Ты теперь моя (СИ) - Тодорова Елена
— Молодые люди… Молодые люди! Да что вы себе позволяете? — орёт сбоку возмущенная соседка. — Сейчас милицию вызову!
Дверь открывается, когда Макар с Сеней готовятся выносить ее вместе с коробкой. А эта мелкая зараза, жена, мать ее, которая, стоит на пороге и улыбается.
— Привет! А я как раз собиралась домой. Хорошо, что ты приехал!
Хорошо, что приехал???
Да ты, девочка, озверела так зарываться!
Столько людей поднял. Сам сорвался. А она стоит мне тут, выкаблучивается и овцой прикидывается.
— Успокойся, женщина, — смещаясь к соседской двери, елейным голосом басит Сеня. — Жить хочешь? Я тебя спрашиваю, хочешь? Звук убавь. Вернись в хоромы. И зарубку себе на будущее поставь, не мешать серьезным людям дела делать. На, вот, на гречку и апельсины, за беспокойство, — на этом бы и закончить, но нет же, Семён — знатный понторез. Иногда забывает, где и с кем находится. — А лучше цацку себе какую купи. Красивая ты баба, западло быть такой визгливой. Мужик у тебя есть? Почему это не мое дело? А если я интересуюсь?
— Сейчас же отойдите. Мне ваши деньги и интересы не нужны!
— Семён, это не так делается, — вываливается на площадку мелкая торпеда.
Прищурившись, наблюдаю за тем, как она имеет наглость еще и в этот замес мешаться:
— Вас как зовут?
— Света.
— Простите нас, пожалуйста, Света. У вас есть телефон? Есть, да? Можно попросить? Семён хочет вас в ресторан пригласить. Какой ресторан? Приличный. Улыбнись, Семён. Покажи себя с лучшей стороны.
С лучшей стороны, мать твою…
Дернув удавку, ослабляю ворот рубашки. Медленно перевожу дыхание, чтобы не выписать ей п**** прямо здесь.
— В машину! Быстро.
Ее счастье, хватает ума не препираться. Сбегает по лестнице с такой скоростью, словно я, бл*дь, за ней гнаться собираюсь.
Острых ощущений захотелось, девочка?
Я тебе их устрою.
Спокойно спускаюсь, давая себе время немного остыть.
Макар зло скалится. Семён, допетрив, что тоже малость рамсы попутал, помалкивает. Отправив его на заднее сиденье к Назару и девчонке, сам сажусь на переднее.
Торпеда сопит молча до самого дома. Все правильно. Чувствует наверняка, что скоро будем грехи отпускать. Дай только доехать.
— Казаха к скольким ждём? — между тем интересуется Макар.
— К девяти договорились.
— Баньку истопить?
— Можно, — даю добро. — Назар, ты мясом займись. Сеня, все остальное проконтролируй.
— Не вопрос.
Обращаясь к парням, ловлю обеспокоенный взгляд девчонки. Навострила защитные механизмы. Поздняком метнулась. И не в первый раз. Решительно не понимаю, какого хрена она такая импульсивная? Разве не должен был Хорол научить понимать мир, в котором она варится с детства? Если баловал и ограждал — глупость сотворил. В нашем деле даже самый младший должен соблюдать ряд правил.
Едва Макар глушит мотор во дворе, выталкиваю для девчонки:
— В дом пошла.
— Эмм… — в зеркало заднего вида наблюдаю, как эта выскочка поднимает указательный палец вверх, призывая всех к вниманию. — А можно, пожалуйста, поласковее?
— Юля! Пошла отсюда. Быстро!
На выдохе, который совершает, у нее едва пар из ноздрей не валит.
Долбанув дверью, виляет задницей в направлении главного входа. Следом выбираюсь из салона. Жестом показываю ребятам, чтобы все оставались на улице, и тоже вхожу в дом.
По пути в ее комнату напоминаю себе, что ей всего восемнадцать. Молодая. Совсем девчонка. Оттого и дурная такая. Надо как-то культурно ее подмять. Надо…
К *беням ее возраст!
Я тебе сейчас устрою поласковее!
Глава 8
Ты в моём теле разливаешься ядерным взрывом…
© Рита Дакота «Армагеддон»
Юля
— Раздевайся.
Указание прилетает неожиданно. Встрепенувшись, быстро оборачиваюсь. Не слышала, как Сауль вошел в комнату. Более того, не предполагала, что пойдет следом за мной. Успела расслабиться, решив, что он вместе со всеми будет готовиться к встрече с неким казахом.
