людьми общается, много частников, у которых свой бизнес. Вдруг выделят спонсорскую помощь, им же тогда налог меньше платить. Мне кажется, от таких быстрее придёт помощь, чем от нашей власти.

Таня сверкнула глазами, оживившись.

— Отличная идея! За спрос в лоб не бьют, а так хоть какая-то надежда. Кстати, как он отреагировал-то? Не скандалил?

Юля вовремя опустила глаза, пряча за густыми ресницами обиду, а когда снова посмотрела на участливую подругу — от её присутствия не осталось и следа.

— Нет. Мы все решили «полюбовно».

И не придраться. Сказала чистую правду. Таня одарила её придирчивым взглядом, но не заметив и намека на блеф, успокоилась. Зря Юля переживала, считая себя плохой актрисой. Всё у неё получалось. Даже очень хорошо.

— А ты как? — быстро сменила тему, не желая нарываться на допрос с пристрастием. Таня слишком проницательна. Если начнет расспрашивать, копнет поглубже — надавит на больной мозоль. А он только начал стихать. — Как мама? Анютка?

Таня тяжко вздохнула, покосившись на дверь. Близилось время обеда, нужно помочь нянечкам расставлять тарелки, но несколько минут поговорить можно.

— Да нормально всё, Юль, — полыхающий внутренним огнем взгляд тут же потух, противореча только что сказанным словам. Паршиво всё было, но старалась не киснуть. Не было когда печалиться. — Полгода прошло, смогла отпустить и себя, и его. Знаешь, — прошептала доверительно, наклонившись к уху, — ненависть — хреновое чувство. Разрушающее. Я когда увидела, что ногти стали слоиться и волосы выпадать от стресса, сразу себе сказала: а пошел он нах**, Бог сам воздаст по заслугам. А заживо хоронить себя из-за такой мрази? Не стоит он того. Кому я сделаю хуже? Только себе и своим родным. Кто-то будет жить припеваючи, а я должна в дерьме захлебнуться? Нетушки. Не бывать такому. Сейчас лето, каникулы, с мамой Аня сидит, иногда соседка захаживает. Смотрят сериалы целыми днями, семки щелкают.

— А в милиции что говорят? Есть зацепки? Сумма немаленькая, где-то же должна всплыть?

— Ой, — отмахнулась в сердцах подруга, — эти туда же, что и наша власть — одни обещания. Им пока не помажешь — никакой отдачи. А где я им сейчас возьму бабосики эти. Ой, — нервно хихикнула, утирая краем рукава повлажневшие глаза, — хохма, одним словом: чтобы найти украденные деньги — надо ещё и на лапу дать. Ну, ничего, — поправила воротник, улыбаясь, — будет и на нашей улице праздник. Прорвемся.

Юля приобняла её за плечи, прошептав слова поддержки. Теперь они будут видеться каждый день, смогут говорить и делиться наболевшим открыто. Это сейчас они осторожно прощупывали друг дружку, отвыкнув оголять душу, потом станет проще.

— Ну всё, всё, — засуетилась Таня, шмыгнув носом. — Я позже загляну к вам, отметим, так сказать, твое возвращение в родные пенаты. У меня и винчик есть, и шоколадка с миндалем. Так что ждите!

И правильно. Что там у тебя на душе, насколько паршиво — никто не должен догадываться, особенно дети. Они ведь как рентгены — быстро всё считывают, чувствуют твой настрой на подсознательном уровне и капризничают потом. Что бы не стряслось у тебя дома, как бы ни было паршиво на душе, а на лице всегда должна присутствовать улыбка

Пока Юля убирала со столов карандаши, в группу на всех парах ворвалась Наташа. Наполненная доверху кастрюля с супом едва не расплескивалась от быстрого бега, а сама нянечка была чем-то взбудоражена.

— Юля… Анатольевна, — подлетела, на ходу поправляя съехавший набок платок, — тебя Николаевна вызывает к себе. Срочно!

— А что случилось? — отставила коробку с набором для рисования, заволновавшись. С чего бы? Виделись же недавно. С документами у неё порядок, медосмотр тоже без изъяна.

Наташа поставила кастрюлю на подставку и, запыхавшись, ответила:

— Из мэрии приехали. Наконец-то приняли нашу заявку, и насколько я поняла, собираются чинить всю крышу.

Действительно, было от чего разволноваться. Не каждый день в их учреждение наведывались птицы столь высокого полета да ещё без предупреждения.

— А я тут при чем? — не поняла Юля, растерявшись. Есть директриса, есть завхоз, экономисты там, вот пускай и решают, что да как.

— Так в нашей же группе течёт? Вот тебя и вызывают. Проведешь, так сказать экскурсию. И халат не забудь, — напомнила Наташа, вынуждая вернуться и набросить на плечи медицинский атрибут. Когда такие гости — соблюдение всех правил обязательно.

Теперь уже Юля неслась по лестнице, пребывая в возбужденном состоянии. Вот так удача! Потолок в спальне действительно в плачевном состоянии. Под таким находиться опасно, не то, что спать.

Перед самым кабинетом притормозила, дабы успокоится. Сквозь неплотно прикрытую дверь слышались негромкие голоса. Говорила Николаевна, жалуясь на состояние злополучной крыши и завхоз, поддакивая в нужных местах.

Периодически, их рассказ перебивался бархатным, слегка хрипловатым баритоном, от которого у Юли на коже зашевелились мелкие волоски. Ошарашено уставилась на дверь, не зная, как реагировать на неожиданную реакцию. Впервые с ней такое. Необычное ощущение. Чтобы вот так, от одного только голоса?!.. В жизни такого не было.