— В смысле?
Глупее вопроса не придумаешь. Дурой-то прикидываться — последнее дело, но тут… С Саулем на подкорке инстинкт самозащиты срабатывает. Только вот не всегда вовремя и не всегда правильно.
— В прямом. Одежду снимай.
Он не прикасался ко мне шесть дней. И если бы не моя импульсивная выходка, возможно, и сегодня бы не тронул. Потому что, глядя в его темные глаза, я понимаю, что явился он не за удовольствием. Наказывает.
Я не хочу так.
То есть я не хочу никак, конечно же!
Вот только чувствую: мое сопротивление усугубит ситуацию до критического предела. Саульский на взводе. Покорно прихватывая край топа, неловко стягиваю его через голову. Лифчика на мне нет. Взгляд мужчины сразу же плоти касается. Ощутимо. Кожа вспыхивает и откликается горячим покалыванием. Отголоски непрошенных воспоминаний того, как все было в нашу первую ночь, заставляют тело реагировать.
Прочь. Прочь. Прочь.
Сауль мудак. Я его ненавижу!
Соски, болезненно сжимаясь, выдают мое непозволительное волнение, потому как в комнате отнюдь не холодно.
Быстро справившись с шортами, хватаюсь за кромку трусов, как меня вдруг осеняет:
— Я не могу сейчас! У меня месячные.
— Раздевайся.
Лицо жесткое. Тон безапелляционный.
Почему с ним я чувствую себя каждый раз хуже и хуже? Господи, как я переживу еще и это унижение?
Зажмуриваясь, спускаю трусы. Переступив через них, аккуратно откладываю на тот же стул, куда побросала остальную одежду.
— Если ты хочешь прямо сейчас… — закончить нормально не получается. — У меня тампон. Нужно, хм, сначала в ванную… Можно?
Вздрагиваю, когда он вместо ответа начинает двигаться. Невольно пячусь, но так заторможенно, что уже через пару секунд Сауль сжимает мой затылок и валит меня лицом вниз на кровать. Ужас сковывает мои внутренности и сцепляет на грубые скобы разлетающееся безумными ударами сердце, но я не сопротивляюсь. Горячо надеюсь, что он оценит мое смирение, остынет и отпустит.
— Тебе ведь все понравилось в прошлый раз? Сегодня поблажек не будет. Ты больше не целка, а я очень зол, — свирепо дробит Саульский, жёстко вжимая мое лицо в подушку.
Какой же непроходимой идиоткой я была, распознавая его прошлые действия как грубость. Только сейчас, по этому звериному голосу, понимаю, что видела лишь лайтовую версию. Каждой клеточкой чувствую силу его ярости.
— Ласки тебе захотелось? Внимания? Что еще? Приготовься, мурка. Сейчас ответишь по-взрослому, — дергает меня за волосы, а я даже на этой боли сконцентрироваться не могу. Ловлю каждое его слово, интонации, дыхание. Пытаюсь придумать, как реагировать. Ищу подсказки извне, потому как мой шокированный разум явно не собирается определяться самостоятельно. — Больше так нарываться, подставлять моих людей, играть у всех на нервах тебе не захочется.
Мне уже не хочется! Выразить бы еще словами…
— Руки за голову.
Паника внутри меня нарастает. Однако, вытягивая руки, я усилием воли приказываю себе лежать неподвижно. Насколько это возможно, учитывая то, что меня начинает дико колотить.
Он отпускает. Слышу позади себя шорох одежды и понимаю, что раздевается.
Господи… Господи… Мать твою, что он собирается со мной делать? Выдержу ли я? Как отключиться?
В какой-то момент все звуки стихают. Остается лишь мое громкое дыхание, но его мы не будем брать во внимание. Саульский стоит где-то там, позади, и молча меня разглядывает. Уверена, что намеренно медлит, заставляя меня умирать от страха и унижения.
Ему это, конечно же, удается.
Хриплыми и влажными рывками выдыхая воздух, вгрызаюсь в подушку зубами, когда ощущаю спиной палящую твердость и всепоглощающую силу обнаженного мужского тела. Тяжесть эрекции между моих ягодиц кажется в это мгновение раскаленным железом.
Пытаюсь справиться и подавить внутреннюю истерику. Хочу сделать медленный глубокий вдох. Не получается даже это. С губ срываются какие-то жалкие, потерянные звуки. Кровь, прорываясь сумасшедшими толчками, несется по натянутым венам, словно вулканическая лава.
